Андрей Воронин - Беспокойный

Мимо, расталкивая в стороны теплый бархатистый воздух и пронзая ночь рыщущими вверх-вниз лучами бледного электрического света, с шумом пронеслась в направлении моря какая-то легковушка.

– Габариты-то у нас не горят, – заметил Сергей просто так, чтобы что-нибудь сказать. Сидеть молча было трудно, в тишине неприятное ощущение, что он спит и видит счастливый сон, заметно усиливалось, и становилось страшно, что вот сейчас сон разлетится вдребезги от резкого вопля сирены и вошедший охранник в черном комбинезоне опять потащит его в стендовое кресло. – Вот как влепится кто-нибудь со всей дури нам в корму!

– Ему же хуже, – тоже закуривая, легкомысленно откликнулся Подольский. – Движок-то спереди, а на жестянку плевать – она застрахована.

В наступившей тишине раздался прерывистый, полный тихого отчаяния и покорности несчастливой судьбе вздох Бородина.

– А если грузовик? – специально для него предположил Сергей.

– Значит, так на роду написано, – философски ответил мгновенно смекнувший, что к чему, Николай.

Они курили, поглядывая в ту сторону, где за редким частоколом каких-то деревьев слепящими пятнами света горели прожекторы. Бетонка отсюда была не видна, скрытая все теми же деревьями и некошеной сухой травой. Сергею почудился какой-то звук; он прислушался, но из-за поворота дороги выскочила еще одна направляющаяся к морю машина, и звук пропал, растворившись в шорохе шин, пении мотора и свисте рассекаемого воздуха. Машина проскочила мимо, на одно краткое мгновение ясно, будто на фотографии, высветив стоящего на обочине человека.

Видение было таким мимолетным, что Сергей засомневался: уж не померещилось ли?

– Ну вот, – развеял его сомнения голос Подольского. – Я же говорил, надо подождать. Спешка нужна при ловле блох, а еще – при ураганном расстройстве желудка…

Бородин, который тоже все видел и правильно понял, испустил еще один тоскливый, прерывистый вздох. Тогда Сергей, больше никого ни о чем не спрашивая, запустил двигатель и включил фары. Человек на обочине зажмурился от яркого света, а потом мгновенно принял боевую стойку.

– Верен себе, – прокомментировал с заднего сиденья Подольский. – Окликни его, а то сейчас как стреканет через поле, лови его потом…

Сергей почти по пояс высунулся в открытое окно и крикнул стоящему на ярко освещенном пятачке каменистой почвы человеку:

– Руки вверх! Попался, который кусался?!

Глава 13

– Вернемся домой – голову оторву, – пообещал Борис Иванович, когда машина наконец перестала ходить ходуном от медвежьих объятий и звонких хлопков широкими твердыми ладонями по таким же широким и твердым спинам. – За прямое неподчинение приказу, самоуправство и партизанщину.

– Ты сперва вернись, – хладнокровно заявил Подольский, которому была адресована эта угроза.

– Да, – посерьезнел Рублев, – надо валить, пока они всю округу на ноги не подняли. Сунутся разгружать, а груза-то и нет!

– Усушка, утруска, – сказал Сергей Казаков и резко развернул машину, задев колесами противоположную обочину и подняв тучу пыли, казавшейся рубиновой в свете задних фонарей. – Валить так валить. Не знаю, кто как, а я здешними гостеприимными местами уже сыт по горло. Знали бы вы, какие уютные уголки тут встречаются!..

Бородин снова напомнил о себе протяжным тоскливым вздохом.

– О, Леха! – обрадовался Рублев, будто только теперь заметивший своего «приятеля». – И ты тут? Молодец, не бросил в беде старого друга, пришел на выручку… Не вздыхай, браток! Вздыхать будешь в камере…

– Когда к тебе парочка тамошних гомосеков с обоих концов пристроится, – внес избыточно натуралистичное уточнение Подольский.

– Ходу, Серега, ходу, – поторопил Борис Иванович. – Ты жив-здоров, а стало быть, делать нам тут больше нечего. Все хорошо, что хорошо кончается, но злоупотреблять везением не стоит… Да ты заснул, что ли? Газу, газу давай! Там, справа, есть такая педаль…

– Газу так газу, – с какой-то странной интонацией, будто нехотя, согласился Сергей Казаков и утопил педаль. Двигатель взвыл, украшенные красными светоотражателями беленые столбики на краю кювета замелькали в темноте, сливаясь в почти сплошной частокол. – Все равно вот так, голыми руками, без подготовки, эту сволочь за хобот не возьмешь…

– Эй, – настороженно произнес Борис Иванович, – ты что это задумал, приятель? Может, не стоит, Серега?

