Леонид Словин - Пауки
Черт побери!
И Пастор, и Холомин могли погибнуть от рук безымянных боевиков. Но их убийцами, несомненно, были Ламм, Ургин, Ваха, Окунь. В конечном счете О'Брайен…
«Rock amp; Roll music to the World» 1972!
Отличный ансамбль. Прекрасная композиция. На обеих сторонах кассеты была записана симпатичная музыка для пацанов. Меня она не волновала.
Надо менять план!
Самое страшное в таких случаях — поиск лучшего решения, как в бою.
Но другого выхода не было.
— Куда сейчас? — спросил Генрих, когда мы повернули к центру.
— На Байт ва-Ган.
Склон со строящимися на вершине виллами выглядел, этой субботней ночью еще более запущенным и унылым, чем обычно. Цепочка редких огней вверху. Ниже чернел яблоневый сад. На территории колледжа для девочек из религиозных семей, покидавших его на шабад, горели всего два-три светильника.
Металлические решетки на окнах виллы были опущены. Уязвимым местом ее была парадная дверь. В отличие от второй, металлической, некрасивой, но прочной «пладэлет» со стороны скалы, эта была дубовой, с художественным стеклом в центре и по краям боковых брусов.
В машине нашлась монтировка. Несколькими ударами я открыл себе путь в боковине, в обход дубовой части… Одновременно наверху, в помещении прислуги, громко залаял пит-бультерьер. Его не выпустили, и это было моим и его счастьем. Я готовился прибить пса той же самой монтировкой.
«У охранника — человек ли он или собака — судьба одна!»
Войдя, я сунул изнутри несколько спичек в замочную скважину. При внезапном возвращении хозяев ЭТО давало несколько выигрышных минут.
Зажег свет. Впереди был салон, набитый антиквариатом. Статуи, статуэтки… Диана в натуральную величину, входящая с кувшином в воду. Гобелены, каминные часы с бронзовым мушкетером. Цветы, картины. Музыкальный центр. Гора кассет! Тут можно было копаться всю жизнь!
Прежде чем пробежать по этажам, я освободил проход на нижний балкон. Электрический подъемник шторы, закрывавший дверь, работал исправно. Боковой металлический занавес пополз вверх. Я оставил дверь открытой. В случае опасности у меня готов путь к отступлению. С балкона я мог прыгнуть прямо во двор колледжа с девицами. По другую сторону забора внизу был яблоневый сад.
Через пару минут я уже бегом поднимался по узкой лестнице на третий этаж… Тут всего было в избытке. Многочисленные спальни с ванными, туалетами, тренажерами. В одной из спален — второй музыкальный центр… Сами хозяева тут вряд ли могли разобраться!
Я подошел к телефону в кабинете, набрал помер «Клаб-отсля» в Эйлате, в котором па халяву кайфовала «выигравшая лотерею» пара…
—Алло!
У телефона был Ургин.
—Простите!
Намеренно путая русский с английским и с ивритом, я начал:
—Здесь израильская миштара. Полиция… Нам передали, что вы имеете подарок «Клаб-отеля»… Я звоню с виллы Байт ва-Ган. Тут пожар… Мы вынуждены были войти. Есть кто-либо из хозяев в Иерусалиме? Пока ситуация контролируема. Пусть они позвонят сюда, на виллу…
Одновременно я переключился на «манго», который мне оставил Шломи. Нажал «сэнд». Пошла ретрансляция разговора, который шел в это время в отеле, в Эйлате.
—Звони Ламму…
Ургин и его подруга всполошились.
—Сначала надо проверить!
В кабинете прозвучал их тревожный звонок. Я взял трубку:
— Кен…
— Полиция? Миштара?
— Кен, да… Можно по-русски…
Трубку бросили. По «манго» я продолжал слушать ретрансляцию из Эйлата.
— Звони Ламму… — потребовала женщина.
— Он в Кейсарии. Сто километров!..
— Представляешь, когда мы приедем… Отсюда минимум три с половиной часа!
— Я боюсь за сейф в верхней спальне…
— Там без автогена не справиться…
— Звони Вахе. Может, он в келье для паломников!
С «манго», прижатым к уху, с монтировкой в руке и пробежал по спальням верхних этажей. Они не отличались одна от другой. Большие квадратные израильские матрасы. Белые стены. Сейф был вмурован в одну из них сбоку, ниже уровня кровати.
Шел второй час ночи.
—Тащи автоген! — передал я Алексу.
Тайник адвоката Ламма был наполнен документами.
