Уоррен Мерфи - Белая вода
Все «как» и «почему» прояснились. И осталось лишь несколько «кто».
Глава 42
Мастер Синанджу чувствовал, как прижимает грудную клетку к бьющемуся сердцу, и силой воли заставлял его утихнуть.
Это было трудно, потому что сердце колотилось. При всей уверенности Чиуна в своем ученике Римо оно колотилось.
Тиски стен ниши сдавили и сердце, и легкие, не давая им функционировать.
Но Римо показал мастеру Синанджу способ, и Чиуна, Верховного мастера Синанджу, столь примитивное препятствие остановить не могло. Тем более что Римо, западному человеку с огромной грудной клеткой, было куда труднее.
Но дело было не в том, чтобы задержать дыхание и сжать ребра. Очень тонок был шелк его кимоно. Порвать его – значило лишиться драгоценной одежды. Это было бы непристойно. И мастер Синанджу проникал в отверстие очень осторожно, зная, что там, на другой стороне, его уже ничто не остановит.
Из сырого коридора донесся крик. Высокий и резкий. Но искаженные эхом слова трудно было разобрать.
Это был не голос Римо. Женский голос, сварливый, мерзкий и злой.
Уже почти прошедший Чиун уперся сандалиями в пол. Позвоночник его выпрямился, эластичные хрящи сжались.
И выпрямившись так, он проскользнул внутрь, сохраняя выдержку и достоинство.
Оказавшись на другой стороне, он одним вдохом зарядил легкие кислородом. Один вдох – больше не нужно было, и потом легким шагом он прошел по каменному проходу и свернул, когда дошел до поворота.
Под ногами он ощущал какие-то странные удары и беспокойство, но не обращал внимания. Пол был из сплошного камня.
За последним поворотом его карим глазам открылась комната с кирпичными стенами, освещенная янтарным сиянием двух рядом стоящих мониторов.
Там, выпрямив спину, стоял Римо. Лицо его было обращено к сидящему перед ним.
Мастер Синанджу сделал судорожный вдох, увидев вьющиеся тонкие руки с бананово-желтыми ногтями.
И еще он увидел шарф из желтого шелка, прижатый к затылку Римо.
– Нет! – крикнул он, бросаясь вперед.
Его длинные ногти скользнули вверх, под шелк, и шелк с треском и шипением распался.
Римо качнулся назад. Чиун сгреб его обеими руками за футболку и оттолкнул с дороги. Странно, но он не ощутил сопротивления. Казалось, Римо лишился воли.
– Ты не получишь моего сына! – сказал Чиун, делая осторожный шаг вперед.
И голос, одновременно и зрелый, и юный, ответил ему:
– Ты опоздал. Он уже мой.
И хоть ее черты были искажены и сведены гримасой оскала, мастер Синанджу видел, что лицо перед ним – и еще четыре колышущиеся руки, две из которых держали концы разорванного шарфа...
Это лицо он хорошо знал.
Она стала старше. Но эти карие глаза нельзя не узнать.
Фрейя, дочь Римо и Джильды из Лаклууна.
А за ней – огромное глиняное чудовище, принявшее форму Кали Пожирательницы.
Каждая частица энергии требовала нанести смертельный удар. Но убить демона Кали значило забрать жизнь единственной дочери Римо.
Сверкающие ногти скрылись в рукавах кимоно, и лицо мастера Синанджу стало суровым.
– Поздравляю, нечистая. Ты выбрала хозяйку, которую я не смею убить.
– Изыди, старик! – сказал голос. Это был голос Фрейи, но в нем звучало эхо векового зла.
Глаза Чиуна метнулись к Римо, стоявшему в стороне. Темные глаза его застыли, лицо дергалось от противоречивых чувств. Он видел и не видел одновременно.
Чиун обратился к аватаре Кали:
– Я не могу убить тебя, это правда. Но это не означает, что я не могу обуздать тебя или выгнать из той невинной души, которой ты овладела.
Фрейя встала. Четыре ее руки протянулись в стороны, как стрелки сумасшедших часов. Чиун видел перед собой юную женщину. Более не ребенок, но еще не совсем женщина.
– Уходи, пока еще можешь стоять на ногах, – прошипела она.
Отступив на шаг, сказал с нажимом:
– Я уйду. Но сын мой пойдет со мной.
– Уходи, но отец мой останется здесь, ибо я знала, что он придет, не знала лишь, что так скоро.
– Я не уйду без Римо, – настаивал Чиун.
– Ты должен был бы спросить у моего отца, хочет он этого или нет, – предложила Фрейя-Кали, и глаза и губы ее так же сочились ядом, как ее слова.
Чиун повернулся.
Римо стоял в тени, и глаза его сверкали во впадинах лица черепа. Выражение лица невозможно было прочесть.
– Сын мой. Говори со мной...
Прозвучали слова, обернутые заполнившей мир болью:
– Чиун. Это Фрейя.
