Дмитрий Вернидуб - Полынь и порох
Больше в Заплавы никто из руководителей штаба Степного отряда не наезжал. Ограничивались приказами генерала Попова, передаваемыми с вестовыми или офицерами связи.
Дальнейшая ситуация складывалась следующим образом: пока Заплавская, а в дальнейшем Южная группа войск отбивалась от красноармейских наскоков у Новочеркасска, Северная группа под командованием генерала Семилетова разрабатывала собственную стратегию взятия донской столицы, постепенно ослабляя Южную группу отзывом частей на александро-грушевское направление.
Вскоре боевые действия против шахтерских отрядов показали цену такой стратегии.
После перевода на северное направление Новочеркасского полка атаки красных на основную позицию у Заплав и на кривянском направлении усилились. Ежедневный орудийный огонь приобрел совершенно другой характер – мощный и планомерный. Подошедшие из-под Тихорецка артиллерийские батареи буквально засыпали станицы снарядами.
– Хорошо хоть тепло стало, – успокаивал себя Мельников, сидя в траншее и делая очередную зарубку на прикладе винтовки.
– Ты винтовки считать должен, а не зарубки, – всерьез утверждал Шурка. – Возьми в среднем по двенадцать или по пятнадцать большевиков на приклад и считай… Ты ведь уже третью меняешь?
– А тех, что шашкой, куда? – Серега на минутку задумался. – На ножны, тяни их налево?
– Я же тебе говорю, возьми по пятнадцать. Зачем еще ножны портить?
– По-ортить! – передразнил Мельников. – Тоже мне, грамотей… А как же я разберу, кого, сколько и как?
Пичугин не сдавался:
– Можно подумать, тебя награждать собираются по отдельности за рубленых и стреляных.
– И за напуганных, – хихикнул Алешка. – А что, пятеро напуганных Пичугой за одного стрелянного Мельниковым, как?
Но Мельников вместо привычного гогота, которым он обычно встречал лиходедовские шутки, только слабо ухмыльнулся:
– А наградить бы не мешало. Вон, говорят, в Добрармии и нашивки в полках свои, и награды собственные, и звания присваивают. А у нас только пушки с позиций Походный забирает, в тряпки его душу. У Некрасова на всю армию две осталось!
Над головами друзей с воем пролетел снаряд, грузно бухнувшись неподалеку.
– Давайте, не стесняйтесь, господа-товарищи, мать вашу за ногу, – пробурчал Серега, вытряхивая из светло-русой челки чернозем. – Нам все равно ответить нечем!
Брешь в обороне после ухода новочеркасцев заполнил растянувшийся заплавский полк, вобравший в себя почти всех конных ординарцев, работников штаба и тылового обеспечения.
– Вроде сызнова засобирались, – объявил сотник, разглядывая равнину в цейсовский бинокль. – Давайте, хлопцы, наизготовку! Дадим антихристам фарша на тефтели!
– Четвертая пытка! – решил пошутить Шурка, протирая очки. Надев их, он вдруг замер, привстав на носки, и показал куда-то пальцем:
– Эй, братцы, похоже, есть на небе Бог, а на земле Денисов! Теперь будет чем атеистам оппонировать!
– И нам аккомпанировать! – добавил Серега. – И как ты углядел? Но чой-то он перед окопами мчит?
Женькин экипаж мчался изо всех двух лошадиных сил, подпрыгивая на ухабах и тарахтя так, что грохот долетал до траншеи. Вдруг наперерез из небольшой ложбины выскочили с десяток конников. Видимо, Денисов их заметил раньше и потому гнал, поворачивая в сторону позиции. Красные, охваченные азартом преследования, не собирались отставать, пытаясь обойти тарантас с двух сторон. Женька начал отстреливаться из револьвера, с ходу уложив одного из догонявших. В ответ раздалось гиканье. Всадники принялись палить из карабинов. Заплавцы тоже открыли огонь, стараясь отсечь Женькиных преследователей.
– Гранатой их надо! – взвизгнул Шурка, бросая винтовку за бруствер и пытаясь выпрыгнуть из окопа.
– Куда?! – Мельников еле успел ухватить Пичугина за шинель, и тот скатился вниз.
Денисов словно услышал Пичугина. Вырвав чеку зубами, он, не оборачиваясь, швырнул лимонку высоко через голову назад. Перелетев экипаж, граната разорвалась в воздухе, так и не достигнув земли. Трое красных сразу полетели через головы своих лошадей. Еще одного метким выстрелом уложил кто-то из казаков, а остальные ни с чем повернули обратно.
– Я вам снаряды привез! Много! – под восторженный свист партизан кричал спасшийся «чудотворец», спрыгивая с козел перед батареей Некрасова. – Разгружайте, а я сейчас! Алешка, Шурка, Серега! Где вы?
