Шах и мат - Олежанский Георгий
На пороге небольшого уютного кафе, стилизованного под времена Советского Союза, появился невысокий человек в сером льняном костюме. Голову покрывала такого же цвета шляпа, поля которой скрывали часть лица. В руках, затянут в белые перчатки, замерла трость.
Мужчину приветствовала миловидная девушка-менеджер, одетая в элегантное темно-синее платье, подчеркивающее красоту молодого стройного тела.
— Добрый день, — улыбаясь, сказала она.
— А-а-а, милая фройляйн! — воскликнул он с немецким акцентом. — Не будете ли вы так любезны сопроводить меня?
Обескураженная просьбой мужчины девушка-менеджер только кивнула.
— Видите ли в чем дело, милая фройляйн, — пустился в пространные объяснения немец, — меня здесь ожидает один старинный друг. Мы не виделись уже… — он призадумался, — ровно девятнадцать лет, семь месяцев и четыре дня.
Перекинув трость в левую руку, продолжая убаюкивать бдительность менеджера мелодичной речью с немецким акцентом, он нежно взял ее под локоть и не спеша направился к столику, где сидел его друг — Константин Сергеевич Кривошеев.
— Столько времени, Дитрих, — улыбнувшись, сказал Кривошеев, когда немец в сопровождении девушки подошел к столику, — а нисколько не изменился!
— Мой дорогой друг! — добродушно приветствовал его немец, — мы — это есть наши привычки. Одну минуточку, Константин, — и он обратился к девушке, — очаровательная фройляйн, не будете ли вы так любезны принести старому бюргеру стаканчик теплого молока с кусочками зефира?
Девушка чувствовала себя неловко рядом с этими солидными мужчинами, и ее щеки залил яркий румянец.
— Боюсь, — неуверенно пробормотала она, — что у нас нет этого в меню.
— Милая фройляйн, — взгляд Дитриха, строгий и в то же время странно ласковый, говорил, что отказ неприемлем, — позвольте я вам объясню, как устроено у меня на родине в Германии.
— Дитрих, — вмешался Константин Сергеевич, — прошу.
— О! — воскликнул немец. — Что за страна, что за нравы!
И, обратившись к девушке, добавил:
— И все же, милая фройляйн, я ожидаю удовлетворения заказа.
— Я посмотрю, что можно сделать! — искренне пообещала девушка и быстро скрылась на кухне.
Теплое молоко с кусочками зефира принесли через минут пятнадцать после того, как менеджер приняла заказ.
Дитрих, исполненный чувства благодарности, ласково улыбнулся девушке, занявшей место у входа в кофейню, и помахал. Та, снова покраснев, помахала в ответ.
— Ты ей определенно понравился, — резюмировал Кривошеев.
Дитрих улыбнулся.
— Я и собирался ей понравиться, Константин, — ответил он, сделав глоток молока, — но я сомневаюсь, что ты позвал меня, чтобы обсуждать мою мужскую привлекательность и женщин, которые на нее откликаются.
— М-да, не за этим, хотя предпочел бы поговорить именно о них.
— Наши возможности не всегда совпадают с нашими желаниями, Константин.
Кривошеев поморщился.
— Ты слишком увлекся Гайдаем, Дитрих, — ответил он.
Дитрих сделал еще один глоток молока, облизнувшись от удовольствия. В такие минуты он походил на чванливого старого кота, что прожил спокойную жизнь в теплом доме под присмотром обожающей хозяйки.
— Вы, русские, совершенно забываете о деталях, — произнес он, устраиваясь поудобнее на диванчике, — это ваша беда. Странно, как вы вообще смогли достичь значительных высот в разведке. — Голос Дитриха отдавал нотками искренней серьезности.
— Ты это говоришь каждый раз, когда мы с тобой встречаемся, — недовольно пробурчал Кривошеев.
— Исключительно потому, что считаю тебя другом.
— Исключительно, — подчеркнул Константин Сергеевич.
Дитрих одним глотком допил молоко, жестом попросив кого-нибудь из персонала подойти, чтобы повторить заказ.
— Милая фройляйн, — Кривошеев нисколько не удивился, когда к столику приблизилась девушка-менеджер, оставив рабочее место у входа в кафе, — сделайте одолжение почтенному немцу, повторите стаканчик столь замечательного теплого молока с зефиром.
