Лев Пучков - Чистильщик
– Вот это я трахнулся! – восхищенно отметило угасающее сознание.
Очухавшись, я не сразу сообразил, где нахожусь и что со мной делают. В глотке ужасно жгло, остро пахло спиртом – попытавшись сглотнуть, я почувствовал, что не в состоянии это сделать. Во рту было что-то твердое – судя по привкусу – пластмасса. На глазах я ощутил что-то типа шерстяного шарфика.
– Давай еще, – раздался чей-то голос. Через то, что было у меня во рту, в глотку полилось что-то жгучее.
«Воронка, – определил я и еще определил: – Водка. Но почему-то разбавленная теплой водой».
Попытался рвануться – не получилось. Кто-то крепко держал меня. В процессе вливания участвовало не менее трех человек: один сидел на ногах, второй придавил мои руки к полу коленями, а третий взгромоздился на грудь и вливал через воронку смесь водки с водой – грамотно вливал, гад, мелкими дозами, давая глотнуть воздуха и приготовиться к очередной порции.
«Козлы, – печально подумал я. – Как вычислили? Как подкрались? Совсем квалификацию потерял… Губернаторша подставила, что ли?!»
– Хорош, – послышался голос. – Давай его сюда! Вливальщик освободил мою грудь от своей увесистой задницы, двое подхватили меня за руки, за ноги и швырнули на постель – я с ужасом почувствовал под собой обмякшее женское тело. Попытавшись встать, я получил еще один профессиональный удар в основание черепа и вторично потерял сознание, успев напоследок расслышать: «Смотри, аккуратнее – чтобы вовремя очухался…»
Очухался я как раз вовремя. Открыв глаза, отметил, что шарфик отсутствует, а подо мной лежит Ольга. Голова у нее была неестественно вывернута лицом в подушку, а тело… в общем, тело было холодное – неживое.
Мгновенно вспотев от страха, я вскочил с кровати и вдруг ощутил, что мертвецки пьян! Тело непослушно занесло вбок, панорама спланировала туда-сюда и на место возвратиться не пожелала.
В спальню вдруг заскочили четверо в камуфляже и масках, вооруженные короткоствольными автоматами, – увидев их, я пьяно икнул и проблеял:
– Сво-и-и-и, бля! Тута такая штука…
Ребятишки моментально угостили меня прикладами по почкам, закольцевали наручниками и потащили вниз. То, что я увидел внизу, мне страшно не понравилось. Посреди холла стоял высокий милицейский майор с официальным лицом и грозно смотрел на меня. Голенькая Лада лежала на тахте в луже крови – горло у нее было перерезано каким-то острым предметом – аж до шейных позвонков. Мужлан Жоржик, бедолага, был засунут головой в камин – рубаха на нем превратилась в окровавленную тряпку. Что с его лицом, я не сумел рассмотреть, но даже моего пьяного мышления достало, чтобы уразуметь, какую роль в судьбе несчастного кастрата сыграли массивные каминные щипцы, валявшиеся неподалеку с прилипшими к ним сгустками крови.
– Меня подддд… подставили! – пьяно выговорил я, адресуясь к майору. – Я ничего этого не делал!
– Вот это ты, сука, наворотил, – тихо сказал майор, поднявшись наверх и вновь выйдя из спальни. – Вот это ты влип!
А я уже и сам понял, что влип, несмотря на алкогольный туман, застилавший мозги. Теперь у меня, помимо заморочек с братвой и мамедами, возникли некоторые осложнения с органами правоохраны. И какие осложнения! Минимум на пару расстрельных статей без права на апелляцию…
Часть вторая
ГЛАВА 1
– …Я вашего слона забираю, – сообщил Звездорванцев после продолжительной паузы. – Вы его напрасно сюда поставили! Погорячились…
– На здоровье, – я вяло пожал плечами. – Забирайте – воля ваша.
Следователь сцапал слона и на пару секунд задержал руку с фигурой над доской:
– Переходить не желаете? Думаю, вы просто допустили ошибку – я вам прощаю.
– Да нет, не ошибся, – я хмуро ухмыльнулся и почесал могучую щетину, за две недели превратившуюся в почти полноценную бороду. – Я его сюда специально поставил. Это тривиальный карповский дебют – через пять ходов вам мат.
– Вы так полагаете? – Звездорванцев удивленно сдвинул на лоб свои «хамелеоны». – Мы же только начали партию!
– Нет, это не я. Это Карпов так полагает. – Я опять почесал бороду и потянулся к початой пачке «Лаки страйк»: – Разрешите?
– Да-да, пожалуйста. – Звездорванцев подвинул пачку и озабоченно углубился в изучение партии.
