Владимир Гриньков - Министерство мокрых дел
Когда Антон отлучился, я потянулся к Ольге и поцеловал ее долгим, безумно жарким поцелуем. Когда она отстранилась – прошептала:
– Сумасшедший!
А раскраснелась так, что, войди Антон в эту минуту, не миновать разоблачения.
– Он сам меня пригласил, – поведал я.
– Мне вспоминается поговорка про козла и про огород.
– Это про меня, – признал я. – Антон не знал, на что решился.
Тем временем он и вернулся. Мне пришлось срочно менять тему разговора.
– Что у вас с прокуратурой? – спросил я у Ольги с озабоченным выражением лица, через силу говоря ей «вы».
– Изображают бурную активность. На прошлой неделе вызывали дважды.
– Чем интересовались?
– Шмыговым.
При упоминании о Шмыгове Антон посуровел лицом.
– Вы его тоже знаете? – сказал я понимающе.
– Кто же Шмыгу не знает!
– Шмыгу?
– Кличка у него такая была.
– Не очень-то уважительная.
– К нему так и относились. Недолюбливали, в общем.
– Было за что?
– Не то чтобы он такой уж был плохой, – признал Антон. – Просто чужой для всех. И поэтому его сторонились. То он с фарцовщиками связался, то какие-то темные истории с милицией, обысками в общежитии и прочими неприятностями. Он жил не так, как все мы. Чужой нам, я же вам говорил.
Ольга задумчиво смотрела на мужа. Вспоминала, как там у них все было в институте.
– И теперь с ним какая-то история, – сказала она, медленно выплывая из залива воспоминаний. – Получается, что его не милиция искала.
– А кто?
– Не знаю. Те люди, которые приходили ко мне на работу и интересовались Шмыговым, – их теперь самих прокуратура разыскивает. У меня приметы их спрашивали, фоторобот составляли.
Значит, не ошибся я в тот раз. Неспроста голос Мартынова мне показался удивленным.
– И к Антону вот тоже приходили.
– Насчет Шмыгова?
– Сначала насчет Шмыгова, а потом – насчет тех, кто насчет Шмыгова, – невесело засмеялась Ольга.
– Но получается, что Шмыгова и то ограбление связывают воедино?
– Никто ничего не объясняет, – вздохнул Антон. – Эта прокуратура как черный ящик. Туда стекается вся информация, а оттуда ни гугу. Вам ведь тоже, наверное, ничего не говорят.
– Ничего, – признал я. – Все только спрашивают.
Сейчас Антон был настоящим. Ничем не подкрепленная спесь растворилась в употребленном им алкоголе, и он стал тем, кем и был на самом деле, – обремененным заботами неудачливым мужем своей прекрасной жены.
– К черту их всех! – нетрезво провозгласил он. – Шмыговых этих, будь они прокляты!
Его взгляд полыхнул всамделишной злобой. В его воспаленном выпитым мозгу неведомый мне Шмыгов олицетворял сейчас, наверное, всех тех нехороших людей, которые ему, Антону Бояркову, не дали возможности стать тем, кем он мог бы стать при более удачном стечении обстоятельств. Вот оно прорезалось в нем, настоящее. Неуверенность в собственных силах и неуважение к себе, недотепе. Это чувство жило в нем, в самых дальних уголках души. Только он никогда не признавался в этом.
– Ну что ты, – мягко сказала Ольга, осторожно коснувшись его руки.
Антон вздохнул и налил всем по полной. Мне показалось, он чувствует себя неловко.
– Все, поехали! – объявил он. – Давайте лучше о чем-нибудь приятном.
– Например, о женщинах, – подсказал я. – Позвольте предложить тост за вашу прелестную супругу.
Ольга взглядом умоляла меня не гусарить и соблюдать осторожность. Но ее страхи были напрасны. Антон уже здорово набрался и вряд ли что-либо замечал. Тост он поддержал. Мы выпили. Рюмки через три он будет уже никакой. Его можно будет транспортировать в другую комнату и тогда… Я оценил его бедственное состояние и обратил свой взор к Ольге. Она уже все поняла. «И думать не смей об этом», – прочел я в ее взгляде. «Ну почему же? Он будет спать и ничего не услышит», – так же безмолвно ответил я ей. «Ни за что!» – ее неслышимый протест. «Это мы еще посмотрим», – я не собирался сдаваться.
До третьей добавочной рюмки Антон так и не дотянул. Со стула он пересел на диван – там ему было уютно, мягко и удобно, и через несколько минут он уже попытался нас покинуть. Глаза его закрывались, и голова клонилась. Он вздрагивал, вскидывал голову, но эти упражнения, я видел по нему, его утомляли.
– Слабоват он у меня насчет этого, – призналась Ольга. – Нельзя ему много пить.
Антон этого не слышал. Уронил голову и спал. Я коснулся ладонью мягкого Ольгиного бедра.
– Не надо! – прошептала она, но не отстранилась.
