Юрий Гаврюченков - Ландскнехт
Лицо Мельника скривилось. Он сплюнул в раковину и пустил воду. Ему было противно и даже стыдно. "Я действительно слаб", – подумал Мельник. Ни Ситника, ни Гаджиева происшедшее не волновало. Вероятно, замполит прав. Захотелось напиться. Лица в гостиной теперь были словно в тумане. Человеку свойственно забывать неприятное. Мельник прополоскал рот, выключил воду и пошел в комнату.
Жена спала, тихо посапывала в своей кроватке дочь. Мельник забрался под одеяло, собрался обнять Полину, но затем решил не будить. Он попытался заснуть, но сон не шел. Визг ротвейлера, когда ему выдавили глаз, сухой щелчок выстрела и тупой удар пули, с треском проломивший череп собаки, люди в гостиной, когда он ворвался на чужой праздник, – одно мгновение перед тем, как все испугались, перед тем, как началась стрельба. Это был совершенно другой мир: мир благополучия, достатка, домов-дворцов, дорогих автомашин, тусклого блеска золота и безупречной белизны мебели, которую он иногда видел в шикарных магазинах. Заведомо не имея ничего против этих людей, он вломился в это великолепие и начал убивать. Мельник заворочался.
– Они все бандиты, – сказал он сквозь зубы.
– А, ты пришел, – пробормотала, просыпаясь, жена.
Ее вторжение в размышления Мельника положило конец поискам самооправдания. Он вдруг понял, как надо утешиться, и, откинув одеяло, поцеловал жену.
– Я хочу тебя, – произнес он, переворачивая ее на спину.
– Саш, ты чего? – сонно пробормотала Полина, еще не совсем понимая, что происходит.
– Давай.
– Я спать хочу.
Не слушая ее, Мельник снял трусы, задрал ночную рубашку и, раздвинув ноги жены, вошел в нее, может быть, чересчур грубо. Полина вскрикнула, но Мельнику было уже наплевать. Он старался отключиться от происходящего, чтобы все забыть, и ему удалось не думать. Полина лежала под ним, закусив от боли губу, не двигаясь, и терпеливо ждала, боясь разбудить дочь. Наконец Мельник кончил и устало отвалился, обливаясь потом и тяжело дыша. Рана на боку открылась, и он перепачкался кровью. Ему удалось успокоиться. Он завернулся в одеяло и быстро заснул.
Утром, готовя завтрак, Полина держалась подчеркнуто отчужденно. Мельник почувствовал себя виноватым, но потом решил, что поступил правильно, и решил отложить объяснения на вечер. Придя на работу, он показался командиру и сел писать бумажки. Подробный отчет был необходим для начальства, которое любило рутину и делало вид, что хочет быть в курсе всех дел. Вскоре к нему присоединились Ситник и Гаджиев. Сверяясь друг с другом, они составили цидули, весьма схожие между собой, за исключением того момента, когда прапорщик пролез через окошко и убил двоих охранников, которых повстречал наверху. Одному он сломал шею, а второму пальцами разорвал сонную артерию и, зажав рот, подождал, пока он потеряет сознание.
При дневном свете сомнения, мучавшие Мельника ночью, развеялись и он пребывал в бодром, если не сказать веселом, настроении. Обмениваясь остротами, он проводил Ситника, который сегодня заступал дежурным, и отнес Хрусталеву отчет.
– Присаживайся, – сказал Хрусталев.
Мельник сел на стул. Кабинет командира отряда специального назначения поражал своей спартанской обстановкой. Управление скромно ютилось в особняке царского стеклопромышленника Нечаева-Мальцева, и голые стены, отделанные позолотой, украшала машинописная опись имущества в рамочке. На столе стоял телефон внутренней связи, радиотелефон "Кортлес" и факс. Рядом валялась одноразовая шариковая ручка из ларька. Железный шкаф, заменявший сейф, притулился в углу, а между ним и столом втиснулся стул, на котором сидел Мельник.
– Пил вчера? – спросил прямолинейный Хрусталев.
– Нет, – ответил Мельник.
– Почему?
– Не знаю. Наверное, нечего было. Я спать лег.
– Это твое первое… дело?
– Первое.
– Почему не напился? После первого дела все пьют. Это точно первое?
– Точно, – ответил Мельник.
– Что сделал, когда домой пришел?
– Помылся, трахнул жену и заснул.
– Тоже неплохое средство. А теперь честно, о чем вчера думал?
– Не помню, – сказал Мельник, – муторно как-то было.
– Ну это со всеми поначалу бывает, – с облегчением произнес Хрусталев. – Жене что-нибудь рассказывал, о чем вчера говорили?
– Ни о чем. Я и трахнул-то ее, чтобы успокоиться.