Я шел в «несознанку». Этот допрос был восьмым по счету, и ни на одном из них я ничего не сообщил следователю по факту инкриминируемого мне деяния. И не подписал ни одного протокола. Нет, в молчанку я не играл – нес всякую чушь о чрезмерной загазованности атмосферы и поголовной дегенератизации общества, упирая на извращенность человеческой натуры вследствие стечения негативных факторов, которые могут даже самого честного и бескорыстного сотрудника правоохранительных (!) органов сделать отъявленным и жутким мздоимцем. Когда я переходил к конкретике, следователь вымученно улыбался и розовел – не успел еще окончательно испортиться, салажонок. Вообще мне с ним повезло: коммуникабельный, отзывчивый, не давит, не орет, допускает всякие поблажки… Видимо, знает, что мое дело – заведомо лажа. Мне кажется, никто ему забашлять не удосужился за мою закопку по самые уши. Просто указали – веди дело как обычно, и так все ясно. Вот и не старается…
Узнав, что родичи насильственно привили мне склонность к шахматным баталиям и даже пытались вытащить на уровень межобластных олимпиад, следователь притащил набор дорожных шахмат и за два часа продул со свистом шесть партий подряд.
С того раза это вошло в систему. Следователь задавал мне дежурный вопрос:
– Показания давать будете?
– Не-а, не буду, – печально отказывался я.
– Ага! И протокол подписывать… А? – уточнял Звездорванцев.
– Тоже не буду, – опять отказывался я. – Вы же слышали, что Гольдман, упокой господь его грешную душу, мне завещал? Грех не выполнить последний совет покойного…
– Ясно, – Звездорванцев потирал ладошки и доставал из кейса с золоченой монограммой (ах, как хочется казаться большим и солидным!) коробку с шахматами: – Ну, тогда, может … эээ… партейку?
– А вот это – с превеликим удовольствием! – Тут я усаживался на краешек стула (привинчен, зараза, не подвинешь к столу!), и мы начинали сражаться не на жизнь, а насмерть – Звездорванцев, дилетант в сей строгой игре, отдавался ей самозабвенно, будто с разбегу в омут нырял.
Такой расклад меня вполне устраивал – можно было посидеть в нормальной комнате, подышать воздухом, покурить и, общаясь с хорошим человеком, узнать, как там – на воле. Такой идиллии, впрочем, предшествовали кое-какие катаклизмы местного значения, которые, повернись ситуация несколько иначе, могли сыграть в моей дальнейшей судьбе весьма неприятную, если не трагическую, роль. В камере ИВС меня держали недолго – к исходу вторых суток предъявили обвинение в тройном убийстве и перевели в СИЗО. Дознавателя мои отчаянные доводы совершенно не волновали.
– Все шито белыми нитками, – резюмировал он, определившись в отношении меры пресечения. – Все вы так – подстава, подстава! Надо же, а! Водку ему в рот залили! Может, они еще и бабу под тебя подложили?! И щипцами от камина и ледорубом полтергейст позабавлялся?! Ха!
Но мою просьбу об обязательном присутствии адвоката неожиданно выполнили – честно говоря, я не рассчитывал на результат, когда, руководствуясь опытом просмотренных видеофильмов, гордо заявлял, что без адвоката фирмы даже рта не раскрою! А может, сыграло роль особое положение нашего адвоката в системе отношений правоохраны и криминалитета. Борис Моисеевич Гольдман, состоящий на службе у Дона, за время своей активной деятельности посадил на скамью подсудимых не один десяток товарищей в форме, имевших неосторожность превратно истолковывать суть и значение правозащиты в современном уголовном процессе. В общем, адвоката ко мне доставили и даже позволили переговорить наедине, предварительно обыскав Гольдмана, дабы не пронес злобному убийце каких-нибудь запрещенных предметов.
– Я все знаю, – махнул рукой Борис Моисеевич, когда я попытался изложить суть дела. – Я предупредил, чтобы не смели без меня предъявлять обвинение… Так что… – Тут он смутился и виновато пожал плечами: – Ну, знаешь, придется тебе посидеть некоторое время в СИЗО, мальчик мой… Мммм-да… Так вот. Это липа – дураку понятно. Я разберусь – подключим все резервы, заплатим кому надо – можешь не беспокоиться. И не из таких передряг выскакивали…
– Нехорошо мне в СИЗО будет, дядя Борис, – мрачно сообщил я. – Знаешь, сколько товарищей хотят мою голову?
– Знаю, мальчик, знаю, – торопливо покивал Гольдман. – Уже дадено кому надо – будешь сидеть в комфортабельной одиночке. Ты же у нас бывший вэвэшник – положено отдельно содержать. Так что – не беспокойся, быть удавленным в общей камере тебе не грозит.
