Невиновный - Гришэм Джон
Ошеломленный Деннис выслушал их приговор в мертвой тишине. Он был потрясен: ведь он невиновен, его осудили на основании таких ничтожных доказательств. Ему хотелось разразиться бранью в адрес присяжных, судьи, полицейских, системы, но суд еще не закончился.
Впрочем, Деннис был не так уж и удивлен. Он ведь наблюдал за присяжными и видел их недоверие к нему. Они представляли город Аду, город, жаждавший обвинительного приговора и считавший: раз полицейские и Питерсон уверены, что он убийца, значит, так оно и есть.
Закрыв глаза, он стал думать о дочери, Элизабет, которой было четырнадцать лет. Она уже достаточно взрослая, чтобы отличать виновность от невиновности. Но как после такого приговора он сможет убедить ее, что невиновен?
Когда публика покидала здание суда, Пегги Стиллуэлл упала в обморок на лужайке. Нервное перенапряжение и горе окончательно доконали ее. Ее отвезли в ближайшую больницу, но, впрочем, вскоре отпустили домой.
После того как вердикт был вынесен, суд быстро перешел к заключительной стадии – определению наказания. Теоретически жюри должно было бы определить наказание с учетом отягчающих обстоятельств, представленных обвинением и предполагающих смертную казнь, и смягчающих обстоятельств, представленных защитой и способных с Божьей помощью спасти его жизнь.
Процедура определения наказания оказалась очень короткой. Питерсон вызвал на свидетельское место Расти Физерстоуна, который получил наконец возможность поведать присяжным, как Деннис признался ему, что они с Роном кочевали по барам в Нормане месяца за четыре до убийства. Это было единственное, что он мог доложить. Два человека, подозреваемые в убийстве, проехали семь миль до Нормана и всю долгую ночь прочесывали там клубы и бары.
Следующая, и последняя, свидетельница продолжила эту «многозначительную» историю. Ее звали Лавита Брюер. Сидя в баре гостиницы «Холидей», она познакомилась с Фрицем и Уильямсоном. Выпив несколько стаканчиков, они вместе вышли на улицу. Брюер села на заднее сиденье машины. Деннис был за рулем, Рон – рядом с ним. Шел дождь. Деннис ехал быстро, проскакивая на красный свет и тому подобное, и в какой-то момент с Брюер случилась истерика. Хотя эти двое и пальцем ее не тронули и не угрожали ей, она решила выйти. Но Деннис не желал останавливаться. Так продолжалось минут пятнадцать или двадцать, потом машина снизила скорость настолько, что Лавита смогла открыть дверцу и выпрыгнуть. Забежав в автомат, она позвонила в полицию.
Никто не пострадал. Ни на кого не было заведено дело. Никого не осудили.
Но Биллу Питерсону этот эпизод представлялся явным доказательством того, что Деннис Фриц являет собой угрозу для общества и должен быть казнен, чтобы избавить от опасности молодых дам. Лавита Брюер была лучшим – и единственным – свидетелем, какого он смог найти.
Во время своей страстной речи, призывающей присяжных осудить Фрица на смерть, Питерсон посмотрел на Денниса, ткнул пальцем в его сторону и сказал:
– Деннис Фриц, вы заслуживаете смерти за то, что вы с Роном Уильямсоном сделали с Деброй Сью Картер!
В этом месте Деннис перебил его и сказал, обращаясь к жюри:
– Я не убивал Дебби Картер.
Спустя два часа присяжные вернулись из совещательной комнаты с приговором – пожизненное заключение. Когда приговор зачитали, Деннис встал, повернулся лицом к ложе жюри и сказал:
– Дамы и господа, я только хотел бы сказать…
– Простите, – перебил его судья Джонс.
– Деннис, вы не имеете права это делать, – пояснил ему Грег Сондерс.
Но Деннис не желал, чтобы ему затыкали рот, и продолжил:
– Господь наш Иисус на небесах знает, что я этого не делал. Я хочу только, чтобы и вы знали, что я прощаю вас. И буду молиться за вас.
