Илья Деревянко - Западня
– Вы первый заместитель, вам и руководить «референдумом», – ласково улыбаясь, втолковал Егору Чубсов. – Демократия демократией, однако субординацию надобно соблюдать!
Гайдов раздулся от гордости, не подозревая, что его элементарно подставляют, и в случае возможных нареканий в будущем со стороны зарубежных партнеров всю вину свалят на первого зама. Он, дескать, настрополил, с него и спрашивайте!
– Собрание объявляется открытым! – прочмокал Егор Аркадьевич. – На повестке дня... вернее, ночи... впрочем, неважно! Короче, на повестке вопрос о...
– Да знаем, знаем! – загомонили присутствующие. – Давайте ближе к делу!
– Проводите голосование! – зычно крикнул Ненемецкий. – Нечего тянуть кота за хвост!
– Ну хорошо! – кисло сморщился раздосадованный нетерпеливостью аудитории Гайдов (он намеревался «толкнуть» пространную речь). – Голосуем в открытую, без бюллетеней. Кто против?
Ни одна рука не поднялась.
– Единогласно! – подытожил первый зам. – Переходим непосредственно к обряду э-э-э... жертвоприношения!..
* * *Между тем в кабинете директора даже не подозревали о готовящемся злодеянии. Устав возиться с пьяным папочкой, Таисия Брониславовна задремала в кресле, изнуренный круглосуточным бдением врач-нарколог сонно клевал носом, а лишенный присмотра господин Ельцов методично «употреблял» стакан за стаканом.
«Крепка, понимаешь, «Россиянка», – бормотал он, мутно уставившись на водочную бутылку с соответствующим названием. – Горло, зараза, дерет! Подсунули, понимаешь, сивуху! Издеваться над директором вздумали! Не потерплю! Всех уволю!!! А пока... может, звякнуть другу Вилли?! Пусть вышлет спецрейсом десяток ящиков ихнего, заокеанского пойла высшей очистки!»
Заранее облизываясь, Ельцов титаническим усилием самостоятельно дотянулся до телефона и, зажмурив один глаз (иначе предметы раздваивались), тщательно набрал номер. Однако, подобно вахтеру Иванову, он попал не в канцелярию Вилли, а в приемную Люцифера.
– Чего названиваешь, дубина?! – гнусаво рявкнул уже известный читателю адский секретарь. – На сковородку не терпится?! Ха-ха! Обожди чуток! Недолго осталось!
– Галлюцинация, понимаешь! – сварливо проворчал господин директор, с ненавистью глядя на бибикающую короткими гудками трубку. – Сгорел на работе! А нарколог, понимаешь, и не чешется! Дармоед! Выгоню к чертям собачьим!
Всецело поглощенный собственными проблемами, Ельцов не обратил внимания на творящиеся в непосредственной близости от стола поистине странные вещи...
* * *– Проснитесь, дорогая! – разбудил Таисию Брониславовну умильный говорок Нелесовского. Тая лениво приподняла веки. Опасливо озираясь и переминаясь с ноги на ногу, стоявший в дверях коммерсант Боб одной рукой демонстрировал увесистую пачку долларов, а другой манил директорскую дочку к себе. Позади него, в коридоре, слышался приглушенный гул множества голосов. Вид иностранной валюты всегда действовал на Таисию гипнотически. Толщина же пачки вовсе превратила ее в сомнамбулу. Резво вскочив на ноги, она, как мелкая железка к мощному магниту, прилипла к Нелесовскому. Тот, корча убедительные гримасы, принялся нашептывать Тае на ушко. Зрачки Таисии Брониславовны постепенно расширялись.
– Нет! – выслушав коммерсанта, вякнула она. – Я люблю папу!
Не вступая в дискуссии, Боб деловито отслюнявил половину пачки.
– Нет, – на сей раз голос Таи звучал куда менее убедительно.
Скорбно вздохнув, Нелесовский отдал дочке вторую половину.
– Прости, папочка! – пролепетала она и, утерев скупую слезу, начала сноровисто пересчитывать купюры...
* * *– Почему без доклада?! – зарычал Бронислав Никифорович, обводя налитыми кровью глазами столпившихся в кабинете подчиненных. – Распустились, понимаешь!!!
– Умерьте тон, бывший господин директор! – надменно сказал Чубсов.
– Бывший?! То есть как?! – опешил Ельцов.
– По итогам «референдума»... – начал было Борис Анатольевич, но, не закончив фразу, пренебрежительно махнул рукой. – Да чего с ним разговаривать! Все равно ни черта не соображает. Приготовьте жертву!
Ненемецкий, Юмкин, Суйсуев, Плешвиц и Козырьков, назначенные Гайдовым на должности подручных при исполнении сатанинского ритуала, дружно бросились на директора.
– Саша, Сашенька, выручай! – осознав весь ужас происходящего, отчаянно завопил Бронислав Никифорович, призывая на помощь верного своего телохранителя Коркова, в припадке пьяного маразма выгнанного им со службы три с половиной года назад.