— Можно просто Лиза, — кокетливо ответила девушка и передала заказ проходившему мимо столика официанту.
— Ладно, Константин, перейдем к делу.
Дитрих, полностью погруженный в мысли, с минуту внимательно рассматривал нечеткую фотографию с изображением неизвестного мужчины.
— Могу сказать, что человек — европеец. И черты лица, насколько может позволить судить качество фотографии, очень знакомы.
— Я тебе скажу больше, друг мой, — ответил Кривошеев, — это Джонатан Питерс.
— Тогда весьма странной представляется мысль: почему он Араб? — с сомнением спросил Дитрих.
— К сожалению, у нас нет другой информации, — ответил Кривошеев, — и другого предположения. Возможно, эта фотография — единственная нить, документально зафиксированная, которая связывает Питерса и Араба.
Дитрих снова погрузился в изучение снимка.
— Много вопросов, на которые нет ответов, Константин, — наконец заговорил немец, и Кривошеев кивнул. — Что есть у ФСБ в отношении Араба?
Константин Сергеевич ответил не сразу.
— Хм, — неуверенно начал он, — немного. Известно, что Араб — это очень ценный источник ЦРУ, подготовленный, так сказать, старой школой. Впервые с ним столкнулись еще в Афганистане, как правило, через него взаимодействовали талибы с американскими агентами из ЦРУ и РУМО США.
— Я тебя поправлю, — перебил Дитрих, — просто не люблю неточности. Впервые мы с ним столкнулись еще в шестьдесят восьмом. И я тогда сказал, что не обратить на него внимания — преступление.
— Не исключено.
— Константин, — Дитрих резко оборвал друга, — мы знакомы очень давно. Прошу, оставим недомолвки. Я не могу и ужасно не люблю работать в условиях усеченной информации. В конечном итоге, ты меня пригласил.
— Хорошо, Дит, — Константин Сергеевич тяжело вздохнул, — с учетом полученной фотографии наши предположения, что Араб — связующее звено между исламскими экстремистами и США, подтверждается. Как я уже сказал, достоверно установлен факт участия Араба в советско-афганском конфликте, имеется оперативная информация о присутствии во время инцидента с 12-й пограничной заставой в девяносто третьем году в Таджикистане. Присутствие Араба зафиксировано в Первую чеченскую кампанию. И вот сейчас он снова объявился.
— Могу предположить, — ответил Дитрих, — что наши заокеанские коллеги затевают весьма крупное предприятие.
— Все, что нам пока известно, так это то, что Араб, вероятно, финансирует чеченских боевиков. На Украине зафиксирован контакт с Оздамировым Исламом, телохранителем полевого командира Сулимана Гагкаева. Это наиболее одиозный полевой командир. После ликвидации Хаттаба именно он стал идейным главой движения «Имарат Кавказ». Чтобы расставить все точки в возможных связях чеченских боевиков с Арабом, мне и нужна помощь друзей по Штази.
— Ты верно подметил, Константин, — вздохнул Дитрих, и секундное сожаление проскользнуло по его лицу, — бывшее Штази. После развала Союза ваше правительство продало нас со всеми архивами Западу. Я бы процитировал ваше же выражение: «со всеми потрохами». Знаешь, Константин, не очень приятно осознавать, что тебя продали.
Константин Сергеевич понимал. Но вместе с тем жизнь и служба в органах научили не поддаваться эмоциям, какими бы они ни были: позитивными или негативными. Ведь в конечном счете есть благородная цель и перспективные идеи, на которых зиждется система государственной безопасности. Ну, а если исполнение хромает и вероятность достижения цели низка, стоит ли из-за этого поддаваться пессимизму?
— Нас всех предавали, Дитрих. А кого-то и не единожды. Профессию мы сами выбрали.
— Как вы, русские, любите философствовать!
— И не придаем значения деталям, отчего у нас проблемы, — добавил Кривошеев.
И друзья рассмеялись.
Глава 1
г. Москва, 31 июля 2009 года
Совещание прошло в напряженной атмосфере. Чувствовалось, что принимаемые решения по ликвидации банд-группы Сулимана Гагкаева и конкретный план действий, превративший возникшую несколько месяцев назад идею в реальную специальную операцию, давались тяжело. Каждый пункт плана тщательно взвешивался и обсуждался. В сторону были отброшены звания и чины.
