Борис Бабкин - В крике от смерти
– Рядовой рассказал, – перебил его капитан. – Он запомнил этот микроавтобус. Но если бы не участковый, так и ушел бы Ваха. И местные жители молодцы. Однако двоих убили и пятеро ранены. Виноват я перед деревенскими пьяницами. Значит, жива еще Россия.
– И жить будет, – улыбнулся полковник. – Но Ахаев это или нет? – пробормотал он.
– Нас осталось всего трое, – говорил устроившийся на металлическом вагоне с углем Муса. – Лучше бы ты взял двоих парней, чем шахидок, – кивнул он на молча сидевших в другом конце вагона женщин.
– Они готовы предстать перед Аллахом, – улыбаясь, ответил Ваха. – А людей Искандера и Аслана ты сам видел в работе. Они даже детский сад захватить не сумели и с одним милиционером справиться не смогли. А когда прибежал парень в тельняшке, я думал, он один их всех уложит. Вот теперь наше оружие. – Он показал глазами на женщин. – Манану жалко, она бы одна сделала то, что не смогли Алихан с другими.
Саратов
– Так и будешь молчать? – спросил остановившуюся около двери кабинета Манану в наручниках следователь ФСБ.
Она молча, немигающе смотрела на него.
– Бесполезно, – сказал сидевший в углу кабинета старший лейтенант ФСБ. – Молчит, как воды в рот набрала. Узбечка, ну та, которая около управления была, постоянно плачет. Раненный в ногу боевик все, что знал, сказал. Эти две с автобуса – наши, саратовские. Их лечить надо с полгода, прежде чем что-то соображать начнут, так врачи сказали.
– Значит, ничего не скажешь? – снова обратился к Манане следователь.
С ней по-чеченски заговорил молчавший до этого пожилой мужчина. Она не отвела взгляда от только ей видимой точки на стене. Мужчина повторил вопрос по-грузински. Реакция женщины была такой же.
– Уведите, – кивнул следователь. – Ее надо врачам показать.
– Говорят, что с ней все нормально, – сказал старлей. – Просто молчит.
– Обет молчания дала, – пояснил говоривший по-чеченски и по-грузински мужчина. – До смерти рот не откроет.
– Пусть начальство решает, что с ней делать, – сказал следователь.
– Куда направлялся Ахаев? – спросил парня с забинтованной ногой капитан ФСБ.
– Я не в курсе, – покачал головой тот. – Я вообще ничего не знаю. Когда я понял, что Аслан к боевикам может нас увести, решил уйти, но Аслан убил одного, он тоже не хотел идти. И я испугался и пошел с ним. Но я просто помогал чемоданы нести, я не знал…
– А стрелял почему? И про чемодан с толом крикнул: «Уберите, там взрывчатка!»
– Да я кое-что слышал, – опустил голову парень.
– У тебя есть шанс получить по минимуму, если поможешь взять Ахаева. А так на тебе дела с Шерифом, два убийства и пять разбоев, рэкет. И тут попытка теракта, активное сопротивление сотрудникам МВД. Пожизненное светит.
– Да я не знаю! – закричал парень. – А с Шерифом…
– Значит, получишь на всю катушку! – отрезал сотрудник ФСБ и кивнул конвоиру.
– Значит, не будешь ты моим коллегой? – чокнувшись с Сергеем, усмехнулся Мохов. – А зря. Нам такие кадры нужны. Тем более ты все-таки старлеем был.
– Нет желания, – покачал головой Сергей. – Да и Аленка против. Если, говорит…
– А может, и правильно, – не дал продолжить ему капитан. Они выпили. – Скоро награды обмывать будем, – подмигнул он Сергею. – Хотя, знаешь, я вообще-то не считаю, что мы подвиг совершили. Я, если честно, всю дорогу боялся, что сейчас ахнет, и все, даже хоронить нечего будет. А о том, что останется от нас, не думал. И о тебе не думал – дурак ты или умный, герой или просто тебе все равно – жить или подыхать. Ну я-то вроде понятно, все-таки мент. А вот ты…
– Привычка, – улыбнулся Сергей, – реагировать на опасность. Ну представляешь, что бы я о себе думал, если бы рванул оттуда, как заяц от волка. Полковник один вот как говорит: «Ты, когда бреешься, свою морду видишь, так не делай того, чего потом, глядя на свою морду, стыдиться будешь».
– Это верно, – согласился капитан. – А твой приятель тоже…
– Да мы с ним недавно познакомились, – улыбнулся Сергей. – Слышать я о нем слышал, а вот лично знаком не был.
– Так вы что, вместе воевали и не знали друг друга?
– Легион разбит на батальоны по национальностям. А батальон – на группы. Командира все знают, это полковник Росс. А мы, бывает, и не встречаемся с земляками.
– Помянем Петра, – наливая в стаканчики водку, вздохнул Павел.
– Давай, – согласился Мухин. – А и за тебя, старый, тоже выпьем, – кивнул он лежащему с загипсованной рукой сторожу детского сада.