В том числе чистыми бланками. В основном российскими. С необходимыми реквизитами, штампами, печатями! С их помощью можно было начисто переписать любую биографию, не только Окуня! И главное — подтвердить документально! Я перебрал несколько бланков: …«Муромский фанерно-мебельный комбинат…», «Кужмарская средняя школа Звенигородского района…», «Мехколонна 113 гор. Нефтеюганска…», «Нижневартовское дорожное ремонтно-строительное управление», «Хозрасчетный строительно-монтажный участок 20 ППСО „Маригражданстрой…“. Тут были неизвестные мне „Косолаповская начальная спецшкола-интернат“, „Вспомогательная школа 18 гор. Янги-Юль“, „Средняя школа 10 им. Арк. П. Гайдара в гор. Ургенче“…
В самом низу лежали банковские документы. У меня не было времени их рассмотреть. Я просто побросал все в полиэтиленовый пакет, что принес с собой…
Хэдли уже вовсю торопила меня по «манго»: снизу по ночной Элиягу Голомб в сторону Байт ва-Ган гнала машина. Я был уверен, что это Ваха. Он мог ночевать в монастыре. Доктора Риггерс беспокоила возможная встреча с мафиози из так называемых «лиц кавказской национальности»…
Передача из Эйлата давно прекратилась. Ургин и его пассия, видно, тоже мчались сюда.
Центровой с автогеном был уже в машине.
— Все! Я отъезжаю…
— Бегу!
Хэдли отключила телефон.
В длинном — во всю стену — дорогом зеркале я увиделсвое отражение: впалые щеки, словно припудренные, серые короткие волосы. На бегу я показал ему металлические тусклые фиксы…
«Не найти и все равно н е сдаваться!»
Это действительно был Ваха. Мы едва не столкнулись. Спички, сунутые мною в замок, его задержали. Я выскочил на нижний балкон, спрыгнул между деревьями. Через забор колледжа для религиозных девочек я видел троих выскочивших из машины плотных накачанных амбалов, заметавшихся по площадке перед входом…
Моего зама Витьку проводили в последний путь па печально известном Котляковском кладбище, недалеко от места, где обнаружили труп. Наташу похоронили в Видном, бывший начальник кредитного управления упокоился на полуэлитарном Троекуровском. Возвращаясь с его похорон, на повороте в Химках обратил внимание на серую «девятку», которая высунулась из ряда позади «прокладки» в пять-шесть машин. Мне показалось, что это та же команда, что несколько недель назад уже пасла меня. Тогда я не поехалпа встречу коллег, глав сыскных агентств, а поменял маршрут и погнал на Павелецкий. Внезапно «девятка» перестроилась, пошла на обгон. Сидевший с водителем мужчина — немолодой, с обрубленными чертами лица — на мгновение положил на меня глаз с той стороны черненого стекла.
Я доехал к себе на Бурденко без приключений. Серая «девятка» больше не попалась мне на глаза. Следовало признать, что на моей работе в банке у меня развилась мания преследования. Я разогревал ужин, когда хлопнула входная дверь. Вернулся сын. Наигравшись с компьютером, выполнив все, кроме уроков, перед самым возвращением родителей он поспешил вывести па прогулку изрядно стосковавшегося спаниеля. Смешливая краснощекая рожица нашего наследника просунулась в кухню.
— Слышишь, пап? Я видел сейчас такое интересное! Мужчина стоял в автомате, трубку снял… А говорил по рации — в воротник! Даже номер не набрал. Я с Джеком стоял за будкой, все слышал!
— Не помнишь, что он говорил? — Я постарался выглядеть спокойным. Но теперь уже точно знал: «Меня пасли!»
— Дядька сказал: «Прошел. Теперь ты смотри. Я отойду!»
— Ты видел, как я приехал?
— Как раз в это время он и говорил…
— Он видел тебя?
— Не, там темно! Потом Джек унюхал тебя, залаял… Мне надо было еще догулять десять минут. Мы ушли!
Я позвонил в банк: наутро мне требовалось сопровождение.
В меня стреляли через неделю после этого дня. Перед работой. В казавшемся когда-то просторным подъезде нашего дома. Киллеров было двое. Попытка заказного убийства в классическом варианте. Меня ждали у лифта, а я спустился по лестнице. Едва я показался на лестничной площадке, они оба возникли в проеме двери. Я бросился на пол при первом выстреле. Он прошел в сантиметре над моей головой… В невообразимом рывке, полулежа, я откатился в сторону. Выстрелил не целясь. Важно было начать стрелять. Одновременно прозвучал второй выстрел, высекший искру в бетонированной стене. Щепоть пыли растаяла в воздухе.
Киллеры выскочили из подъезда. Я видел их сзади в окно холла, наполовину забитое фанерой. В трикотажных черных «бандитках» на головах… Первый — в зеленом камуфляже, худой. Второй — коренастый, полнотелый, без шеи. Ноги — клешни. «Старше тридцати. Тяжелоатлет. Может, трюкач, спецназовец…». Обоих ждала машина, коренастый бросился к переднему сиденью. Он был в обливной дубленке, па ногах замшевые «хайки» на толстой подошве…