Чубсов с Нелесовским дьявольски расхохотались. К ним присоединились Гайдов, Чернобрюхов, а затем и остальные.
– Сасенька далеко отсюда! Сасенька вас не слыщит! – издевательски сюсюкал Егор Аркадьевич. – Зря стараетесь!
– У него склэроз! – веселился восточный человек. – Старый савсэм! Вах! Зачэм крычыт?! А?! Мы ж эго нэ больно зарэжэм!
– Успокойся, папа, тебе вредно волноваться! – мурлыкала Тая, нежно ощупывая полученный от Нелесовского гонорар. – И не сопротивляйся, папочка! Ты должен пожертвовать собой ради семьи!
– Нам надоели ваши вечные оскорбления! – обливаясь потом, пыхтел Ненемецкий, с трудом заворачивая назад правую руку бешено брыкающегося Ельцова.
– Ваше обращение с людьми стало совершенно возмутительным! – сопел Плешвиц, которому досталась левая нога. – Да перестаньте пинаться! Это просто некультурно!!!
– Он меня головой боднул! Представляете! – плаксиво жаловался Козырьков, намертво вцепившись в седую шевелюру Бронислава Никифоровича.
– Столь грубое, некорректное поведение не украсит вашу биографию, – журчал журналист Юмкин, навалившийся на левую руку. Суйсуев, плотно стиснув зубы, молча сражался с правой ногой. Наконец силы директора иссякли. Прекратив бороться, он безжизненно распластался на освобожденном от телефонов и бутылок столе. Подручные грубо сорвали с Ельцова одежду. Криво ухмыляющийся Чубсов достал из-за пазухи ритуальный кинжал...
* * *Чубсов проводил «черную мессу» не торопясь, основательно. Нелесовский приволок непонятно откуда целый ворох свечей (точно по числу участников шабаша). Кинжал пустили по кругу. Каждый из присутствующих нанес по удару. Среди них не было смертельных. Бронислав Никифорович умер от потери крови. Вопреки обещанию восточного человека – «нэ больно зарэзать», – он мучился долго. Бормоча таинственные заклинания, Борис Анатольевич собрал стекающую кровь в пустой горшок из-под цветов. Все сделали по глотку, а главный бухгалтер, козлом скакнув на стол, начал на остывающем теле пляску смерти. Одновременно он звонко распевал диковинную песню на непонятном языке. Сотрудники Учреждения (в том числе дочка Тая) и «застрявшие» посетители водили хоровод вокруг покойника[7]. По завершении мерзкого обряда на мертвеца небрежно набросили захваченную в актовом зале бархатную скатерть. Неожиданно Чубсов заметил, что один из валяющихся на полу телефонов (тот, по которому Ельцов звонил другу Вилли) издает короткие гудки.
– Свершилось!!! – торжествующе вскричал он, воздев руки к потолку. – Блокада снята!!!
На перемазанных кровью физиономиях убийц расползлись радостные улыбки. Не сговариваясь, они скопом ломанулись к дверям, а Борис Анатольевич, бережно подобрав аппарат, набрал номер ФСБ.
– Приемная Люцифера слушает, – прозвучал в трубке гнусный бесовский голос.
Чубсов сперва испугался, однако страх быстро сменился восторгом. Невзирая на длительное членство в оккультном ордене, Борису Анатольевичу впервые довелось связаться с инфернальными хозяевами напрямую, и главный бухгалтер Учреждения воспринял ответ из преисподней как особую, оказанную ему за выдающиеся заслуги милость.
– Жертвоприношение совершено! – благоговейно трепеща, отрапортовал он.
– Молодец! Так держать! – снисходительно похвалил адский секретарь.
– Можно теперь идти по домам? – робко спросил Чубсов.
– Нет!
– Но почему?! – Восторг Бориса Анатольевича сменился безысходным отчаянием. – Мы... Мы же закололи директора!!!
– Этого недостаточно! – безжалостно отрезал демон.
– Как же... как же быть?! Подскажите!!! – взмолился главбух.
– Готовьте запасы провизии! – язвительно загоготал нечистый дух и дал отбой.
Колени Чубсова подогнулись. Он грохнулся на четвереньки и заскулил побитым псом...
* * *Внизу, в вестибюле, чиновники с посетителями бились о непроницаемое входное отверстие, словно мухи об оконное стекло. Стрелки часов не сдвинулись ни на миллиметр. Люди и машины снаружи по-прежнему пребывали в застывшем состоянии.
– Нас подло обманули!!! – кликушески надрывалась Таисия Брониславовна. – Бедного папу убили напрасно!!! Я не переживу столь страшной утраты!!!
– Переживешь! – подкравшись сзади, с нескрываемой угрозой прокартавил Нелесовский. – Или отдавай обратно баксы! – Тая мгновенно заткнулась. – И впредь не разевай рот без разрешения! – После гибели «Гаранта» коммерсант больше не считал нужным церемониться с его дочерью. – Понятно, кретинка?!
