Борис Седов - Кастет. Первый удар
Распахнутая настежь дверь служебного входа уже говорила о беде, ресторанная кухня, на которой хозяйничала стая бездомных кошек, хранила следы поспешного бегства персонала — разбросанные где попало фартуки и колпаки, опрокинутое ведро с грязной водой и швабра, брошенная поперек прохода, — все казалось сценой из фильма о пришествии инопланетян…
Но это было еще не самое худшее. На втором этаже Исаев едва не споткнулся о труп доктора. Тот лежал посреди коридора, раскинув руки и белые полы врачебного халата, на спине которого растеклось большое кровавое пятно. Чуть дальше, привалившись к стене, сидел Сироп, тот самый московский киллер, встречи с которым так ждал этим утром Исаев. Еще дальше в позе зародыша, подтянув колени к груди и прижимая руки к животу, лежал Гоги. Крови на нем не было, и Исаев нащупал слабый неровный пульс.
— В той день во имя Мое вое просите, и не глаголю вам, яко Аз умолю Отца о вас… — доносился из кабинета ликующий голос Глафиры.
Исаев осторожно заглянул туда. Женщина с телефонной трубкой в одной руке и шваброй в другой стояла посреди кабинета, взметнув к небу орудие производства и устремив взор в горние вершины. На появление Исаева и Марчука она внимания не обратила.
Гриша Сахнов лежал на диване в соседней, примыкающей к кабинету, комнатке, служившей для отдыха и приватного общения управляющего VIP-клубом. Исаев откинул прикрывавшую того куртку, увидел, что брюки у Сахнова спущены, а член окаменевши вздыблен, и понял, что смерть настигла менеджера как раз в момент приватного общения и случилось это довольно давно, потому что лицо и видимые части тела уже приняли синюшный оттенок и слышался тонкий сладковатый запах мертвечины.
— Девушка! — позвал Глафиру Исаев.
— Изыди, нечистый! — не оборачиваясь, откликнулась она и изготовилась процитировать соответствующее место из Святого Писания.
— Девушка! — настойчиво повторил Исаев. — Отвлекитесь на минутку, пожалуйста!
Глафира повернулась, увидела, наконец, двух незнакомых мужчин, бросила швабру, осенила их на всякий случай крестным знамением и сказала:
— Реки, муж!
— Есть еще кто-нибудь в здании? — спросил Исаев.
Вместо ответа Глафира воздела перст к небу.
— Все там будем, — набожно ответил полковник и перекрестился, — но люди-то где? Глафира вновь подняла палец, сказала:
— Господь, наказуя, отъемлет разум! На тот этаж поднимись, Ирод, там все! — И зычным голосом затянула канон — молебен на исход души: — Вшедше, святии мои ан гели, предстаните судищу Христову…
— Пошли, а, — робко сказал Марчук.
Поднялись на следующий этаж. В коридоре в разных, подчас довольно живописных позах лежало шесть трупов. Дверь одной из комнат была распахнута, зашли туда. На кроватной простыне растеклось большое красное пятно, под кроватью загустела лужа крови. Исаев опустился на свободную койку, зачем-то потрогал липкую несвежую кровь и сказал:
— Армагеддон, ети его мать…
* * *Вечером Кастету позвонил Гена Есаул.
Был он явно нетрезв и оттого тщательно выговаривал слова и делал правильные ударения.
— Арво, браток! Тебе завтра Дядя Федя стрелку забил. Знаешь, кто такой Дядя Федя? Это, Арвушка, пахан, он город держит, самый среди нас, воров, главный… Вот так-то… Подмойся, надушись, мыло с собой прихвати — задницу тебе драть будут… Не боись, шучу я так, дурак потому что… Короче, завтра в двенадцать подъезжаю я в твой «хотель» и везу тебя на встречу с Федором Ивановичем. До чего вы там дотолкуетесь — не моя беда, но — если что — ты о Есауле помни! И еще… Слово есть какое-то иностранное, готовься к войне означает…
— Парабеллум, — сказал Кастет.
— Вот я и говорю, готовь свой парабеллум, Арво…
— Хорошо! — ответил Леха.
На завтра в двенадцать назначена операция «грузовик», но там все обойдется без его участия, так что к встрече с паханом он готов.
Набрал телефон Сергачева.
— В реанимации твоя Леночка, — сразу сказал Сергачев, — говорят — жить будет, а вот детишек не родит. Здорово ее эти мудаки покалечили.
— Хорошо, — сказал Кастет, хотя ничего хорошего в этом не было, и рассказал о звонке Есаула.
— Это нормально, — ответил Петр Петрович, — это правильно. Сперва с тобой потолкует, а вечером у них сходняк, ресторан «Медведь» для этой цели сняли, хотя на хрена им ресторан, пять человек будет-то, если тебя позовут, а без тебя — четверо.
Петр Петрович вздохнул, искренне жалея чужие, зря потраченные деньги.
