Шах и мат - Олежанский Георгий
Максим понимал, что Смирнитский прав.
Глава 2
Чеченская Республика, с. Даттах, спустя сутки
Амир посмотрел на часы, которые каждое утро синхронизировал с Интернетом. Секундная стрелка на какое-то мгновение задержалась, поровнявшись с минутной и часовой на отметке «12», и продолжила движение дальше.
«Пора», — вздохнул Амир и достал мобильный из внутреннего кармана. Он ждал сообщение.
Наконец из динамика послышалась стандартная мелодия, оповестив, что пришло сообщение. В нем было всего одно слово: «Август».
Амир быстро напечатал ответ: «Прошу подтверждения» — и нажал на кнопку отправки.
Секундой спустя, пришло: «Подтверждаем».
«Чем обусловлено?» — спросил Амир.
«Угроза совершения серии ДТА».
Сулиман говорил, что Араб призывает совершать теракты в российских городах. И ведь он сам докладывал об этом на предыдущих сеансах связи, но совсем не мог предположить, что руководство примет решение о специальной операции так скоро.
«Угроза не подтверждена», — написал он в надежде, что решение о спецоперации по ликвидации Гагкаева будет пересмотрена.
Телефон тренькнул.
Помедлив несколько секунд, Амир открыл сообщение и прочел: «Угроза расценивается как реальная».
Глупо надеяться, что они изменят свои планы.
Амир посмотрел на часы: время сеанса связи подходило к концу.
«Мои задачи?» — спросил он.
«Араб — приоритет!» — говорилось в последнем сообщении.
Амир убрал телефон обратно в карман и вышел во двор.
— Плохие новости? — встретила его неожиданным вопросом Макка.
Амир не ответил. После убийства Ислама он больше так и не заговорил с Маккой, всячески стараясь избегать любого общения. Но в этот раз Макка ему не позволила.
— Ты казнишь себя, Амир, — серьезно и в тоже время как-то по-доброму сказала она, — но это не твоя вина. Ты забываешь, что у нас все случается так, как желает Всевышний. И мы принимаем это с благодарностью.
— У нас тоже, — вздохнул Амир, — на все Божья воля.
— Это верно, только мы, в отличие от вас, умеем принимать это, Амир. Я не виню тебя за содеянное, хотя сердце тоскует по сыну. А если не виню я, то и ты не терзай себя.
— Хорошо, мама, — ответил Амир, чувствуя, как с души будто свалился камень, — не буду.
— Молодец, Амир, — сказала Макка, заходя в дом, — твои поступки должны быть взвешенны и решительны, ведь ты дал клятву служить Родине. И какие бы препятствия ни вставали на пути, у тебя нет иного права, кроме права оставаться собой. — И уже переступив порог, добавила: — И не забудь предупредить Зулю.
— О чем предупредить? — спросил выходивший в этот момент из дома Сулиман.
— Амир знает, — ответила Макка, закрыв дверь.
— И что ты знаешь, Амир? — обратился к нему Сулиман.
* * *— Зуля, — Амир старался говорить жестко, хотя голос дрожал, а он всеми силами старался не показывать этого, — просто поверь мне: вы с мамой должны уехать из села.
Испуганно глядя на него, она искренне не понимала, почему должна оставить родное село, бросить дом и куда-то бежать, спасаясь от неизвестной, но реальной угрозы, по словам Амира.
— Но почему? — Бросать возлюбленного она не хотела.
— Потому что так надо, Зуля, — настаивал Амир, — поверь мне.
— Но если, как ты говоришь, нам грозит опасность, тогда я хочу остаться рядом с тобой. Это Аллах посылает испытание нашей любви.
«Боже! — пронеслось в сознании Амира. — Ну почему все так сложно!»
— И если суждено погибнуть, — не унималась Зуля, — я погибну вместе с тобой.
Грубо схватив Зулю за руку, Амир потащил ее подальше от стоявших около машины Сулимана и его сподручных, чтобы последующий разговор никто не услышал.
— Амир! — воскликнула девушка от резкой боли.
Таким она любимого не видела. Зуля вообще искренне полагала, что Амир просто не способен на злость и грубость, в отличие от ее отца и брата. И теперь такое поведение возлюбленного испугало ее.
— Что ты делаешь? Мне больно.
И только убедившись, что никто за ними не наблюдает, Амир отпустил Зулю.