– Нет. Не Фрейя говорит с тобой, но дух Кали.
– Чушь! – Римо сорвался в гнев. – Не верю! Только не Фрейя. Никто не сделает такого с моей дочерью!
– Поверь, ибо это правда.
Римо ступил два трудных шага вперед. Руки его беспомощно и просительно взметнулись, а глаза отвернулись, чтобы не видеть четырехрукое существо.
– Чиун, я ничего не понимаю. Помоги мне.
– Я здесь ничего не могу сделать, – грустно проронил мастер Синанджу. – Я не могу убить это существо с двумя душами, из которых одна невинна, а другая – воплощенное зло. Ибо убиение зла принесет смерть невинной. Она твоей крови, и она всего лишь ребенок. Мы должны отступить.
Римо упрямо сжал кулаки.
– Я никуда не уйду. Без моей дочери – никуда.
И холодно повелел голос Фрейи-Кали:
– Ты останешься, плоть моей заемной плоти. Другой должен уйти.
Чиун посмотрел на Римо лишенным эмоций взглядом.
– Сын мой, перед тобой чрезвычайно трудный выбор. Пойти со мной – значит обрести безопасность. Остаться – опасность страшнее, чем ты можешь себе вообразить.
Темные глаза Римо метнулись к четырехрукому созданию, облаченному в желтый шелк.
– Она не тронет меня. Это моя дочь.
– Она – существо с четырьмя руками и демонической похотью. Она видит в тебе всего лишь давнего любовника. Она ищет близости с тобой. Для танца Тандавы.
– Не знаю я, о чем ты говоришь, – запальчиво произнес Римо.
– Тандава – это танец, который положит конец Вселенной и всем ее обитателям. Тебе. Мне. И твоей дочери-заложнице.
– Ерунда. Послушай, хватит пудрить мне мозги. Я должен остаться. Должен здесь разобраться.
– Римо... – начал было Чиун.
– Ты получил свой ответ, – раздалось шипение Кали из щели накрашенных желтых губ. – Теперь уноси свою жалкую жизнь и позабудь все, что ты видел и слышал. Ибо ты не смеешь коснуться моей невинной плоти, а я могу уничтожить тебя одним взглядом.
Чиун колебался. Повернувшись к Римо, он поклонился, очень осторожно.
– Я ухожу.
Римо колебался.
– Может быть, это и есть единственный выход, – неуверенно произнес он. – Может быть, мы сможем это распутать.
В голосе Чиуна прозвучал почти страх.
– Не поддавайся ее чарам, сын мой. Самое главное, не поддавайся ее чарам.
– Ради Бога, Чиун! Она же моя дочь.
– Она твой враг Она опутала тебя такими цепями, что даже мне их не разбить.
И с этими печальными словами мастер Синанджу, пятясь, вышел из комнаты, не повернувшись к врагу спиной и не сводя глаз с гипнотически колышущихся рук.
Оказавшись в коридоре, он пошел быстро. Подойдя к нише, он приготовился, как и раньше, и проскользнул обратно в главный зал. Второй раз это было легче. Шелк не цеплялся.
Не раньше чем его сандалии коснулись черных сверкающих плит, они, как будто по волшебству, стали прозрачными.
И мастер Синанджу увидел, почему оттуда слышались постоянное журчание и бормотание воды.
Снизу на него с тусклым, голодным огнем ожидания глядели чьи-то глаза.
И будто от удара невидимого молота внезапно ставший прозрачным пол разлетелся на мелкие осколки, и мастер Синанджу погрузился в самые горькие воды за всю свою долгую жизнь...
Глава 43
Сэнди Хекман с помощью карманного французского словаря вела беседу с капитаном «Арен сор».
Наконец она не выдержала.
– Либо вы черт знает как ломаете французский язык, либо вы вообще не франко-канадец.
– Та шо ты пристала! – неожиданно сказал капитан.
– Ньюфи? Так вы ньюфаундлендер!
– Ну все равно ничего не скажу, – сказал капитан. – Шо началось, то ни фига уже не остановишь.
– В таком случае можете считать себя военнопленным.
– Могу считать себя заложником экологических фарисеев.
– И этим тоже, если хочешь, – подвела итог Сэнди и пошла командовать обыском судна.
На верхней палубе оказалась фабрика по разделке рыбы, где пойманную рыбу превращали в филе и блоки для замораживания, которые пойдут потом на рыбные палочки. Сэнди вспомнила, что истощение трески и пикши в Северной Атлантике началось в пятидесятых с открытием рынка замороженных рыбных палочек – рынка, где очень скоро захватили господство канадцы.
Дойдя до нижних палуб, она напрочь забыла о рыбных палочках.
На двери висела табличка «Торпедный отсек» на английском и французском языках. Внутри оказались торпеды двух типов – с боеголовками и с приборами для загона рыбы. Там же были работающие на сжатом воздухе торпедные аппараты для запуска и приема торпед.