– Тута мы! – замахали друзья.
А Пичугин, забыв про выброшенную винтовку, бросился обнимать своего вечного насмешника:
– Ура! Молодец! Жив!
– Ты что, от большевиков ехал? – удивился Алешка, все еще не веря, что все так хорошо закончилось.
Мельников осуждающе качал головой:
– Ну ты, Жека, и устроил цыганочку с выходом. Рехнулся?!
Денисов сказал:
– Я от раздорцев. Их конница у красных пушку отбила, и я сразу туда, к ней… Взял половину снарядов – и к вам. С той стороны гладко, воронок мало, да у меня колеса вот-вот отвалятся!
Женька ругнулся и, тяжело выдохнув, уселся на край окопа.
– Коленки дрожат немного… А от гранаты этой весь тарантас в дырках. Да черт с ним! В штабе новость, не слыхали? У Раздорской контрразведчики фотографа Ценципера поймали. Взял, гад, из лазарета подводу с ранеными и поехал. Да ты, Алешка, не переживай, с Ульяной все в порядке. Командование думает, что этот чокнутый диверсант к северным собирался. Ха-ха! Штаб Походного теперь в Раздорах на корабле плавает.
– Вот черт! – сплюнул Лиходедов.
– Мать его… – начал Мельников.
Шурка сказать ничего не успел, потому что был прерван Денисовым.
– Не понимаю, почему начштаба просил меня, как вас увижу, это сообщить и, по возможности, вас доставить? Что за тайны?
Не ответив Денисову, Мельников обратился к Шурке:
– Слышь, Пичуга, надо искать винтовку и ножками отсюда перебирать. А то обстрела давно не было, тяни его налево.
– Домчишь до штаба? – спросил «чудотворца» Лиходедов.
Передав распоряжение Смолякова ротному, партизаны погрузились в тарантас и под звуки начинающегося артобстрела направились в штаб армии.
Глава 21
«Обосновавшись в Раздорах, Походный атаман не считал нужным появляться в войсках и поддерживать своим присутствием казачий боевой дух. Народная молва несла различные слухи относительно его времяпрепровождения. Особенное внимание привлекало к себе то, что генерал Попов продолжал жить на пароходе. В острой на язык партизанской среде даже стали называть Походного атамана атаманом „пароходным”.
Слухи часто подтверждались фактами. Так, например, в день первого неудачного наступления на Александровск-Грушевский среди обитателей пароходных кают поднялась паника, и стоявшие под парами суда были совершенно готовы отплыть из Раздорской. Кроме того, Южная группа постоянно ослаблялась выделением отдельных полков на грушевское направление, где неудача следовала за неудачей. После каждой такой неуспешной атаки наши полки возвращались в Заплавы сильно поредевшие и деморализованные. Среди казаков поднялся глухой ропот. Появились попытки неповиновения и нежелания исполнять боевые приказы».
Из дневников очевидца
Человек, похожий на часовщика, появился в станице Раздорской внезапно. Он шел мимо прибрежных куреней с таким видом, словно всегда прохаживался здесь перед обедом, не обращая внимания на удивленные взгляды проезжающих мимо вооруженных казаков. Когда начальник штаба Северной группы полковник Федорин увидел спокойно идущего к трапу «Москвы» лейтенанта Шулля, он чуть не лишился дара речи. Опершись о поручень, полковник перегнулся через борт и впился глазами в плотного розоволицего посетителя, еще надеясь, что обознался.
– А, Петр Ильич! – Шулль помахал с берега. – Страстфуйте, а я к фам!
Федорин подумал, что пристрелить наглого немца уже не получится. Придется сотворить дружелюбное лицо, узнать, что ему надо, а после действовать по обстоятельствам. Странно, что подручный фон Бельке открыто разгуливает в расположении ставки. И раньше, и в Новочеркасске они всегда встречались скрытно, соблюдая конспирацию. А тут…
Махнув часовым у сходней, чтобы Шулля пропустили, Федорин принял официальный вид, шагнув навстречу.
– Фы, наферное, удифляетесь моему открытому пояфлению, – произнес немец в ответ на приветствие. – Но и для вас, мой старый друг, и для нас наступили софсем другие фремена. Я прибыл сюда как официальное лицо, как предстафитель германского командофания, обернуфшего штыки сфоих солдат против большефиков. Фы федь теперь начальник штаба Донской армии, не так ли?
– Пока только Северной группы войск.
Полковнику Федорину очень не понравилось выражение «мой старый друг». Но, похоже, Шулль собирался действовать по принципу: «Кто старое помянет, тому глаз вон». Раньше лейтенант немецкой разведки, держа его на крючке, вел себя гораздо надменнее, ограничиваясь устной передачей небольших просьб от майора фон Бельке. Видимо, для немцев ситуация действительно круто изменилась.