– Брось, капитан, – поддержал его Подольский. – Что в писании сказано? Мне возмездие, и аз воздам. А один умный мулла к этому добавил, что месть не решает проблему, а лишь приумножает ее последствия. И вообще, охота тебе мараться?

Казаков молча давил на газ, вглядываясь не столько в пустую дорогу, сколько в несущуюся справа, освещенную скользящим светом фар неровную обочину. Потом он вдруг ударил по тормозам, заставив машину пойти юзом, и рывком затянул ручник.

– Вылезай, – сказал он Бородину и, обернувшись назад, добавил: – Мы буквально на пару минут.

Он вышел из машины, обошел ее спереди и распахнул перед Алексеем Ивановичем дверцу:

– Прошу вас.

Бородин не шелохнулся и не ответил, продолжая обеими руками цепляться за ремень безопасности. Тогда Сергей, перегнувшись через него, протянул руку и щелкнул замком ремня.

– Вылезай, кому сказано!

Риелтор молча потряс головой, выражая свое категорическое несогласие, и его было очень легко понять. «Точно, обмочится, – с неудовольствием подумал Николай Подольский. – Верняк, даже к гадалке не ходи. И прямо на сиденье…»

Казаков ухватил Алексея Ивановича за шиворот и дернул на себя. Воротник затрещал, Бородин взвизгнул и, бросив ремень, вцепился в руль. Борис Иванович сделал равнодушное лицо и, отвернувшись, стал смотреть в окно. Бородин снова взвизгнул и отпустил одну руку, получив короткий удар по почкам, но тут же снова вцепился в баранку. «Оторвут, черти», – с ревностью собственника подумал Николай и последовал примеру Комбата. Происходящее выглядело, мягко говоря, не очень красиво, но Казаков был в своем праве. Решение – жить Бородину или умереть – оставалось за ним; право принять это решение было оплачено дорогой ценой, и сидевшим на кожаном заднем диване «лексуса» Рублеву и Подольскому пока оставалось только гадать, насколько высокой она была, эта цена.

Глядя в окошко, Николай между делом отметил про себя, что Казаков остановил машину примерно в том же месте, откуда совсем недавно пытался ее угнать, угрожая хозяину пистолетом. Машина конвульсивно вздрагивала и раскачивалась, спереди доносилась глухая возня, сдавленная сквозь зубы ругань и удары – то мягкие, будто в тесто, то тупые, отзывающиеся характерным металлическим подголоском, – видимо, Казаков бил своего недруга по цепляющимся за баранку ладоням. Потом все это ему, вероятно, надоело, и он перешел к решительным, по-настоящему крутым мерам: Бородин вдруг взвыл нечеловеческим голосом, захрипел, как человек, умирающий от перелома гортани, и забился, словно в агонии, беспорядочно молотя всеми четырьмя конечностями и заставляя машину дрожать, как во время сильного землетрясения. Последовал еще один мощный рывок, который, казалось, грозил перевернуть тяжелый внедорожник, и вдруг стало тихо, лишь в темноте за пределами освещенного фарами пространства шуршала сухая трава и трещали какие-то сучья.

– Вдруг какой-то старичок-паучок нашу муху в уголок поволок, – вполголоса процитировал детский стишок Подольский.

Шорохи и треск в темноте не прекращались. Послышалась звонкая оплеуха, и сейчас же тонко, как женщина, вскрикнул Бородин.

– Чего он возится? – с неудовольствием проворчал Рублев. – Чем можно заниматься столько времени?

– Зубы острые в самое сердце вонзает и кровь из нее выпивает, – зловещим голосом продолжил цитату Подольский и тут же поправился: – Вернее, из него…

Он осекся, когда возня в темноте прекратилась и оттуда вместо ожидаемого черного комбинезона появились бежевые летние брюки и мятая, пропотевшая насквозь и основательно пропыленная белая рубашка с коротким рукавом – костюм, в который был одет Бородин.

– А, чтоб тебя! – выругался Борис Иванович, разглядев внутри этого одеяния Сергея Казакова. – Самому не противно? Это ж чистое мародерство! – Мародерство – это, во-первых, когда с трупа, а во-вторых, ради наживы, – усталым, бесцветным голосом отшутился Сергей, садясь за руль и закрывая дверцу. – А эти онучи я снял, во-первых, с живого, а во-вторых, в интересах дела… Хотя, конечно, противно.

– Раздел в кустах и замочил, – сказал Борис Иванович. – Да, это не мародерство, это – убийство с целью ограбления.

Шутки не получилось, и он сам это почувствовал.

– Я его не убивал, – возразил Сергей, включая указатель левого поворота. Машина, хрустя гравием, покатилась по обочине, выбралась на асфальт и стала плавно набирать скорость. – Я сделал с ним кое-что похуже.