Сергей Зверев - Спасти Париж и умереть
– Этим я демонстрирую лояльность к властям, – буркнул седовласый.
Внезапно взгляд его выделил из толпы девушку, которая шла по тротуару. Девушка была тоненькая, худенькая, очень изящная. На плече ее висела сумочка. Девушка подошла и остановилась рядом. Художник не отрывал от нее взгляда.
Складной стул для клиентов, стоявший под деревом, был свободен. Девушка надула губки и вдруг решительно прошла к стульчику, опустилась на него. Она расстегнула сумочку и стала нервно в ней копаться, вытащила на свет зеленую пачку сигарет «Лоран», щелкнула зажигалкой и закурила.
Художник тем временем выбирал кисти.
– Адель, тебя так и нарисовать – с сигаретой в руке и лицом в облаке дыма? – пошутил он.
Взгляд девушки был устремлен вдаль. После вопроса она встрепенулась и посмотрела на художника.
– Ах, дядюшка Клод, как жаль, что вы растрачиваете свой талант на портреты этих жирных самодовольных бошей! – заговорила девушка. Она тронула носком маленькой туфли один из портретов, стоявших у ее ног.
Картина упала.
– У вас неповторимый художественный почерк, вас ни с кем не перепутаешь, – продолжала девушка, – а вы просиживаете здесь день-деньской…
– Адель, ты ведешь себя как ребенок! – сказал художник, вставая со своего места и поднимая картину. – Как только ты смогла убежать от того немца, которого столкнула в реку…
С ней действительно был такой случай. Девушка шла по набережной Сены, когда к ней стал приставать пьяный немецкий фельдфебель. Она, ни слова не говоря, толкнула его, и пьяница свалился с моста. Девушка припустила бегом с места происшествия. О последствиях своего поступка она не знала.
– Ничего! Он неплохо выкупался! – презрительно ответила Адель.
– Все равно… Нельзя быть столь беспечной и называть наших освободителей «бошами»… – Художник понизил голос, оглянулся. – В городе полно гитлеровцев…
– Я ненавижу бошей! – презрительно прищурившись, произнесла девушка, которую звали Адель.
– Да? И ты намерена всегда сталкивать их в реку? А если Сены рядом не будет?
– Ха! – Она пожала плечами. – Я пригрожу, что с ними расправится мой любовник… – Глаза ее сияли.
– Кто же это? – поддел художник.
Она понизила голос:
– Главнокомандующий немецкими вооруженными силами во Франции генерал Отто фон Штюльпнагель!
– Генерал Отто фон Штюльпнагель принял сторону заговорщиков, милая, – покачал головой художник. – Он арестован после покушения на фюрера. Тебе следует придумать другое имя… Например, военный комендант Зигфрид фон Маннершток…
У Адель был настолько удивленный вид, что художник фыркнул.
– Мсье Клод? – отвлекся от работы сосед. – Вас веселит ваша племянница?
– Еще как веселит! – ответил дядюшка Клод. – Если бы ты знал, что она недавно учудила… – И все же Клод не хотел рассказывать коллеге о том, как Адель столкнула немецкого фельдфебеля в реку. Внезапно погрустнев, он сказал о другом: – Она хуже ребенка, Шарль… Адель, дорогая, – обратился он к девушке. – Я все-таки прошу тебя быть осторожней. Как ты ведешь себя?
Девушка опустила голову, но тут же стрельнула взглядом по сторонам.
– Дядюшка, умоляю, перестаньте воспитывать меня, вот приближается молодой человек, которому я вполне могу понравиться…
– Ты совершенно невозможна, Адель, – вздохнул художник. – Но довольно. Ты принесла газету?
Вынув из сумочки газету, сложенную вчетверо, девушка передала ее художнику и вновь устремила взгляд на улицу. По тротуару шел молодой незнакомец. Было похоже, что он действительно посматривал в сторону Адель.
– «Пари суар»! – выпалила девушка. – Читайте, читайте!
Дядюшка Клод развернул газету, прошелся взглядом по разделу объявлений.
– Четвертый номер публикуем одно и то же, – вздохнул художник, – а ответного объявления нет, и никто не приходит. – Голос старика вдруг зазвучал увереннее: – У тебя есть еще что-нибудь, Адель?
– Шифры остаются прежними! – произнесла девушка и поднялась. – Я пойду! До свидания, дядюшка Клод…
Художник еще наносил мазки, а девушка была далеко… Она подошла к молодому парню, тот о чем-то заговорил с ней. Выглядело так, будто они знакомы. Клод долго смотрел им вслед, потом покачал головой…
Молодые люди уже скрылись за углом дома, когда к художнику обратился коллега по имени Шарль.
