Борис Седов - Кастет. Первый удар
С утра перед всеми банками и фирмами, что получили письма с предложением выплатить по миллиону долларов, были поставлены грузовики. Совсем не опасные грузовики, не было в них тайного взрывчатого заряда, вообще ничего не было, пустые подъехали автомобили. А на бортах у каждого — одинаковые большие и яркие щиты с надписью:
«ЗДЕСЬ МОГЛА БЫТЬ ВАША РЕКЛАМА!»
Простая надпись, не страшная, но ровно в полдень сработали поставленные ленфильмовскими пиротехниками устройства, нестрашные щиты отлетели в стороны, а за ними открылись другие щиты и надпись на них была другая, уже пострашнее:
«ЗДЕСЬ МОГЛА НАХОДИТЬСЯ ВАША ТОННА ГЕКСОГЕНА. ЗАПЛАТИ И СПИ СПОКОЙНО!»
О предстоящей акции были своевременно извещены новостные редакции всех питерских телеканалов и редакции газет, поэтому недостатка в свидетелях не было.
— Выходит, сила у вас в городе есть? — спросил Дядя Федя.
— Есть, — подтвердил Кастет.
— И не малая, должно быть, сила, — уже не спросил, а просто сказал старик.
Опять помолчал, не поднимая глаз, и добавил:
— Иди пока, Гена тебя проводит.
Кастет посидел еще немного, ожидая какого-то продолжения, но Дядя Федя сидел, разглядывая свои руки, и Леха поднялся, вежливо сказал:
— До свиданья! — и направился к двери. Он сделал уже шаг в коридор, почти вышел из комнаты, как Федор Иванович сказал ему в спину:
— Сегодня мы с друзьями встречаемся, вечером, так ты приходи. Посидим, выпьем, за жизнь потолкуем, Гена расскажет — что да где. Приходи, пешка, может, в ферзи пройдешь!..
Лехе страшно захотелось сейчас быть в Светкиной квартире на Бассейной улице, есть теплые, только что купленные булочки и дышать запахом ее тела.
* * *Леха попросил высадить его где-нибудь у станции метро.
Есаул не удивился, сказал:
— Твои дела. Вечером будешь?
— Да.
— Тогда — до вечера!
Оставшись у «Академической», Леха сразу набрал сергачевский номер.
— Встретимся, Петр Петрович?
— Всенепременно! Ты где сейчас? Давай тогда через полчасика на площади Мира, у часовенки, знаешь? Ну и добре!
Леха вдруг почувствовал себя приезжим в чужом городе, он забыл, как пользоваться метро, сколько стоит жетон, куда надо его опускать в этих новых турникетах, как, с пересадкой или без, доехать до площади Мира.
Сергачев был в том же, андроповских времен, неприметном плаще и шляпе из кожзаменителя. Он внимательно изучал нарезанные полосками объявления, украшавшие облезлую стену часовни, и даже оторвал несколько телефонов.
— Здравствуйте, Петр Петрович!
Леха подошел незаметно, но Сергачев не удивился, не вздрогнул, как обычно бывает, ответил спокойно, не оборачиваясь:
— Здравствуй, Леша! Пойдем погуляем, по базару пройдемся…
И двинулся к Сенному рынку. Леха пошел чуть сзади, вроде как сам по себе.
В мясных рядах Сергачев долго торговался с продавцом-грузином на гортанном кавказском наречии, неожиданно живо жестикулируя и помогая себе мимикой, купил в конце концов большой кусок мяса и сказал Лехе, ловко запихивая покупку в вынутый из кармана пластмассовый пакет с ручками:
— Девчонки бастурму сделают!
Закончив с мясом, он довольно крякнул и сказал:
— Ты, я так понимаю, идешь вечером на сходняк. Сделаем так — вот тебе бумага, на ней номер исаевского счета в бернском филиале банка «Лионский кредит», счет открыт на его имя, установить это просто и ворам и прокуратуре, если до этого дело дойдет. В «Медведе» ты в семь часов должен быть, а Исаеву накажи в полвосьмого туда приехать, к тому времени с ворами перетрешь, подготовишь их как надо, бумагу им со счетом предъявишь, а Исаев приедет — представишь его как господина Голову — нового городского пахана — «всех начальников мочильник и мочалок сутенер», гы-ы-ы! Ствол возьми обязательно! По понятиям-то вор на сходняк голый приходит, без оружия то есть, но ты ж не вор, тебе их понятия по барабану. Ствола возьми два — один им отдашь, если попросят, другой заныкай тщательно, но чтобы под рукой был, сам знаешь, как это делается.
Сергачев пожевал губами и спросил:
— Может, ты чего для дома купишь? Я договорюсь!
— Я же в гостинице живу, Петр Петрович!