Глядя в честные глаза подчиненного, Хрусталев отбросил последние сомнения. Человек, который после первого убийства ведет себя спокойно, должен иметь психические отклонения. У Хрусталева уже был печальный опыт. Неизвестно, как этого парня пропустила ПФЛ, через которую проходят желающие работать в органах внутренних дел, но, видимо, погрешности случаются и там. При задержании он был вынужден применить оружие и убил двоих, потом, как выяснилось, без всякого повода. Дискомфорт он после этого не испытывал. Спустя восемь месяцев уголовный розыск арестовал маньяка, насиловавшего и расчленявшего детей в лесах Ленинградской области. По факту этой истории Хрусталев получил выговор за изъяны в воспитании личного состава. С тех пор он очень внимательно следил за моральными качествами своих бойцов и старался больше не ошибаться.
– Ты привыкай, – сказал Хрусталев. – Иногда с этими подонками иначе нельзя. Они в наших ребят стреляют, а мы с ними либеральничаем. Надо ввести закон, как в Чикаго: за каждого убитого полицейского – шесть убитых бандитов. Живо бы научились уважать.
Мельник не мог с ним не согласиться. Бандиты действительно наглели все больше с каждым днем, и вчерашняя операция уже не казалась ему жестокой. Вот только с Полиной получилось как-то нехорошо. Мельник весь день готовился к разговору, но при виде жены боевой пропагандистский настрой куда-то испарился. Он виновато зашел в комнату и присел на кровати. Жена кормила ребенка, демонстративно не замечая его присутствия.
– Прости, – начал Мельник.
Полина опустила голову, делая вид, будто поглощена процессом кормления.
– Я вел себя как скотина, – выдавил Мельник. – Ну… не знаю, что на меня нашло.
Жена опустила засыпающую дочку в постель и обернулась, поплотнее запахивая халат. На глазах ее были слезы.
– Мне страшно, – тихо произнесла она. – Ты меняешься.
– Я меняюсь? – Мельник поджал губы. – Да, я изменился. Так надо для службы и… для нас всех. Эта пересадка…
– Нет, не физически. – Полина осторожно коснулась его руки. – К этому я привыкла. Но ты еще и сам меняешься, духовно. Ты постепенно становишься другим, я не помню, чтобы ты был такой жестокий.
– Ну, ты преувеличиваешь, – заметил он.
– Со стороны лучше видно, – покачала головой Полина. – Я каждый день смотрю на тебя, и мне становится страшно. Перемены в тебе – это как скачок. Раз, и ты чуточку иной. В другой раз опять. Это как-то связано с работой?
– Да, – сказал Мельник. – Возможно, что и так.
– Я сегодня была у врача, – тихо сказала Полина. – Он наложил мне швы. На несколько дней тебе придется воздержаться.
– Я не хотел, – Мельник опустил голову ей на плечо. – Извини.
– Ты не виноват, – Полина погладила его по волосам, – но так долго продолжаться не может. Наступит время, когда ты изменишься настолько, что перестанешь быть собой. Что тогда будет со мной и с моей дочкой?
– Она, между прочим, и моя дочь, – невпопад заметил Мельник.
– А когда ты сам перестанешь себя узнавать, тогда как?
Об этом Мельник не думал.
Следующую неделю он провел в спортзале. Управление по борьбе с организованной преступностью имело в своем штате настоящих мастеров боевых искусств. Специалисты по дуаньда, бойцы муай-тай, таэквондо, самбо, спас, собор и другим разновидностям армейского рукопашного боя, некоторые прошли школу Афганистана и умели качать маятник, у них было чему поучиться, и Мельник учился. В пятницу он получил новое задание: ликвидировать звеньевого одной из группировок, опасного убийцу-рецидивиста. Мельника спешно переодели в джинсовый костюм, показали фотографию и выдали пистолет Макарова, который он должен бросить на месте проведения операции, чтобы убийство максимально походило на бандитскую разборку. Мельника доставили по указанному адресу и вручили сканнер – многоканальный радиоприемник, очень сложный в обращении, но уже настроенный, так что возиться с ним не пришлось. Точно в назначенное время наблюдатель сообщил, что машина подъехала к дому и объект направляется к парадному.
Мельник занял позицию у наружных дверей. В щель он мог видеть поднимающихся по ступенькам людей. Их было двое. Он резко распахнул дверь и шагнул навстречу, держа "ПМ" у бедра. Один, с красной обветренной мордой бывалого зэка, был одет в элегантный серый костюм, второй, по-видимому телохранитель, – в зеленый пиджак и расстегнутую до пупа рубашку. На шее у него красовалась тонкая золотая цепочка – крупная, вероятно, по рангу еще не положена. Все это Мельник словно сфотографировал за долю секунды – реакция у него была быстрее, чем у бандитов, – и нажал на спуск.
