Лев Пучков - Тротиловый эквивалент
Теперь треугольник был как бы привязан к точке туго натянутой красной нитью. Если бы я был писателем, то сказал бы так: казалось, там сидит какой-то злой гномик и крутит лебёдку, потихоньку подтаскивая к себе привязанный к другому концу троса планер. Но я не писатель. Скажу проще: произошёл автоматический захват цели, звено передатчик — маяк сработало успешно.
— Есть захват, — доложил Курбан. — Дистанция тысяча триста, высота — сто восемьдесят. Ожидаемая высота в контрольной точке — сто тридцать. Хватает?
— Хватает, — решил я. — Старт программы.
— Есть старт, — Курбан отстучал на клавиатуре ноутбука пароль и запустил программу. — Всё. Теперь можно курить.
— Теперь он сам? — уточнил Аюб.
— Да, теперь он сам. Типа, на автопилоте. Точнее — по программе. Программу делал Курбан, так что и в самом деле — можно курить...
Я отошёл от капота и достал из салона термос с кофе. Теперь можно немножко расслабиться. Наводка прошла на редкость удачно, видимо, Аллах нам послал такую погоду. Если не произойдёт никаких непредвиденных осложнений, Курбану больше не придётся прикасаться к джойстику.
— Он может промазать, — вдруг засомневался Аюб. — Высота — больше ста метров... Как он — сам?
— Не промажет. — Я принялся объяснять амиру азы, с удовольствием попивая крепкий кофе:
— Сброс будет производиться с учётом показаний датчиков и ряда других сопутствующих параметров. Думаешь, зачем каждое устройство взвешивали, подгоняли ровно до семи? Первый сброс — автомат, на точку ровно, но не над самой точкой, а по достижении пункта оптимального прицеливания. Рассеивание — плюс минус пять метров. Потом вираж, возврат на исходную: примерно двадцать — двадцать пять секунд чистого времени, опять сброс. Только не на контрольную точку, а уже на двадцать пять метров правее. Потом следующий заход — на двадцать пять метров левее контроля. Понижение с каждым виражом примерно на пятнадцать двадцать метров...
— Как он может так прицелиться? — Аюб был раздосадован непонятной ситуацией. — Я высшее образование имею, а никак не могу сообразить...
— Да очень просто. Система позиционирования «привязала» координатную сетку программы к маяку. Теперь планер будет выписывать круги возле него, с математической точностью следуя программе. Примерно за три минуты там будет укладка на стометровую зону сплошного поражения. Вот и всё. Если хочешь подробнее — Курбана спроси, как он программу делал.
— Как делал, Курбан? — Аюб всё-таки был недоволен — почему-то параметры нашей задачи не желали помещаться в его мыслительное устройство.
— Да как обычно, — пожал плечами Курбан. — Пакеты забиты, со старых прог, так что совсем нетрудно — только алгоритм вывести и увязать с мониторингом. Писал на бэйсике. Ну и всё...
— Понятно... Гхм кхм... — Аюб хоть и был обескуражен таким ответом, но явно не желал отступать. — А если осколками заденет?
— Не понял? — удивился я. — Какими осколками?
— От первого или второго взрыва, — компетентно пояснил Аюб. — Он же будет снижаться. Сто метров — четыре килограмма... Обязательно заденет!
— А кто сказал, что взрывы будут сразу? — я едва удержался от усмешки. — При ударе о землю устройства становятся на боевой взвод. Типа механизма замедленного действия. И срабатывают по цепи при взрыве стартового заряда на самом планере. С интервалом в полсекунды — я так цепь выставил.
Помолчали. Чувствовалось, что Аюб переживает в темноте — лучик китайского фонарика Курбана тусклый, выражения лица амира я не видел.
Я допил кофе, посмотрел на светящийся циферблат своих часов и перевёл взгляд на монитор.
Треугольник как раз достиг контрольной точки и начал выписывать вокруг неё манёвры, о которых я недавно рассказывал Аюбу.
— Слушай... — подал голос Аюб. — Я высшее образование имею... А с вами себя совсем бараном чувствую...
— Напрасно ты огорчаешься, — покачал я головой. — Это же нормально. Я не разбираюсь в компьютерах и электронике, зато у меня есть Курбан. Мы оба не шарим в механике, но у нас есть Анвар. А без тебя и твоих людей мы не добрались бы до этого места. И вообще, не смогли бы работать в Чечне. Каждый делает своё дело. Никто не может уметь делать всё. Это старо как мир...
В этот момент на юго западной оконечности лагеря федералов случилось нечто невообразимое...
Там вдруг как будто огненный цветок расцвёл.
Выскочил вверх пестик, вокруг него мгновенно, один задругам, распустились нестерпимо яркие лепестки...