– Обязательно, – ответил тот. – Вроде как мужик-то я геройский оказался. А ведь всю жизнь драк боялся. В молодости, конечно, иногда приходилось, но это давно было. А как семью завел – все. Меня даже жена порой трусом обзывала. Не люблю я ссор и скандалов. А тут… Все просто обалдели. Моя-то Шурка гордится. А я, – он посмотрел на дверь палаты, – если по-честному, с похмелья был. Они же ящик привезли и мне литр дали. И видать, что-то подсыпали. Башка болела до ужаса. Вот я и разозлился, – засмеялся он.
Мухин и Павел тоже рассмеялись.
– Ну а у тебя как с бабой-то? – спросил сторож.
– Все очень хорошо, – улыбнулся Павел. – Колька мной гордится. Дрянью я, понятное дело, был. Но нет добра без худа. Давайте за тебя, Аркадий Викторович, – кивнул он сторожу.
– Эй, погодь трошки, – остановил его тот. – Давайте за нас. Все же не поддались мы этим бандитам. Конечно, в их неудаче ты виноват более всего, – подмигнул он Павлу. – Но и я сопротивление оказал. И ты молодец, – кивнул он Мухину. – Я про милицию, надо признаться, думал хреново, ты уж не обессудь…
– Да это понятно, – согласился Мухин. – Я и сам о себе до этой заварухи не лучше думал. А яркий пример – старлей. Он же, гнида, подставил нас всех. Его, кстати, из милиции вышибли и даже хотели дело заводить. Он ведь не сообщил никому. Просто патрульная ехала, видят, старлей сломя голову по улице мчится. Они его догнали, в машину сунули, он и сказал, мол, на садик напали, я стрелял, пока патроны были, а потом побежал за помощью. А сам автомат в машине оставил и пистолет даже не вытащил. Это тачка его тестя. Но тот теперь говорит: «Близко к ней не подходи, опозорил машину». Ну а за то, что во дворе у палатки было, – посмотрел он на Павла, – извинения прошу от всех. И полковнику спасибо большое.
– Забыли! – засмеялся Павел.
– Не верю я, что Ахаев в машине был, – сказал полковник. – Конечно, вроде бы и могли они под товарняк попасть, торопились. Ведь за ними вполне могли погоню устроить. Но мы про машины узнали позже от жительницы хутора. Я, пока эксперты не установят, кто там был, не поверю, что Ахаев мертв. Хотя шахидки сами не стали бы в поезд врезаться, он бы не позволил. А если он погиб, то и они пошли на таран. Хорошо, что пояса не взорвали.
– Так, – посмотрел на часы Ваха, – через пять минут прыгаем. До темноты отсидимся в лесу, потом свяжемся с Ахметом, он приедет.
– Лучше сразу вызвать, – сказал Муса. – Ночью опасно. Могут остановить.
– Правильно он говорит, – поддержал его Подрывник.
– Вообще-то да, – согласился Ваха.
– А здорово ты придумал с машинами, – восхищенно произнес Муса. – От леса до переезда метров пятьдесят. Закрепили руль – и вперед. Колесо прострелили, и «уазик» на рельсы съехал. И «Таврию» так же. А если тела русских баб найдут?
– Главное, мы время выиграли, – сказал Ваха. – Правда, хотел я Аслана сам убить, но пришлось снотворного давать. А баб вряд ли кто искать будет, они дорожные проститутки, ехали из Ростова. А тут их выбросили водители, мол, надоели. Вот они и ловили других. Так что никто их искать не будет. Пока эксперты установят, что к чему, мы уже в Ичкерии будем, – засмеялся он. – А может, истину гяуры так и не узнают. – Ваха посмотрел на часы и махнул шахидкам: – Пора! Вот что, – приказал он, – как спрыгнете, сразу в лес. Всех свидетелей убрать.
– Твою мать! – выругался Анджей. – Значит, хана Яну. Единственный, кто мне настоящим товарищем был. Твою мать, – повторил он и, взяв пластмассовый стаканчик с водкой, не отрываясь выпил.
– Елена Анатольевна, – обратилась к Рубиной Таня, – больные о вас легенду рассказывают. Мол, зашла в палату и сразу определила по запаху, что пили там азербайджанский коньяк. Наперебой рассказывают!
Рубина рассмеялась:
– Я видела, как выносили бутылку из-под азербайджанского коньяка. Там еще немного оставалось. Значит, только что выпили. А когда вошла, заметила в сумке Лутко горлышко бутылки. Вот и… – Не договорив, она снова рассмеялась.
– Вы как детектив! – восхитилась Татьяна.
– Ты только никому не говори, – попросила Елена Анатольевна. – Все-таки, может, бояться будут. А то ведь сейчас пьют и о больничном не волнуются. А пить большинству нельзя вообще.
– Конечно, никому, – кивнула Соколовская.
– Как бы сегодня ЧП не было, – сказала Рубина. – Литовина дежурит. И если полковник будет не в настроении, а она зайдет, страшно представить, что может случиться.
