Полет Пустельги - Сергей Дмитриевич Трифонов
Командование вермахта было не в состоянии обеспечить оборону города силами немногочисленных строевых частей столичного гарнизона. Под мощным напором Красной армии главные боеспособные соединения армии и СС обходили Берлин с юга и севера и с боями упорно продвигались на запад, намереваясь сдаться американо-английским войскам. В Берлине оставались батальоны фольксштурма[3], гитлерюгенда[4], полиции, пожарников, строителей, в которых насчитывалось около ста тысяч человек. Кадровые подразделения вермахта[5], морской пехоты, люфтваффе[6] и СС — всего около двадцати тысяч человек — составляли костяк обороняющихся. Не хватало горючего, боеприпасов, средств связи, медикаментов и продовольствия. Однако гауляйтер[7] Берлина Геббельс всякий раз обрывал генерал-майора Хельмута Реймана, командовавшего обороной города, когда тот предлагал начать эвакуацию мирного населения и укрепление города:
— Генерал! Я не позволю сеять панику среди населения. Берлин никогда не будет сдан русским!
Очевидно, у Геббельса имелись свои расчеты. Тем не менее город был серьезно подготовлен к обороне. Десятки прочных баррикад перекрывали основные магистрали, транспортные узлы, перекрестки и развязки города. Более пятидесяти танков, врытых в землю, прикрывали подходы к центру. Практически все мосты были заранее взорваны, а оставшиеся надежно защищены предмостными укреплениями и узлами обороны. Защитники города располагали огромным количеством ручных противотанковых средств и в первую очередь реактивных гранатометов одноразового использования, фаустпатронов, от которых не было никакого спасения для бронетанковой техники.
Город разделили на несколько десятков секторов обороны. Все здания, сооружения, заборы, подвалы, подъезды, станции метро превратили в опорные пункты сопротивления. Живым заслоном для наступающих советских войск оставалось более двух миллионов мирного населения, которому просто некуда было деться.
Повествование о счастливом человеке
В конце августа 1914 года Ганс Баур окончательно решил записаться добровольцем в армию. Он собирался отправиться на фронт не только для того, чтобы защищать интересы кайзера и Германии, но и чтобы начать продвижение к своей заветной мечте стать пилотом. Две недели он вел изнурительные споры с отцом, который был категорически против планов сына. Отец считал, что ему, семнадцатилетнему юноше, еще рано таскать солдатский ранец. Да и вообще он не ставил ни пфеннига за мечту сына выучиться на летчика и стать офицером кайзеровских воздушных сил. Ганс виделся ему преуспевающим бизнесменом средней руки, владеющим несколькими магазинчиками, собственным домом в Мюнхене, членом бургомистрата. Мать молчала, в душе одобряя планы сына. Она верила в его счастливую звезду и знала, что он унаследовал ее упрямый твердый характер, который поможет ему добиться своей цели.
Поддерживала Ганса и очаровательная Анхель, готовая стать в будущем офицерской женой. Ее не смущала перспектива длительного отсутствия возлюбленного. Маленький Ампфинг наводнили войска, и недостатка в молодых, рослых, опытных и нахальных парнях не было. По вечерам в солдатских казино не смолкала музыка, пиво лилось ручьем, девушки не уставали от танцев и романтических приключений. Страсти поулеглись только тогда, когда в городке прошел слух, что венерическое отделение местного лазарета уже переполнено.
И вот одним ранним утром, не сказав ни слова родным, Ганс сел на поезд, доставивший его на юг Баварии, в Кемптен, где квартировались части Баварской гренадерской дивизии. На контрольно-пропускном пункте учебного пехотного полка его остановили дежурные солдаты:
— Парень! С тобой и разговаривать-то не станут. Во-первых, тебе только семнадцать. Во-вторых, таких низкорослых и тощих в гренадеры не берут. Отправят домой, велят отъедаться и пивом укреплять свою слабую плоть.
— Пропустите, и мы еще посмотрим, кого возьмут, а кого нет, — распалял себя Баур, но уверенности в нем поубавилось.
В пункте рекрутского набора его принял немолодой высокий сухощавый фельдфебель, которого, по словам солдат, боялись в части все, даже офицеры, за страстную любовь к дисциплине. Однако фельдфебель на вид не показался Гансу чрезмерно строгим. Он спокойно и внимательно просмотрел его документы, в том числе почетные дипломы за победы на конкурсах по физико-математическим дисциплинам в средней школе, потом сложил бумаги в синюю коленкоровую папку, завязал ее и отодвинул на край стола.
— Молодой человек, скажите мне честно, вы действительно желаете попасть на фронт или у вас имеются иные планы и цели? С такими знаниями по математике, физике и химии вам следовало бы делать кадровую военную карьеру.
Фельдфебель расположил к себе Ганса приветливым обращением, и тот уже было поверил старому вояке в стремлении помочь ему. Он искренне признался:
— Конечно, господин фельдфебель, я желаю служить своей родине. Но, кроме того, я мечтаю стать военным летчиком и понимаю, что единственный путь к этой цели — честная солдатская служба, после которой у меня появится возможность учиться на летчика.
— Вот что я вам скажу, мой дорогой юноша, — фельдфебель поднялся из-за стола, заложил руки за спину и стал прохаживаться по комнате. — Записать вас добровольцем я не могу. Вам еще нет восемнадцати. Ваш рост и вес также не способствуют выполнению воинского долга. Вам будет не под силу таскать полное снаряжение солдата, да еще и винтовку с патронами. Забирайте свои документы, возвращайтесь домой, работайте, изучайте воинские уставы, занимайтесь спортом, усиленно питайтесь. Через год постарайтесь подать рапорт в одну из авиационных частей, дислоцирующихся в Баварии. Больше, к сожалению, ничем помочь не могу.
Ошеломленный и раздавленный Ганс вернулся домой. Мать не могла не заметить, что он находился в скверном душевном состоянии, ни с кем не разговаривал и практически ничего не ел. Вечером она вошла к нему в комнату, села на кровать и своими участливыми расспросами вынудила его к признанию. Выслушав Ганса, она ласково сказала:
— Дорогой мой, ничего страшного не случилось. Фельдфебель указал тебе правильное направление движения. Поверь материнскому чутью: у тебя все будет отлично. Ты станешь не просто летчиком,