Спустя несколько секунд тишина лопнула и разродилась сочной очередью взрывов. Длинной такой очередью, как будто солдат первогодок нечаянно нажал на электроспуск тяжёлого пулемёта «БТР».
Прощай, Глебыч. И прости. У нас говорят: лучше обидеть брата по вере, чем неверного. Потому что с братом ты встретишься после смерти, а с неверным — никогда. Так что в моём аду тебя не будет...
— Готово, — флегматично доложил Курбан, глядя на чистый экран. — Нуль сигнал.
Аюб стоял, разинув рот, и неотрывно смотрел в сторону лагеря федералов, словно надеялся с такого расстояния рассмотреть, что там происходит.
Мальчишку всё-таки обманули. Не показали, злодеи, главный фокус. Ничего, какие твои годы...
— Поехали, амир, — я тихонько тронул Аюба за плечо. — Спектакль окончен, пора на боковую...
Глава 11
КОСТЯ ВОРОНЦОВ
11 марта 2003 г...
А поутру они проснулись...
Автопарк инженерного полка был похож на кинопавильон, специально оборудованный для съёмок фильма «Безумный Макс 2». Глубокие воронки, наполовину залитые водой, обугленные груды искорёженного металла, в которых едва угадывались остовы недавно исправных механизмов, повсюду копоть и зола. Над всем этим безобразием пока ещё витал едкий сероватый дымок, палёной резиной шибало — дышать невозможно...
Как обычно бывает при вселенских катаклизмах, выжили только динозавры инженерного дела. В углу парка гордо возвышались: практически не пострадавший «БАТ» (большой артиллерийский тягач), «ИМР» (инженерная машина разграждения) со слегка покорёженной стрелой и «МТУ 20» (танковый мостоукладчик). Стёкла и жесть — это ерунда, остальное было цело. Справа от входа в парк валялись обугленные «КМТ 6» (это навесные тралы) числом три — тоже в порядке, хоть сейчас запрягай.
Вся остальная техника превратилась в металлолом.
Потери в живой силе тоже имели место. Обкурившийся анаши дневальный по парку, когда всё началось, дремал в смотровой яме, завернувшись в «спальник», и потому получил контузию и три перелома конечностей — сверху что-то упало.
Очевидцы утверждают: когда боец выполз и увидел всё это безобразие, сразу сказал — теперь на посту всегда буду курить траву и спать, это безопаснее.
Кое что прилетело в не совсем глубоко вкопанные палатки личного состава, располагавшиеся в двухстах пятидесяти метрах от парка, два отделения получили лёгкие осколочные ранения. Двутавровой балкой насмерть зашибло вторую свинью, которую втихаря откармливали в самопальной стайке рядом с автопарком. Это было очень несправедливо: накануне свинья стала свидетелем умерщвления подруги, которую приговорили в ознаменование именин некоего Михалыча, чтоб его на год диареей прошибло, и получила тяжкую БПТ (боевую психическую травму).
«Двухсотых» среди двуногих, слава богу, не было.
— Хорошо — глубокая ночь была, — заметил по этому поводу Глебыч. — На постах все в траншеях, остальные по нычкам, не было никого. Днём бы здесь столько мяса было! Зона сплошного поражения — более ста метров, воронки чуть меньше, чем от авиабомб, блин...
Глебыч — отъявленный мерзавец и брандахлыст. Это он виноват, и нет ему оправдания. Лень ему, видишь ли, пешочком семьсот метров прогуляться было!
Мы приехали из Тхан Юрта и, как водится, решили за ужином немного расслабиться. Глебыч страшно переживал. Был он весь в себе, на запросы из внешнего мира не реагировал. Старый друг развёл его, как дитя, — ватерпас оказался пустышкой... Представляете? Так по хамски с нашим мастером ещё никто не обходился. Мы прекрасно понимали его состояние, и никто по этому поводу даже не пытался злословить. Но он всё равно был в трансе. Толком расслабиться с нами у него не вышло — нам с ним не тягаться в военно прикладном застолье. Наш сапёр начал соображать, куда бы ему направить свои стопы и вдруг вспомнил: сегодня же именины у Михалыча! Того самого, который на радиаторе делает барбекю с кровью.
Вот это придавило товарища — чуть было такое значимое событие не вычеркнул из жизни!
— Так они ведь уже сидят! — воскликнул Глебыч и опрометью ломанулся на выход.
Взял «УАЗ» и помчался. С одной стороны, правильно: если есть колёса, зачем почти километр пешедралом топать, грязюку месить? Приехал к инженерам, велел дневальному машину в парк загнать, сам залез в блиндаж — точно, уже сидят. И как сидят!
