Лев Пучков - Чистильщик
– Нехорошо мне в СИЗО будет, дядя Борис, – мрачно сообщил я. – Знаешь, сколько товарищей хотят мою голову?
– Знаю, мальчик, знаю, – торопливо покивал Гольдман. – Уже дадено кому надо – будешь сидеть в комфортабельной одиночке. Ты же у нас бывший вэвэшник – положено отдельно содержать. Так что – не беспокойся, быть удавленным в общей камере тебе не грозит.
– Ну и на этом спасибо, – поблагодарил я и поинтересовался: – Как Дон?
– Нормально, – отводя взгляд, ответил Гольдман – в его голосе я уловил фальшь. – Ты не волнуйся – сиди себе… Да – вот еще что! Без меня – ни слова! Понял? Ни е-ди-но-го словечка! Все показания – в моем присутствии. И ничего не вздумай подписывать. Ясно?
– Да понял я, дядя Боря, – успокоил я Гольдмана. – Вы, главное, найдите, кто меня подставил. И знаете – я могу подсказать: ищите в Кировском районе.
– Это уже не твоя забота, мальчик мой, – мудро сощурился Гольдман. – Твой патрон занимает достаточно высокое положение в системе, а потому у тебя не должна болеть голова о том, как тебя будут вытаскивать из дерьма, в которое ты имел неосторожность вляпаться. Так что – сиди себе…
Меня благополучно переместили в СИЗО и водворили в одиночку. Никто меня ногами не бил и прикладами в спину не тыкал – наверно, проинформировали, что я за птица. Правда, мне не понравилось, что при перевозке были предприняты, на мой взгляд, излишние меры предосторожности. Во-первых, на меня натянули наручники в положении «руки за спину» и хромированные ножные кандалы, не позволявшие широко переставлять ноги. Во-вторых, начальником караула был пожилой капитан – командир роты по конвоированию. Я выходец из внутренних войск и знаю, что начкаром в данном случае мог быть и обычный прапорщик. Офицер, тем более командир роты, возглавляет караул только в особом случае.
Обстановка одиночной камеры комфортом не отличалась: откидные нары и отвратно воняющая в углу чаша «Генуя» (на местном диалекте – «параша» или «толчок»), над которой сиротливо зависал протекающий водопроводный кран. Когда я намекнул, что неплохо было бы заполучить матрац, робу, туалетные принадлежности и так далее, корпусной терпеливо разъяснил:
– Вот на зону придешь – тама тебе все и дадут. Тута ни фуя не получишь. А матрац – с бикарасами. Хошь?
Я решительно отказался – уж лучше на голых досках бока отдавливать, чем потом беспрерывно чесаться…
– И вооще – должен радоваться, – сообщил свое мнение корпусной. – У нас тута людишек – как сельдей у бочке. А ты, как король, – отдельно. По режиму, вишь ты, полагается ему! Хм… Ну, бывай, хлопец. – И со страшным скрежетом захлопнул железную дверь, похоронив меня в замкнутом пространстве камеры…
На следующий день, после завтрака, который состоял из пары кусков липкого черного хлеба и тарелки перловки с острым привкусом хлорки, меня повели на допрос. Комната для допросов располагалась в этом же корпусе, на последнем этаже. За ближним к зарешеченному окну столом сидел румяный молодой человек с бездонно-голубыми глазами и скучающе обрабатывал ногти маникюрной пилкой.
– Спасибо, – сказал он корпусному и сделал отмашку рукой – типа удались, тот ретировался, оставив дверь слегка приоткрытой.
– Дверь-то закройте! – возвысил голос румянолицый.
В коридоре раздалось брюзгливое бурчание по поводу какой-то матери и безопасности следователя, однако дверь закрылась.
– Ну вот и ладненько, – констатировал румянолицый и указал рукой на свободный стул: – Садитесь, пожалуйста.
– Спасибо, – буркнул я, присаживаясь, и уточнил: – На сколько?
– В смысле? – не понял румянолицый.
– На сколько садиться – лет на двадцать? – Я внимательно посмотрел на собеседника, стараясь определить степень сопричастности следака моим напастям.
– Ах, вон что! – румянолицый смущенно улыбнулся и нервно мигнул – значит, в курсе, сволочь, почем дровишки! – Я полагаю, мы разберемся с вашим делом, угу… и расставим все точки над «i». Кстати – я ваш следователь. Звездорванцев, Василий Хафизуллович…
– Василий Хафи… как? – переспросил я.
– Хафизуллович, – зарделся следак. – От слова Хафизулла.
– Эк вас угораздило, – посочувствовал я. – А на вид вы совсем даже бледнолицый! Да и фамилия… Хм! Н-н-да…
– Ну… где вы встретите сейчас носителя чистого этноса? – заоправдывался Звездорванцев. – Сейчас все так перемешалось… мгхм… хммм… монголы там, видите ли, триста лет, ага… Так что… А насчет фамилии – увы, мы не выбираем. Впрочем, давайте займемся делом.
