Секретный концлагерь - Александр Александрович Тамоников
В ходе совещания решили – добыть «языка», как можно скорее, то есть нынешней же ночью. Потому что как знать, может быть, нынешней же ночью немцы вместе с детьми захотят уйти из городка. И хорошо еще, если вместе с детьми. А то ведь они могут от детей и избавиться, как от опасных для них свидетелей.
– Значит, так, – сказал Мажарин. – Семен и Кирилл, ваше дело добыть «языка» и притащить его сюда. Допрашивать его на месте – дело ненадежное. Вдруг начнет шуметь… Владимир, будь готов переводить. Всем все понятно?
– Не совсем, – покачал головой Мартынок. – «Языка» надо будет брать такого, который из лагеря. А то возьмем кого ни попадя, а он и знать ничего не знает. Правильно я говорю?
– И что же? – спросил Мажарин.
– А то, что мы с Кириллом понятия не имеем, где тот лагерь, – сказал Мартынок. – Мы его пока что не видели, а в темноте – поди разберись. Устные объяснения – дело ненадежное. Нужен провожатый.
– Я пойду с вами, – отозвался Ян.
– Вот это я и хотел услышать, – сказал Мартынок. – Командир, ты как считаешь?
– Считаю, что ты прав, – сказал Алексей. – Собирайтесь. Пойдете втроем. Семен, ты старший. Присмотри там за парнем. Все-таки он гражданский человек. Мало ли что… – эти слова Мажарин сказал так, чтобы их никто, кроме Мартынка, не слышал.
Павлина все так же находилась на наблюдательном посту и не слышала, о чем вели разговор мужчины. Мартынок приблизился к девушке.
– Наблюдаешь? – шепотом спросил он. – Все тихо?
– Тихо, – ответила Павлина. – Если не считать дождя. Вон как стучит по камням! Все стучит и стучит… А мне кажется, что это кто-то идет. Всматриваюсь в темноту – а никого нет.
– Ничего, – сказал Мартынок. – Это с непривычки. А вот когда малость пообвыкнешь, будешь различать все звуки. Дождь звучит совсем не так, как человеческие шаги. – Он помолчал и добавил: – А я сейчас ухожу… Тут недалеко. И ненадолго…
– Опять? – глянула на него Павлина. – И куда на этот раз?
– Наведаюсь в город, – сказал Семен и усмехнулся. – Познакомлюсь поближе с местным населением.
Павлина ничего не ответила, лишь прерывисто вздохнула.
– Да я не один, – сказал Семен. – Со мной пойдут еще Кирилл и Ян. Словом, компания надежная. Так что все будет в порядке.
– Побереги там себя, – сказала Павлина и дотронулась в темноте до руки Семена. – А то ведь знаю я тебя…
Слова были как слова. Такие слова женщины говорили мужчинам всегда – столько, сколько существует на земле само человечество. Но у Семена, когда он их услышал, вдруг перехватило дыхание.
– Ничего, – сказал он. – Прогуляюсь и вернусь. Всего-то заботы – сходить в город и обратно.
И, ничего больше не говоря, он, полусогнувшись, пошел в другой конец ложбины.
* * *
Выступили через полчаса. До города добрались, никого по дороге не встретив. Шел дождь, дул ветер, и мало кому хотелось разъезжать или расхаживать в такую погоду. В городе, конечно, стали встречаться люди. Их было мало, потому что было позднее время, шел дождь, а к тому же в городке, наверное, действовал комендантский час. Но все же люди изредка встречались, и каждый раз Мартынок, Черных и Кицак старались укрыться, чтобы не попасться им на глаза.
– Туда, – то и дело шепотом произносил Ян, указывая направление движения. – Я помню дорогу…
– Точно помнишь? – с недоверием спрашивал Мартынок.
– Точно, – уверенно говорил Ян. – Вот костел. Тот самый, где я укрывался от немцев. Значит, от костела – прямо по этой улице, а потом налево. И выйдем на окраину города. Там он и будет – концлагерь.
Когда до окраины городка, а значит, и до лагеря оставалось совсем немного, смершевцы едва не напоролись на немцев. Причем не на патруль, а едва ли не на целый взвод солдат, которые разрозненным строем шли в сторону лагеря. Лишь в последний момент смершевцам и Яну удалось укрыться за углом здания.
Дождавшись, когда солдаты удалятся, Мартынок подозвал Кирилла и Яна.
– А ведь солдатики-то, кажется, побрели в сторону лагеря! – шепотом сказал Мартынок. – А, Ян? Лагерь-то в той же стороне, не так ли?
– Так, – ответил Ян. – И что же?
– А то, что не нравятся мне эти ночные передвижения, – сказал Мартынок. – Спрашивается, что им приспичило тащиться ночью в лагерь? Какие такие срочные дела?
– Служба, – неопределенно ответил Черных.
– Понятно, что служба, а не гулянка, – сказал Мартынок. – Но все-таки? Почему они потащились туда именно ночью? Ведь коль ночью, то, значит, по срочной надобности, не так ли? А что такое срочное может затеваться в лагере?
– Может, эвакуация? – предположил Черных. – Как недавно в Белой Глинке? А то, может, и еще что-нибудь… – Черных не договорил, да в этом не было и надобности, потому что каждый понимал, что может таиться под этим недоговоренным «потому что».
– Вот и я о том же самом! – вздохнул Мартынок. – Ладно, потопали дальше. Будем разбираться по ходу действия оратории, как говорил один мой довоенный знакомый…
– Вот он, лагерь! – вскоре сказал Ян. – Видите?
– Видим, – проворчал Мартынок. – Как не видеть?
Они стояли, укрывшись за крайними зданиями. Дальше, до самого лагеря, никаких строений не было. От крайних зданий к лагерю вела дорога. Она была пуста, а вот в самом лагере, а вернее, у его главных ворот, кипела жизнь: ярко горели электрические фонари, в несколько рядов стояли грузовики, суетились люди.
– Не нравится мне эта оратория! – сквозь зубы проговорил Мартынок и обернулся к Кириллу и Яну: – Вот что, братва…
Но договорить он не успел, потому что издали, со стороны городка, послышалось урчание мотора. И, судя по звуку, ехал не грузовик, а легковая машина. И это было хорошо, что легковая машина. Это означало, что в ней едет мало людей, кем бы они ни были. И, кроме того, это, должно быть, какие-то важные люди, потому что кто же еще может разъезжать в легковушках? А важный человек – это хороший «язык», потому что такой много чего знает. Эта мысль одновременно промелькнула в головах Семена и Кирилла, да, должно быть, и Ян Кицак подумал о том же самом, хотя он и был гражданским человеком.
– Берем! – вполголоса дал команду Мартынок. – Другого случая может и не быть!
Никакого особенного плана на этот счет не существовало, да и откуда бы ему было взяться за такое короткое время? К тому же «языки» всегда берутся именно так – без всякого заранее предусмотренного и
