Ученье свет - Дмитрий Ромов
— Ты знаешь, что малышей обижать нехорошо? — прорычал громила, стоявший справа от Марата, самый крупный из присутствующих.
Конь-Огонь, блин. Хотя, надо сказать, они тут все были довольно мощными. Шеи, плечи, спины и брюшины наверняка выдерживали очень серьёзные нагрузки.
Он сделал шаг в мою сторону, отодвинув Маратика и оттеснив его на второй план.
— Согласен, — пожал я плечами. — Но здесь, честно говоря, нет никакого вопроса для дискуссии. Вы кто, парни? А то как-то неловко, вы меня знаете, а я вас нет. Вы байкеры?
— Нет, братан, мы не байкеры, — ответил один из них. — Ты видишь где-то мотоциклы?
— Ясно…
— Мы, — гордо воскликнул Марат, — Белый ветер Белой Руси!
— Белорусы что ли?
— Ладно, — нахмурился главный конь, — не борзей. Вопросы у нас к тебе имеются. Может, ты и нормальный чел, но ответить придётся. Потому что обидел нашего юного друга Бубна. За это тебе полагается наказание.
— Он что, обиделся?
— А за то, что удалил его канал, с тебя причитается штраф. И за то, что корешишься с какими-то там нечистыми тоже ответить надо. Бабки-то у тебя есть, братан?
Ребята эти были не юнцами. Ну, в моей новой системе координат. Лет по двадцать им точно исполнилось.
— Так-то я школьник, — пожал я плечами. — Бизнес не мучу. В мэрии не работаю. И батя у меня не владеет мясокомбинатом, да Маратик? Так что бабки есть, конечно. Вагон и маленькая тележка. Подъезжайте завтра на камазе, пацаны.
— Да нам-то насрать, кто у тебя батя, — рубанул крепыш, пробиравшийся мне в тыл. — Укради, убей чурбана и забери бабки.
— И сколько бабок? — спросил я.
— Сто штук, бро, — усмехнулся главарь.
Остальные стояли молча перекатывая шарики из левой грудины в правую и наоборот. А ещё они старались выглядеть серьёзно и непоколебимо, как партработники.
— Каких сто? — возмутился тот, что стоял сбоку. — За сто и прыщ не вскочит. В этот канал столько бабла было влито. Триста. И это минималка!
Кажется он был не очень доволен лидерством Коня и пытался продемонстрировать, что его слово в банде тоже что-то да значит.
— Что за качельки, ребятки? — услышал я вдруг голос Соломки. — Ребятки.
Обернулся и посмотрел на него. Длинный, сутулый, немного неопрятный, немолодой… Он, похоже, возвращался из магазина и, увидев нас, заторопился, приволакивая ногу. В руке был пакет с названием супермаркета.
— Что за рамсы, рамсы? Что за предъявы?
— Деда, тебе чё надо? — воскликнул тот, кто стоял сбоку.
Соломка наклонился ко мне и прошептал как бы на ухо, но чтобы все слышали.
— Сейчас, Серёжка, я гостя своего кликну, гостя. Пусть порешать поможет.
— Нет, дядя Лёня, гостя точно не надо, — покачал я головой, подозревая, что нечистым в кругу моего общения был как раз Князь. — Не беспокойся, ребята хорошие, понимающие.
— Смотрите, бакланы, — ощерился Соломка. — Бакланы. Чтоб всё по понятиям. Предъявляешь — обоснуй. Обоснуй. Не можешь — беги в петушатник. А за Серёжку-то, за Серёжку… полгорода скажет, он пацан правильный. Конкретный. Чё тянете на него, а, шелупонь дворовая?
— Так он синий! — прорезался голос в задних рядах.
— Нам в нашей Белой Руси ни синие, ни чёрные не нужны, — поддержали его.
— Вы кто такие? — с удивлением прищурился Соломка, столкнувшись с явным порицанием своего криминального опыта.
— Они скинхеды, дядя Лёня, — пояснил я и чуть не заржал, потому что патлы у этих скинхедов были, как у былинных богатырей или у реслеров в телеке.
Впрочем, смех смехом, а вот мышка под ложечкой беспокоилась, кружилась, не могла места найти.
— Смотри-ка, Серёга, — покачал головой Соломка, — и у нас скинхеды появились. Скинхеды. За чистоту помышлений и половых связей, стало быть. Связей. Да только пуля она ж дура, она не выбирает по цвету. Цвету. Чёрненький или беленький — всё одно. А чё они странные такие?
Дядя Лёня показал пальцем на Марата, который немного отличался от остальных братьев этого ордена.
— Ты чё, старый! — возмущённо воскликнул крепыш сбоку.
— Да у него батя мясокомбинат держит, — усмехнулся я.
— Клоуны они, — махнул рукой Соломка. — Клоуны. Если б идейные были не ходили бы, как ряженые. Ага. Я тут слушаю одного в ютубчике. В ютубчике. Толковый парень, верно говорит. Так он за свои мысли чирик отмотал от звонка до звонка. Чирик. А вы больше на мотогонщиков похожи. Хулиганы. Бакланы да битки. Идею позорите. Идею.
— Короче! — воскликнул боковой. — Гасим обоих, пацаны.
— Иди, дядь Лёнь, — кивнул я. — Я тут сам договариваться буду. Ты плохой переговорщик. Как это слово… блин…
— Нетолерантный, — подсказал Соломка.
— Точно. Ты не такой.
Я глянул на окно. Не хотелось бы, чтобы мама заметила, что на меня тут покушаются Халки Хоганы. Опять же, кто-нибудь мог вызвать полицию. Мне это тоже не нужно было. Надо было закругляться.
— Короче, — проявил настойчивость коренастый и попытался схватить меня за руку. — Потащили его за кусты.
— Спокуха! — рявкнул Лёня и тут же получил по зубам от этого козлины.
И в солнышко…
Мускулистые мстители набросились гурьбой, схватили и поволокли нас с Лёней в чащу. Через мгновенье мы оказались у беседки, скрытые от посторонних глаз кустарником и деревьями. Соломку бросили на землю, он застонал, закряхтел, кое-как уселся на сырой земле и начал отплёвываться.
— Значит так, — расправив крылья и выставив вперёд грудь, прорычал коренастый. — С тебя три сотни косарей! Отдашь до конца недели. Не колышет, где возьмёшь!
— Ты не горячись, Тарзан, не тебе решать, — нахмурился я и повернулся к главарю. — Акела, беспредел — это скользкий путь, а молодые волки вон уже зубами щёлкают, ждут, когда ты промахнёшься.
— Э! — воскликнул коренастый. — Рот прикрой, не тебе…
— Так братья, — веско сказал главарь. — Я решил. Будет честный бой, один на один. Если победит Краснов, деньги не платит. Значит невиновный. А — нет, значит нет. Заплатит по полному счёту. Злат, иди сюда.
Он показал пальцем на далеко не