— Ты любишь меня? — спросил он.
Она секунду колебалась, все еще приходя в себя, а затем кивнула.
— Тогда слушай: меня зовут не Амир.
— Как так? — только и смогла прошептать девушка.
Амир не ответил. Но в его твердом и решительном взгляде она прочла, что это не шутка. И сейчас Зуля уже не представляла, кто на самом деле этот человек, которого она всегда знала как Амира и которого при всем желании не смогла бы возненавидеть. Скорее наоборот: Зуле очень хотелось прижаться к нему, но присущая роду Гагкаевых гордость и стойкость не позволили поддаться чувствам.
— Почему?
Она задавала вопросы, на которые он не мог ответить. И не потому, что это «государственная тайна», а потому, что не знал, что сказать. В самые ответственные моменты слова теряются, тонут в глубине чувств.
— Это сложно, Зуля, — выдавил он и попытался приобнять ее.
— Нет, Амир! — выпалила она, отстранившись. — Или как мне тебя называть?
Сулиман, наблюдавший со стороны за прощанием влюбленных — так, по крайней мере, он думал, — не без гордости улыбнулся, когда дочь решительно оттолкнула Амира.
— В меня пошла! — улыбнувшись, сказал он Макке, усаживающейся рядом с ним. — Настоящая волчица.
Посмотрев на молодых людей с горечью, Макка только молча кивнула. Ведь она знала то, что именно Сулиман — ее проницательный муж — не заметил, обуянный гордостью за дочь. Она знала, что сейчас разбивается сердце не только Зули, но и ее. Но мужу ничего не сказала.
— Кто ты на самом деле? — едва не плача, спросила Зуля.
— Меня зовут Сергей, — ответил он. — Я здесь, чтобы остановить твоего отца.
— Убить! — жестко выпалила Зуля. — У нас это называется простым словом — «убить».
— Зуля… — Сергей попытался перебить девушку, но она жестом остановила его.
Смахнув с щек слезы, Зуля произнесла:
— Ты пригрелся в нашем доме, пользовался теплом нашего очага, делил за общим столом пищу, ты стал нам родным. А оказывается, за Амиром скрывался шакал, который только и выжидал момента, чтобы исподтишка нанести смертельный удар.
Выслушать и принять сказанное, пусть это и была правда, оказалось тяжело. В этот момент вспомнились слова майора Архангельского: «Там будешь только ты и противник. Противник, которого, возможно, придется любить как родного. Не думай, что свои тебе помогут, ибо для них ты будешь чужим. Не полагайся на чужих, ибо они тебе не свои. Делай то, что должен».
— Не вини меня и не суди, — жестко бросил Амир-Сергей, и Зуля умолкла. — Не только ты здесь предана. Не одной тебе сейчас тяжело. Подумай обо мне… Подумай о том, в каком положении оказался я.
— А что ты? — не понимала Зуля.
— Действительно, — с сарказмом произнес он, готовый обрушить на ее голову гневную тираду, проникнутую различными чувствами: любовью, ненавистью, болью, отчаянием, — всем, что сжигало душу и терзало сердце не один месяц, с самого первого дня, как он ее увидел.
Но Зуля, каким-то непонятным образом понявшая его состояние, приблизилась к нему почти вплотную и накрыла его губы ладонью.
Глаза Амира-Сергея округлились от удивления.
— Ш-ш-ш-ш, — нежно сказала она, — не надо.
Гнев, бушевавший в душе этой хрупкой девушки секунду назад, утих, словно его и не было.
Сергей чувствовал, как вздымается ее грудь, как стучит сердце, а щеку обжигает ее дыхание.
— Кем бы ты ни был, Амиром или Сергеем, — шептала она ему на ухо, — это на самом деле не важно. Аллах послал тебя мне на испытание, а значит, наша любовь писана им на небесах и мы не расстанемся. Русский ты или чеченец — это не имеет значения. Важно лишь то, что я люблю тебя.
— Эй, — окликнул их Сулиман, явно не довольный близостью дочери и Амира, — пора ехать!
Зуля отдалилась на шаг.
— Вот, — сказал Сергей, вкладывая в руки возлюбленной небольшой сверток, — это тебе. Возьми. Я хотел подарить тебе несколько иначе, но боюсь, что такого шанса уже не представится.