Я продолжал ее ласкать и проделывал это всего в метре от ее спящего мужа. Прелюбодеяние, совершаемое с особым цинизмом. Если бы нас решили судить по законам шариата, побития камнями нам бы не избежать. Самым сладким для нас всегда является плод – какой? Ответ знает любой человек, пребывающий в репродуктивном возрасте.
Это тело я сжимал в своих объятиях не раз, но никогда оно еще не было столь желанным, как в эти минуты. Лифт. Коридор со множеством дверей, любая из которых может внезапно распахнуться в любую минуту. Пустынный до поры пляж, на который в самый неподходящий момент выйдут люди. Места, где любовь по-настоящему неистова. Любовь, подстегиваемая чувством близкой опасности. Как сейчас вот – в метре от посапывающего пьяного мужа.
Я сделал неловкое движение. Легкий шум. Я едва успел отстраниться от Ольги. Антон вздрогнул, поднял голову и воззрился на нас, явно в первый миг не узнавая. Наконец пробудился и улыбнулся кривой улыбкой.
– Заснул, – пробормотал. – Ну надо же.
– Я отведу тебя в другую комнату, – предложила Ольга.
– Не надо. Я в порядке.
Попытался подняться и не смог. Засмеялся пьяно.
– Я помогу, – сказала Ольга.
Вывела его из комнаты, поддерживая под руку. Со стороны это все смотрелось очень комично. Я слышал, как в соседней комнате Антон укладывается в кровать. Что-то бормочет. Успокаивающий шепот Ольги.
Я отхлебнул из стакана минералки. Мой старый знакомый Высоцкий смотрел на меня без осуждения. Я ему по-свойски подмигнул. Над портретом Высоцкого на полке я видел альбом с фотографиями. Протянул руку, взял. Фотографий было много. Цветные и черно-белые. На цветных все больше Ольга и Антон. На море. На загородном пикнике. На каком-то стадионе. Сколько я альбом ни листал, Жихарев мне не встретился ни разу. До тех самых пор, пока я не добрался до черно-белых фотографий. Они были более старые. Тогда еще не существовало такой прорвы фотосалонов, где за пятнадцать минут можно отпечатать кипу цветных снимков. Ольга, юная и прекрасная. Одна. С Антоном. А вот в большой компании. Наверное, Ольга тогда училась в институте. А вот и Жихарев. Не очень-то он изменился за эти годы, если честно.
Пришла Ольга, опустилась прямо на пол подле меня, так что ее голова была сейчас вровень с лежащим у меня на коленях фотоальбомом.
– Это ты в институте?
– Да.
На фотографии она и Жихарев сидят рядом. А Антон далеко, на дальнем конце стола. Я обратил внимание.
– И ты хранишь такой компромат? – засмеялся я.
– Жихарев сам тогда ко мне подсел. Очень уж он по мне убивался. А я выбрала Антона. Так что ему не обидно.
Молодые лица. Веселые. Счастливые. Девушки выглядят взрослее парней. Так обычно и бывает. Это парни долго-долго остаются мальчишками. Что этот. Что тот. И этот тоже… Я вдруг уперся взглядом в знакомое лицо. Захлебнулся воздухом и потому не мог ничего сказать. Тыкал в снимок пальцем – в одну и ту же физиономию.
– Ты его знаешь? – быстро спросила Ольга.
– Кто он?! – прорвало меня.
– Это Шмыгов. Тот самый. Ты его знаешь?
Знаю ли я его? Я это лицо запомнил на всю жизнь! Этот человек пришел с ключом от сейфа и бриллиантовым колье. Сказал, что его прислал Жихарев. В тот самый день. В банке. Когда все и произошло. И после всего он бесследно исчез.
* * *Мартынова я вызвонил дома. Этот телефонный номер покоился в моей телефонной книжке много лет. Пригодился в конце концов.
– Я узнал Шмыгова! Я узнал его! Он на фотографии!
Я так спешил все рассказать Мартынову, что он вряд ли понял что-либо, кроме того, что случилось нечто экстраординарное.
– Ты сейчас где? – спросил он у меня.
– На Ленинградском шоссе.
– Что делаешь?
– Еду в собственной машине.
– Приезжай ко мне. Адрес знаешь?
– Продиктуйте, – попросил я.
Он продиктовал. Через полчаса я был у него. Мартынов заметно прихрамывал.
– Бандитская пуля? – спросил я.
– Ногу подвернул. Второй день сижу дома.
Из глубины квартиры доносились голоса.
– Мы ужинаем. Присоединишься?
– Я только что из гостей.
Мартынов втянул носом воздух.
– То-то я чувствую, от тебя спиртным попахивает, – сказал неодобрительно. – Ты же за рулем.
– Я в пределах нормы.
– Ненормальный, – оценил Мартынов. – Это у тебя до первой серьезной аварии.
– Типун вам на язык.
– Ладно, пошли на кухню.
На кухне никого не было. На столе лежали обрезки колбасной упаковки и пахло яичницей.
