А отличники сдохли первыми – 3: снова в школу - Рик Рентон
— В общем, так… — Быстро семеня рядом со мной, девчонка ловко перепрыгивала через торчащие корни и огибала колючие кусты. Умудряясь при этом не сбиться с дыхания, она тараторила почти без остановки. — Я не знаю, что там у маяка… Фух… Внутри… Фух… Но снаружи жоры должны ходить как приклеенные… Фух…
— Жоры? — Я припомнил, что и подростки постоянно употребляли это имя. — Что за Жоры-то?
Девчонка глянула на меня с лёгким удивлением,
— Ты же с ними только что дрался… Фух… — Перебираясь через очередные заросли, она быстро оглянулась. — Вроде пока не бегут… Успеваем…
— То есть, жоры… Это те люди? Взрослые?
— Ну да… Фух… Как ты…
Я припомнил пустые взгляды стариков и мужчин на ринге. Расслабленные челюсти и приоткрытые рты, как у пациентов дурдома…
— Но что с ними⁈
— Жорская болезнь. — Девчонка умудрилась пожать плечами на бегу. — Как-то её там по-научному в Саратове назвали, но я забыла…
— То есть, жоры — это те, кто болеет жорской болезнью… — Озвучивая свои выводы, я еле успевал за прыткой пленницей. — А жорская болезнь — это то, чем болеют жоры…
— Да ну, блин… Фух… Потом расскажу… — Отмахнулась девчонка. — Если доживём…
Внезапно она остановилась и вытянула руку вперёд, указав своей палкой куда-то за деревья:
— Вон он! Маяк! Видишь⁈
Сразу за лесом начинался широкий пустырь, отделённый от деревьев хлипким забором. За свободным пространством угадывался комплекс каких-то невысоких построек, над которыми возвышались сразу две башни. Кроме самого маяка, который легко угадывался по фонарю на верхушке, тут была установлена ещё и выкрашенная в красно-белые полосы радиовышка, стоявшая чуть ближе к пустырю. Это сооружение было явно новее. И выглядело даже более основательно, чем старый маяк.
И если само сигнальное устройство было ещё довольно далеко, то подножье новой вышки мы увидели уже очень скоро.
Как и тех, кто был рядом с полосатым сооружением.
— Ну вот тебе и жоры… — Выдохнула девчонка, притаившись рядом со мной у продавленного металлического забора.
Толпа людей, собравшихся вокруг здания, напоминала публику какого-то хиппового фестиваля. Заляпанная грязью бесформенная одежда, немытые и нечёсанные волосы, неуверенные, пошатывающиеся походки… Большинство попросту наворачивало тут медленные круги, бродя по пустырю нестройными кучками. Кто-то сидел прямо на голой земле, слегка раскачиваясь. Кто-то стоял у самой красно-белой стенки, упираясь в неё лбом. И, чем ближе к башне, тем плотнее было это скопление.
Не смотря на то, что кроме далёкого прибоя здесь не было слышно ни одной ноты, некоторые ходоки иногда замирали на месте, словно к чему-то прислушиваясь. И каждый жора время от времени поглядывал вверх — куда-то на сложный комплекс гигантских антенн, установленных вокруг всей верхней части башни. Однако, когда я случайно скрипнул саморезами по ржавому листу металла, в нашу сторону не повернулась ни одна голова.
Сколько же их здесь в этой глуши? Сотни? Тысячи? Но ни одного ребенка, вроде бы…
— За лето как будто только больше стало… — Послышалось сбоку от меня.
— И это… Это не лечится?
— Ещё до вчерашнего дня я была уверена, что не нет, не лечится. — Девчонка тоже заглядывала в пролом совсем рядом. Так близко, что я услышал её дыхание. — Но в Саратове вроде бы что-то такое придумали.
Опять Саратов… Там что теперь, какая-то научная Мекка? Но не это меня сейчас заинтересовало…
— Подожди… «За лето»? То есть… Сейчас…
— Тоже не помнишь? — Натолкнувшись на мой взгляд, пленница улыбнулась немного виновато. И тут же тихо напела: — Я календарь переверну… И снова…
«… объект для шуток в сетевом пространстве Российской Федерации и некоторых стран бывшего СССР. Основан на тексте популярной песни…»
Я мог поклясться, что никогда не слышал эту песню. И если бы память снова не выхватила строку какого-то учебного текста из тумана в моей голове, то так и продолжил бы озадаченно смотреть на свою собеседницу. Но теперь, похоже, знал точный ответ:
— Третье сентября?
Девчонка кивнула:
— Год назад, наверное, на алгебре какой-нибудь сидела уже. А не вот это вот всё… — Она кивнула за забор. — Хотя ещё фиг знает, что хуже…
Я тоже машинально глянул на бессмысленную толпу за поваленным ограждением:
— Правильно… Правильно понимаю, что все эти люди — они теперь… Какие-то зомби, что ли?
— Все взрослые, да… — Девчонка снова пожала плечами, вглядываясь в пространство вокруг вышки. — Почти все… Только на людей просто так не бросаются. Люди же невкусные…
— Но я только что видел…
— Только на еду реагируют. — Тряхнула она чёлкой. Ответ прозвучал абсолютно искренне.
— На еду?
— Ну да. Или на то, что пахнет едой. Духи какие-нибудь, например… Или газировка без сахара… Мыло хорошее тоже всё сожрали, гады…
— Так вот почему «жоры»…
Девчонка протяжно угукнула, продолжая неотрывно вглядываться куда-то в основание башни. И задумчиво забормотала вполголоса:
— Питерские вообще-то пытались их как-то по-другому называть… У них же вечно всё, не как у людей. Все эти поварёшки да поребрики… Не прижилось, в общем. — Наконец-то она отвлеклась от изучения толпы и снова оценивающе покосилась на меня. — Морских там, вроде, не видно… Но они пока не созреют, так сразу и не разглядишь…
— «Морских»? «Созреют»?
Ответить ей не дали воинственные вопли, долетевшие до нашего слуха со стороны лагеря. Боевые кличи и оскорбления явно приближались. Последняя минута форы, очевидно, истекла.
— Ладно, потом… — Девчонка быстро огляделась и решительно полезла через остатки забора. — Щас надо добраться хотя бы до этой башни.
Но на полпути она вдруг остановилась, обернулась и быстро вытянула веснушчатую ладонь:
— Если что, меня зовут Белла. — Рукопожатие девчонки оказалось неожиданно крепким. — А тебя?
Глава 3
Дерьмо и палки
«Рик.»
Где я это услышал? Это моё имя? Или, может, просто ник для какого-нибудь онлайн-сервиса?
Моё тело, видимо, знало ответ лучше меня самого и не стало лишний раз рефлексировать:
— Рик.
— Рик? — Белла спрыгнула на вязкую почву, чвакнув высокими армейскими ботинками. Где только такой размер нашли? Кроме газировки из полыни тут есть ещё и детские