— Ну, да бог с ними, у богатых свои причуды. На сходе Кирей будет, ты не пугайся — он тебя не знает и в глаза никогда не видел, там и познакомитесь… Дискеты, что ты из тайника вынул, я поглядел, хорошие дискеты, полезные, ребятки мои над ними уже колдуют, может, чего и выгорит.
— А что там? — спросил Кастет, сам он мало что понял в колонках цифр и названиях банков.
— Банковские дела, — нехотя ответил Сергачев, — сколько денег, откуда они пришли, когда пришли, номера счетов…
— И много там?
— Много, больше, чем я думал… Ты, это, мне после встречи-то позвони, а с грузовиками мы без тебя решим, об этом не думай.
Петр Петрович явно не хотел обсуждать с Кастетом финансовые дела.
— Наговорился? — спросила Жанна, когда Леха положил трубку.
— Поболтал маленько, — ответил Кастет.
— Любимая девушка, можно сказать, невеста, целыми днями сидит взаперти, как инокиня какая-нибудь, а он мотается неизвестно где, приезжает — и за телефон! Хуже бабы!
Жанна была непритворно зла, и неясно было, что она сейчас сделает — хлопнет дверью и уйдет навсегда или устроит истерику.
Правду говоря, Леха не знал, что для него лучше. Изумительная девушка, с роскошным телом и врожденным даром сексуального восторга — о такой мечтают миллионы мужиков на всей планете, а ему, Лехе Костюкову, она уже приелась. Он заранее знал, что она скажет и что сделает, как отреагирует на то или другое, она была образованна, но при этом проста и предсказуема, как ряд натуральных чисел, и Леха не представлял, как можно прожить рядом с ней хотя бы год, не говоря уж о всей жизни, а сколько ему той жизни осталось, Леха, конечно, не знал, может быть — один завтрашний день.
* * *Жил Дядя Федя совсем не рядом с Невским, а где-то на Гражданке, но доехали туда удивительно быстро. Водитель «Лендровера» имел самые приблизительные представления о правилах дорожного движения и определенно был дальтоником, потому что совершенно не ощущал разницы между красным и зеленым сигналом светофора.
Вышедшие на праздничную охоту гаишники, в чьи обязанности входит не только пополнение семейного бюджета, но и поддержание порядка на дорогах, странным образом не замечали большую приметную машину, а некоторые даже порывались отдать честь.
Дом, имевший честь принимать в своих стенах Держателя города, ничем не отличался от других домов на этой улице, одинаковой с прочими улицами городских новостроек, разве что лестница была лишена надписей, прославляющих Цоя и «Алису» и всегда сопутствующего этим надписям запаха мочи.
Лестница была чиста и пуста, только на площадке перед квартирой Держателя сидел мужчина и пытался в полумраке сумрачного дня читать несвежую газету, да этажом выше целовались парень с девушкой, не отрывая глаз от Дяди Фединой входной двери.
Держатель городского общака оказался очень высоким жилистым стариком с коричневым лицом и выцветшими глазами. Он поздоровался за руку с Есаулом, буркнул ему: на кухне побудь! — и ушел в комнату. Леха удивленно посмотрел на Есаула, тот прошептал:
— За ним иди, — и скрылся на кухне.
Дядя Федя уселся за голый, без скатерти, стол и молча глядел, как Кастет входит в комнату, берет от стены стул, без приглашения садится.
Оценив действия Кастета как вполне самостоятельные, он сказал:
— Я не курю, и ты не кури пока. И снова принялся рассматривать Кастета, смешно ворочая головой, будто пытаясь увидеть сразу и его лицо и затылок. Увидел ли Дядя Федя то, что хотел высмотреть, — непонятно, но он, наконец, откинулся назад, взял с колен невесть откуда взявшийся там лист бумаги и положил перед собой.
— С тобой, парень, мне говорить не о чем, не по рангу мне с тобой говорить — ты — пешка, я — Король. Приведешь ко мне этого своего, — он взял листок, отодвинул его на всю длину руки, прищурился, прочитал по слогам: — Го-ло-ву. Приведешь свою Голову, с ней я потолкую, а ты при голове вроде как хер, а хер ли мне с хером разговаривать. Не обижайся, паря, я — старик, могу такие слова тебе говорить…
Федор Иванович помолчал, посмотрел на свои ладони, не поднимая глаз сказал:
— Ты мне вот что скажи, сегодня все утро фигню эту с грузовиками показывали, ваших рук дело?
Кастет кивнул.
Телевизора он не смотрел, но что должно было быть — знал.
С утра перед всеми банками и фирмами, что получили письма с предложением выплатить по миллиону долларов, были поставлены грузовики. Совсем не опасные грузовики, не было в них тайного взрывчатого заряда, вообще ничего не было, пустые подъехали автомобили. А на бортах у каждого — одинаковые большие и яркие щиты с надписью:
