Невиновный - Гришэм Джон
Несмотря на рискованность и сомнительность результатов, Мелвин Хетт был непоколебимым адептом волосяного анализа. Они с Питерсоном подружились, и накануне суда над Фрицем Хетт снабдил его научными статьями, превозносящими надежность улики, широко известной своей ненадежностью. А вот многочисленных статей, доказывающих недостоверность сравнительного структурного анализа волос, он прокурору не предоставил.
За два месяца до суда над Фрицем Хетт отправился в Чикаго и представил образцы вместе с результатами своих изысканий в частную лабораторию «Маккроун». Там некто Ричард Бисбинг, знакомый Хетта, провел проверку полученных им результатов – Ванда Фриц наняла Бисбинга в качестве независимого эксперта со стороны защиты. Чтобы оплатить его услуги, она продала машину Денниса.
Бисбинг оказался куда более расторопным исследователем, но результаты его экспертизы оказались не менее противоречивыми.
Менее чем за шесть часов Бисбинг опроверг все выводы Хетта. Из одиннадцати лобковых волос, которые Хетт на основе микроскопического исследования безоговорочно определил как принадлежащие Фрицу, Бисбинг признал достоверными только три. Только три волоска лишь могли принадлежать Деннису Фрицу. Относительно восьми других Хетт вообще ошибся.
Не смутившись столь низкой экспертной оценкой его работы, Хетт вернулся в Оклахому, готовый защищать свое мнение в суде.
Место за свидетельской стойкой он занял в пятницу, 8 апреля и с ходу принялся читать лекцию, изобиловавшую научными терминами и словами, предназначенными более для того, чтобы произвести впечатление на присяжных, нежели чтобы информировать их. Даже Деннис, дипломированный и опытный преподаватель биологии, был не в состоянии следовать за ходом его мысли, что уж говорить о присяжных. Деннис несколько раз бросал взгляд в ложу жюри и видел там безнадежно растерянные лица. Однако было очевидно, что непонятная речь эксперта производила впечатление на присяжных: мол, как же много он знает!
Хетт бросал слова вроде «морфология», «кора головного мозга», «чешуйчатые выпуклости», «поверхностные зазоры», «корковые веретенца», «яйцевидные тела» так, словно каждый находившийся в зале знал их значение, и редко снисходил до того, чтобы объяснить их.
Хетт был звездным экспертом обвинения, окруженным аурой солидности, основанной на его опыте, учености, заумной лексике и самоуверенности. В его словах не было и тени сомнения, что некоторые волоски, взятые у Денниса Фрица, по своей микроскопической структуре идентичны некоторым из тех, что были найдены на месте преступления. За время его опроса выставившей стороной он шесть раз повторил, что волосы Денниса и подозрительные волоски с места преступления структурно совместимы и могут происходить из одного источника. Той истиной, что они точно так же могут и не происходить из одного источника, он с присяжными не поделился.
Во время прямого допроса Хетта Билл Питерсон постоянно упоминал «обвиняемого Рона Уильямсона и обвиняемого Денниса Фрица». Рон в это время был заперт в одиночной камере, бренчал на гитаре и понятия не имел о том, что над ним вершится заочный суд, принимавший отнюдь не благоприятный для него оборот.
В заключение своих свидетельских показаний Хетт сделал краткое резюме для присяжных. Одиннадцать лобковых волос могут принадлежать Деннису. Это были те самые одиннадцать волосков, которые он возил в чикагскую лабораторию «Маккроун» и показывал Ричарду Бисбингу как другому, независимому, эксперту.
Перекрестный допрос, проведенный Грегом Сондерсом, заставил его немного отступить. Ему пришлось нехотя признать, что анализ волос чреват слишком серьезным риском, чтобы использовать его в качестве надежного идентификатора. Как и всякий эксперт, Хетт умел с помощью хитроумных и расплывчатых научных формулировок выпутаться из любых вопросов.
Когда он покинул свидетельское место, для обвинения настал перерыв.
Первым свидетелем защиты был сам Деннис Фриц. Он рассказал о своем прошлом, о своей дружбе с Роном и тому подобном. Признал, что был осужден за выращивание марихуаны в 1973 году и что скрыл это при приеме на работу преподавателем в школу спустя семь лет. Причина, по которой он солгал, была проста: ему нужна была работа. Он несколько раз повторил, что не был знаком с Дебби Картер и, конечно же, ничего не знает о ее убийстве.
Потом его передали Биллу Питерсону для перекрестного допроса.
У адвокатов на случай плохо обеспеченного доказательствами процесса есть старая поговорка: «Если у тебя нет фактов, побольше кричи». Питерсон картинно выступил на подиум, как на сцену, уставился на убийцу с подозрительными волосами и начал кричать.
Не прошло и нескольких секунд, как судья Джонс подозвал его к судейскому столу и сделал внушение.
– Вам может не нравиться обвиняемый, – строго прошептал судья, – но вы не имеете права сердиться в зале суда.
– Я не сержусь, – сердито огрызнулся Питерсон.
– Нет, сердитесь. И помните: это был последний раз, когда вы позволили себе повысить голос в этом зале.
– Ладно.
Питерсон демонстрировал, что его приводит в ярость ложь Фрица при приеме на работу. Значит, ему вообще нельзя верить. Он театрально извлек и предъявил суду еще одно свидетельство лживости Денниса – анкету, которую тот заполнил, покупая пистолет в Дюранте, штат Оклахома. Он снова скрыл тот факт, что был осужден за выращивание марихуаны! Два очевидных случая прямого обмана!
Ни один из них, разумеется, не имел никакого отношения к убийству Картер. Питерсон витийствовал, стараясь извлечь столько пользы, сколько было возможно, из этой признанной Фрицем лжи.
Забавно, а могло бы быть и комично, если бы ситуация не была столь напряженной, что Питерсон – обвинитель, строивший дело на показаниях преступников и осведомителей-лжесвидетелей, – так гневно взбивал пену над свидетелем, который когда-то всего лишь вынужденно не сказал правду.
Когда он наконец решил двинуться дальше, оказалось, что двигаться-то ему некуда. Он метался от одного голословного заявления своих свидетелей к другому, но Деннис твердо стоял на своем. После часового перекрестного допроса Питерсон сел на место.
Вторым, и последним, свидетелем Грега Сондерса был Ричард Бисбинг, который сообщил присяжным, что не согласен с большинством выводов Мелвина Хетта, и объяснил почему.
В пятницу в конце дня судья Джонс распустил суд на выходные. Деннис под охраной прошел обратно в тюрьму, переоделся и попытался расслабиться в своей крысиной камере-норе. Он считал, что штату не удалось доказать его вину, но был далек от уверенности. Достаточно было видеть злобные лица присяжных, когда они рассматривали чудовищные фотографии с места преступления. Видел он их лица и во время выступления Мелвина Хетта – присяжные явно поверили его доводам.
Для Денниса это были очень долгие выходные.
К заключительным речам перешли в понедельник утром. Первой от имени штата выступала Нэнси Шу. Она подробно цитировала всех свидетелей обвинения.
Грег Сондсрс, возражая ей, обратил внимание на то, что штату мало что удалось доказать, что обвинение явно не выполнило своей обязанности представить не вызывающие никаких сомнений доказательства вины Фрица, что процесс превратился не во что иное, как в попытку обвинить его подзащитного «по ассоциации», и что жюри должно признать его клиента невиновным.
Билл Питерсон произвел последний артиллерийский выстрел. Почти час он пространно распинался, отрыгивая наиболее выигрышные моменты выступлений своих свидетелей и тщетно пытаясь убедить жюри, что его осведомители заслуживают доверия.
Присяжные удалились в совещательную комнату в полдень и, вернувшись через шесть часов, доложили, что голоса у них разделились: одиннадцать против одного. Судья Джонс отправил их обратно, пообещав обед после достижения согласия. Около восьми часов вечера они снова вошли в зал с вердиктом: виновен.