– Она права, – сказал Шарль. – Нельзя всю жизнь проводить на одном месте…
– Как только окончится война, уеду в Бретань, – вздохнул Клод. – Вернусь к своим любимым морским пейзажам. Поедешь со мной?
– А как же! – ответил тот и подмигнул. – Но я буду изображать своих любимых морских русалок…
Они рассмеялись и разошлись по своим рабочим местам.
Поезд стучал колесами на стыках рельсов. Курт Мейер, с удобством расположившись в мягком купе, смотрел в окно. Мимо проплывали приграничные пейзажи Германии. В руке Мейера дымилась сигарета, а сам он размышлял.
…Майор советской разведки Иван Денисов порядком устал от войны. Сложнейшие задания Центра означали для него изнурительную работу, во время которой он был вынужден совершенно забыть свое собственное «я». Он давно перестал быть Иваном Денисовым. Он одевался как Курт Мейер, говорил как Курт Мейер и поступал как Курт Мейер. Ему всегда хотелось избавиться от шкуры штандартенфюрера, но он был вынужден бесконечно играть свою роль.
Вот сейчас он ехал во Францию. Иван Денисов стряхнул пепел в пепельницу и улыбнулся. Франция всегда представлялась ему весьма романтической страной, родиной героев Александра Дюма, например. Но не только об этом думал Иван Денисов. Вспоминалась и Великая французская революция, и Парижская коммуна, и люди, чей дух и решимость всегда вызывали в нем восхищение.
В самом деле, не отголосок ли духа Великой французской революции вдохновил Ивана Денисова пойти в разведчики, воевать затем в Испании, дать согласие быть переброшенным в Германию, где у власти уже был Гитлер, выполнять сложнейшие задания, во время которых приходилось рисковать жизнью? Не искренняя ли потребность проявить такое простое человеческое чувство, как взаимовыручка, воспитанная и «Тремя мушкетерами» в том числе, выделяла всегда Ивана Денисова, да и штандартенфюрера Курта Мейера, из числа других людей? Отголосок духа Франции жил в обоих этих личностях.
А сколько еще всего можно было вспомнить…
Теперь Франция была рядом. Курт принялся вспоминать, что он знал по недавней военной истории этой страны.
В 1940 году Франция была оккупирована фашистской Германией. Впрочем, не вся страна, на юге страны осталась «свободная» территория, власть в которой принадлежала пронемецкому правительству Виши. На деле «вишисты» были марионетками гитлеровского режима, защищали немецкие интересы.
Правительсто Виши просуществовало недолго. В 1943 году в Африке фельдмаршал Роммель начал военные действия против англичан, и территория, подконтрольная Виши, перестала существовать. Немецкие войска прошли до побережья Средиземного моря. В Париже же на свет появилось правительство коллаборанта Петена, которое взяло на себя, по договоренности с гитлеровской стороной, некоторую долю властных полномочий во Франции.
Поезд остановился на маленькой станции. Немногие пассажиры – те, которые стояли у окон в коридоре вагона, – поспешили занять свои места. По вагону прошел шепоток, двери купе закрылись.
Курт решил сделать иначе. Он штандартенфюрер СС, чего ему бояться? Он решительно прошагал по вагону и спрыгнул с подножки на перрон.
На перроне стоял начальник поезда – Мейер запомнил этого человека еще с момента отправки поезда с Берлинского вокзала.
– Как долго стоим? – осведомился Курт, оглядываясь по сторонам. И, чтобы отбить лишние вопросы, протянул служебное удостоверение.
– Хайль Гитлер, – машинально произнес начальник поезда. И как-то странно глянул на Курта. – Вы бы остались в вагоне, господин штандартенфюрер, – мягко добавил начальник поезда, – сейчас придут пограничники…
– Мне нужно купить газеты, – сухо объяснил Курт. И, не дожидаясь ответа, пошел по перрону.
Собственно, необычная реакция удивила. Прежде любой собеседник, стоило ему понять, с кем он имеет дело, впадал в некое состояние, похожее на прострацию. Почему же здесь было не так? Подумав, Курт решил, что необычная реакция начальника поезда является следствием флегматичности его характера.
У здания станции стоял газетный киоск. Деревянный, старый. В маленьком окне Курт увидел газетчика, тот склонился над своим товаром. От обилия газетных заголовков зарябило в глазах… «Фёлькишер беобахтер», «Ренише цайтунг»… Продавались в киоске и французские газеты.
Курт вдруг прикипел глазами к первой полосе «Фёлькишер беобахтер». Официальная нацистская газета кричала о том, что… Нет, в это невозможно было поверить! На Гитлера было произведено покушение! И когда? Вчера, в день выезда Мейера из Берлина! Вернее, поезд отправился вечером, покушение было совершено в полдень… Но почему он ничего не знал? И почему его выпустили?