— Давайте, давайте, – согласился я и выдал: – Вы в курсе, что без своего адвоката я вам ничего не скажу? Там, на подходах к изолятору, должен где-то топтаться такой толстенький курчавый дедок – мой адвокат. Гольдман его фамилия.
– Ну, дорогой вы мой! – поморщился следователь. – Зачем же вам сразу заручаться протекцией такого маститого адвоката, уподобляясь каким-то рэкетирам? Мы будем разбираться по существу дела скрупулезно, дотошно, не упуская ни одной детали. С материалами предварительного следствия я ознакомился, прекрасно знаю…
– Вы не поняли! – перебил я. – Гольдман – адвокат, работающий на нашу фирму. Я сотрудник фирмы. Быть может, мы с вами беседуем в последний раз, достопочтимый Василий Хафи… тьфу! – короче, гражданин следователь, тащите сюда этого старого еврея, ежели желаете контактировать! Кстати, вы его видели или так – понаслышке знаете? А то я вам его опишу…
– Видел, – Звездорванцев замялся. – Ээээммм… дело в том, уважаемый Эммануил Всеволодович… знаете, Гольдман вчера вечером попал в автокатастрофу. Мммм… сейчас он лежит в реанимации…
– Что?! – Я вскочил и подался через стол к следователю: – Чего вы несете? Я вчера с ним разговаривал!
Следователь опасливо отодвинулся и покраснел. Рука его нашарила на столе черную кнопку звонка и зависла над ней, как кошка, изготовившаяся к прыжку.
– Но-но! Эмоции! – петушиным всхлипом выдал Звездорванцев. – Говорю вам – в реанимации… Вчера, между десятью и одиннадцатью часами вечера, его машина столкнулась с бульдозером, который на большой скорости…
– Бульдозер на большой скорости?! – Я скривился в ухмылке. – А каток асфальтный на большой скорости не пролетал?! С реактивным двигателем?! Вот уроды-то! Все куплено! От бля, а!
– Прекратите, – тихо попросил Звездорванцев, утирая внезапно вспотевший лоб. – Я никакого отношения к бульдозеру не имею. И вообще никакого отношения к адвокатам не имею – я из другой службы…
– Службы, службы! – передразнил я. – Знаем мы вашу службу! Не буду ничего показывать. Точка. – Я пристукнул кулаком по столу и для пущей убедительности продемонстрировал следователю кукиш: – Вот вам, а не показания!
– Ясно. – Звездорванцев тяжело вздохнул. – Имеете отвод?
– От каких вод? – удивился я. – Я секретарь-референт! Водами никогда в жизни не торговал! Ну, вы даете!
– Да нет, – досадливо нахмурился следователь, – если я вас не устраиваю, можете написать заявление – официальный отвод. Если причины отвода – веские, вашим делом будет заниматься другой следователь. А вам назначен адвокат Иноземцев – очень, знаете ли, опытный и авторитетный…
– Когда назначен? – живо поинтересовался я.
– Сегодня, естественно! – Следователь смутился.
– Вот оно что! – ядовито протянул я. – Можете передать: пусть адвоката этого, назначенного, на пенсию отправляют! Он мне на хер не нужен!
– Отказываетесь от защиты, значит? – уточнил Звездорванцев.
– Не-а, не отказываюсь, – я развел руками. – Зачем мне ваши адвокаты? Фирма найдет мне защитника не хуже Гольдмана – вот тогда и будем разговаривать. И отвод я не собираюсь писать: вы ли, кто другой – какая разница?
– Ясно. – Звездорванцев опять вздохнул. – На вопросы отвечать отказываетесь?
– Отказываюсь! – Я внимательно осмотрел одежду следователя. – Кстати – закурить не дадите?
– А отвечать будете? – хитро прищурился Звездорванцев. – Если будете, тогда дам!
– Не буду, – упрямо насупился я.
– Аааа! Стойкий ленинец! – Звездорванцев улыбнулся и достал пачку «Лаки страйк»: – Все равно – нате. Вы мне чем-то симпатичны, Эммануил Всеволодович.
– Спасибо! – искренне поблагодарил я, вытаскивая четыре сигареты и пряча их в штаны. – К сожалению, не могу сказать вам то же самое. Ваш брат в последнее время мне что-то здорово не нравится – ну о-о-очень не нравится. Либо хитрые продажные шкуры, либо затурканные трудоголики, которые до пенсии расколупывают чемоданные кражи, не замечая, что рядом воруют эшелонами, практически не маскируясь! Нормальных нет.
— Ну, это не мы! – Следователь протестующе потряс руками. – Это специфика работы такая. А меня вы к какому разряду относите?
– Пока не знаю, – покривил я душой и прищурился: – Разберемся со временем. Вот что – я подумаю на досуге, а вы приходите завтра и приводите адвоката – тогда я вам все расскажу. Только позвоните 2-93-51 – это номер моего шефа, скажите, что я прошу адвокатика приличного найти, Договорились?