— Верно. Ну, а я — человек домашний, по гостиницам в молодости наездился, хватит… Кстати, о гостиницах. Завтра, Лешенька, ты улетаешь в Германию, как сказал Гете: «Wer den Dichter will verstehen, Muss in Dichters Lande gehen» — что по-нашему обозначает: «Кто хочет понять поэта, должен побывать в его стране». Хочешь понять Гете, Лешенька? Хотя, впрочем, это уже не важно. Вот конвертик, там — бундеспаспорт на имя Рихарда Кауфмана, не удивляйся, Леша, это — ты, и фотография твоя в паспорте, билет на самолет до Гамбурга, рейс «Аэрофлота», не «Люфтганза», уж не обессудь, там же бумажечка с твоим жизнеописанием, ознакомься на досуге.
— Так я ж по-немецки ни бе ни ме…
— А тебе и не надо, ты из наших немцев, всю жизнь в северном Казахстане прожил. Прочитаешь там все, скучная была у тебя до этого жизнь, неинтересная. Там же — маленький сюрприз на черный день, саудовский паспорт, что ты мне от Халила привез, но тоже на тебя, с твоей фотографией, зовут тебя в саудовском варианте — Халил аль-Масари. Имя в паспорте пришлось оставить старое, специалисты говорят, трудно было его качественно переделать, но все остальное — новенькое, с иголочки. Знаешь чего-нибудь по-арабски?
— Аллах акбар знаю, и еще киф — гашиш значит.
— Уже неплохо, остальное по ходу дела выучишь. Вообще-то, старайся никогда им не пользоваться, ну, уж если совсем край… Но и это еще не все. Есть у меня в запасе удивительная история, похожая на сказку, как у дедушки Андерсена. Слушай!
Леха кивнул, и Петр Петрович начал свое повествование.
— Жил-был твой друг Петр Чистяков. Своеобразный друг и увлекающийся человек. Много было у него увлечений, и ко всем он относился с полной серьезностью, хорошо научился стрелять, в совершенстве освоил криптолингвистику, может быть, и еще какие-нибудь увлечения у него были, о которых мы не знаем, но главная его страсть нам известна — деньги. Классный автослесарь, он зарабатывал очень неплохо, а по рабочим меркам — отлично, дочка училась в Финляндии, на гостиничного менеджера, жена не вылезала с престижных курортов, вроде бы — живи да радуйся! ан нет, мало показалось человеку, да и надоело, наверное, всю жизнь чужие машины ремонтировать, так он объединился с Женей Черных, стал его руками и ногами, исполнителем его злого разума. Сразу скажу, что я многого еще не знаю, например, того, как Евгению Павловичу удалось скооперироваться с черными, но знаю, что последняя бойня в городе была инспирирована именно им. Квартира, которую от имени твоей жены для тебя купил Чистяков, раньше служила перевалочной базой чеченцев, там они хранили товар, там отсиживались боевики после очередного терракта, последним постояльцем, кстати, был покойный Халил. После того, как в дом въехал замначальника УБОП Петербурга подполковник Исаев, использовать эту квартиру стало опасно и чеченцы продали ее Чистякову, то есть — тебе. Кстати, у самого Чистякова есть квартира в том же подъезде, что и у тебя.
— Я знаю, — вставил Леха.
— Ну да, ты же общался с Чистяковым, когда приехал изымать тайник. Исаевский сейф он вскрыл случайно, ты сам указал место, где надо долбить стену, а он ловко этим воспользовался. Уйти с места преступления ему было легче легкого, достаточно было подняться на один этаж, в свою квартиру. Жену с дочкой, от греха подальше, он на следующий день отправил в Германию, где на имя жены, прибалтийской немки по рождению, куплен домик в восточных землях, так что будешь в Германии — заходи к ним в гости, старые друзья все-таки. А Евгений Павлович Черных, поселившись вместе с мамой у Киреева, очень удачно для себя оказался в самом центре событий. Поэтому в большинстве случаев он на один-два шага и опережал нас. Покушение на дамбе тоже его рук дело.
— Так надо ж его брать! — воскликнул Леха.
— Исчез сегодня Черных, — грустно ответил Сергачев, — поехал на прогулку, он ведь каждый день выезжал в город, пересел в другую машину — и исчез.
— Погодите, как исчез? — удивился Леха. — Он больной, ходить не может!
— Может, может, — успокоил его Сергачев, — и не только ходить, бегать может. Мне ж с самого начала что-то не так показалось, у меня, понимаешь, друг был, спинальник, полжизни в кресле провел, так что я на таких больных насмотрелся, да и доктор, что Женю Черных осматривал, тоже в больших сомнениях пребывал. Больным-то он, конечно, был, но не настолько, чтобы с кресла «ни гудком, ни колесом», а тут мы лекарства доброго подкинули, да и массажистка у него была что надо — мертвого с постели поднимет, потому думаю — последнюю неделю он дурковал больше, чтобы от Киреева не уезжать…
Они уже вернулись к той самой часовенке, у которой начался разговор. Сергачев посмотрел на часы.
— Сейчас Паша подъедет, я ему велел в три часа быть здесь…