Вернувшись в камеру, в удушливую тьму своего маленького уголка преисподней, он не испытал ни малейшего облегчения от того, что избежал смертной казни. Ему было тридцать восемь лет, он был невиновным человеком, никогда в жизни не испытывавшим тяги к насилию, и перспектива провести остаток жизни в тюрьме была для него совершенно невыносима.
Глава девятая
Аннет Хадсон внимательно следила за ходом процесса над Фрицем по репортажам в газете «Ада ивнинг ньюз», которая 12 апреля, во вторник, вышла с огромным заголовком на первой полосе: «Фриц признан виновным в убийстве Картер».
Как обычно, в статье упоминалось имя ее брата. «Рон Уильямсон, которому тоже предъявлено обвинение в убийстве первой степени, предстанет перед судом 21 апреля». О причастности Рона к убийству Дебби Картер и о грядущем суде над ним говорилось во всех шести материалах, посвященных процессу.
«Как же при этом можно ожидать, что удастся составить беспристрастное жюри? – без конца повторяла себе Аннет. – Если один соучастник признан виновным, может ли другой в том же городе рассчитывать на справедливый суд?»
Она купила Рону новый серый костюм с дополнительной парой брюк темно-синего цвета, две белые рубашки, два галстука и новые туфли.
20 апреля, накануне открытия процесса, Рона привели в суд для предварительной беседы с судьей Джонсом. Судью тревожило, что обвиняемый может повести себя буйно, – небезосновательная тревога, учитывая недавний опыт. Попросив Рона подойти к столу, судья сказал:
– Я хочу убедиться в том, что завтра, когда вас сюда приведут, вы не будете нарушать порядок. Вы понимаете, о чем я беспокоюсь?
– Не буду, если они не станут снова мне говорить, будто я кого-то убил, – ответил Рон.
– Но вы ведь понимаете, что они не могут этого не делать? – продолжал судья.
– Понимаю, но это неправильно.
Судье Джонсу было известно, что в прошлом Рон – выдающийся спортсмен, поэтому он решил прибегнуть к спортивной аналогии:
– Судебный соревновательный процесс напоминает спортивные состязания. Каждая сторона имеет возможность атаковать и каждая – обороняться. Это просто часть судебной процедуры. Вы же не возражаете против этого правила в спорте?
– Нет, только из спорта меня вышвырнули, – ответил Рон.
Для обвинения процесс над Фрицем стал отличным разогревом перед главным событием, в котором предполагалось задействовать тех же свидетелей и практически в том же порядке. Но на предстоящем суде у штата было два дополнительных преимущества. Во-первых, подсудимый был психически неуравновешен, склонен переворачивать столы и выкрикивать оскорбления, а такое поведение большинство людей, в том числе присяжные, не одобряют. Рон мог быть пугающе мрачным, люди страшились его. Во-вторых, его адвокат был слеп и не имел помощников. После того как его назначенный судом помощник Барбер в марте был освобожден от дела, замены ему так и не нашли. Барни славился быстротой реакции и непревзойденным умением вести перекрестный допрос, но отпечатки пальцев, фотографии и исследование волос в силу незрячести были его слабым местом.
Защита не могла дождаться начала процесса. Барни уже тошнило от Рона Уильямсона. И его приводило в отчаяние то, что он отнимает у него бесценные часы, которые можно было бы потратить на других, платных клиентов. К тому же он боялся Рона, физически боялся. Он попросил сына, который не был юристом, во время процесса сидеть за спиной у Рона – на всякий случай. Сам Барни собирался сесть как можно дальше от своего подзащитного, но скамья оказалась не настолько длинной, так что в случае, если Рон внезапно сделал бы угрожающее движение в его сторону, сын должен был вскочить и силой усадить его на место.
Таков был уровень доверия между адвокатом и его клиентом.
Однако 21 апреля мало кто в переполненном зале суда догадывался, что сын призван защитить отца от его клиента. Большинство присутствовавших были потенциальными присяжными, непривычными к подобного рода заседаниям и не знавшими, кто есть кто. Здесь же находились репортеры, любопытствующие юристы и обычная компания сплетников, которых в маленьких городах всегда привлекают судебные процессы, особенно если рассматривается дело об убийстве.
