Андрей Воронин - Комбат против волчьей стаи

— Заложница здесь?

— Сивакова, что ли? — Комбат кивнул. — Позвать, может?

Савельев растерялся. Никаких условий ему не ставили. Обещали предъявить заложницу так, как будто, речь шла о том, чтобы негромко позвать ее из соседней комнаты.

— Дурная история получилась, — вздохнул Комбат, — и теперь выпутываться из нее нам придется вместе.

— Не понял? Да, кстати, я сказал своим, что если через двадцать минут я не выйду или не отзовусь по рации, чтобы начинали штурм.

— А сколько прошло?

Это Савельева тоже покоробило. Уж кто-кто, а террористы должны были бы следить за временем.

— Пять минут.

— Значит так, полковник, ты меня не перебивай, а я тебе расскажу все, что знаю. Тогда и будем думать вместе.

Рублев сказал это после того, как тщательно изучил удостоверение Савельева.

— Ребят развязать надо. Что они, словно бандиты какие, связанные лежат? — предложил Подберезский.

— Если дали себя захватить, пусть полежат.

Я слушаю, — сказал Савельев, глядя на секундную стрелку, которая, неровно дергаясь, бежала по циферблату.

Рублев без утайки рассказал полковнику Савельеву все, что знал сам. И об убитых братьях-близнецах, и о Стрессе, о Щукине, о Трубе, о том, как попал он с Подберезским на склад, как дали себе обет отомстит!; за убитых товарищей.

— А теперь, полковник, сам решай, что делать будем.

Савельева особенно умилило это «делать будем»

Как будто бы он уже дал согласие действовать с Комбатом заодно. По закону, по правилам, следовало бы надеть на Подберезского и Рублева наручники. Следовало отвести их в следственный изолятор, а там пусть следователи и суд разбираются: действовали ли они в рамках обороны, какие законы нарушали и какой срок им светит. Но Савельеву хотелось верить Комбату, потому что в его словах он не нашел ни одного несоответствия. Картина выстраивалась четкая и ясная.

«А как бы я поступил на его месте, — подумал Савельев — Что, пошел бы в милицию и стал бы убеждать, действовать решительно? Нет, и я бы поступил точно таким образом»

Полковник Савельев достал рацию и вновь связался со своим заместителем.

— Мне нужно еще полчаса на переговоры.

— Все в порядке? Вам не угрожают, товарищ полковник?

— Нет, я могу в любой момент выйти отсюда.

— Ждем.

— Итак, Рублев, все, конечно, поучительно и интересно, но как-то, со слов, плохо во все это верится.

— А зачем мне врать? — усмехнулся Комбат. — Ты же понимаешь, полковник, хотели бы — мы б с Андрюхой твоих молокососов вмиг обставили. Не хотелось в своих стрелять. Прорвались бы. Я хвастаться не люблю, — уверенно сказал Комбат.

— Ладно, допустим, я во все это поверил, и что мне прикажешь делать?

— А если я найду человека, который за меня поручиться сможет?

Савельев задумался.

— Кого же?

— Может, ты его и не знаешь, полковник, но человек он солидный. Из ГРУ. Тоже полковник.

— Кто?

— Бахрушин Леонид Васильевич. Думаю, он за меня слово замолвит. Телефон где-то тут есть, мы сейчас позвоним. Твои ж ребята провода не перерезали?

— Не перерезали, — с досадой в голосе произнес Савельев.

Он понял, что в спешке допустил оплошность. Если бы тут сидели настоящие террористы, то как минимум следовало бы подключиться к линии, чтобы прослушать возможные разговоры. Это ему и в голову не пришло.

— А тут городской телефон или какой? — Комбат распахнул окошко в будке сторожа. — Вроде бы городской.

Набрал номер.

— Добрый вечер, Леонид Васильевич, — Комбат уселся за выкрашенный половой краской конторский стол.

— А, Рублев Борис Иванович, как твои успехи?

— Тут, понимаете, снова сложности начались.

— В милицию друга забрали?

Вновь пришлось пересказывать Комбату историю, в которую ему и самому плохо верилось. Бахрушин выслушал его внимательно, коротко ответил?

— Савельева дай-ка мне.

Через десять минут Бахрушин уже летел на машине к складам из Москвы.

Переговоры были недолгими, от Бахрушина Савельев узнал, что в ГРУ уже давно следили за Панкратовым.

Ведь тот еще в советские времена работал главным инженером на одном из заводов, производящем космическую технику, а потом ушел в бизнес. Бахрушина беспокоили связи того за границей, подозревали, что он торгует техническими секретами. Но только сейчас, сопоставив то, что знали Бахрушин и Савельев они оба поняли, секреты здесь ни при чем, торговля наркотиками, вот настоящее занятие Панкратова.

Савельев рискнул высказать вслух догадку, что у них в управлении кто-то предупреждает о готовящихся операциях. Вот так и сошлись вместе интересы всех, кто находился на складах.

Комбат предложил:

— Леонид Васильевич, время терять нельзя, разрешите нам с Андреем, мы можем еще и Пехоту прихватить, заняться и Панкратовым, все равно Курт на него теперь работает.

— Это не мне решать, — усмехнулся полковник Бахрушин, — власть теперь у Савельева, отпустит он вас или нет, от меня не зависит.

Савельев думал недолго, выбора у него не оставалось, через управление он действовать не мог, предатель оповестил бы бандитов в одно мгновение, а тут подворачивался шанс сохранить тайну операции и заручиться поддержкой ГРУ в лице Бахрушина.

— Леонид Васильевич, я предлагаю сделать так: вы вывезите отсюда Рублева и Подберезского на своей машине.

— А как же с этими? — Леонид Васильевич имел в виду убитых бандитов.

— Я подам все так, что они оказали сопротивление и погибли во время штурма. Двое моих ребят молчать будут.

— А женщина?

— Она, насколько я понимаю, не очень-то рвется вернуться к мужу, — разъяснил Рублев, — вы, полковник, сможете ей предоставить укрытие на пару недель. Пусть Сиваков думает, будто она до сих пор в руках Курта.

Так и порешили.

Рублев с Подберезским уехали в машине Бахрушина, лежа на полу. А на следующее утро они уже вместе с Пехотой обсуждали, что им предстоит сделать. У Савельева появился свой план, с которым согласился и Бахрушин, пообещавший в случае чего поддержку своими людьми, задействованными на космодроме Байконур…

Глава 22

Во дворе загородного дома Ильи Даниловича стояло несколько автомобилей, пара шикарных шестисотых «мерседесов», принадлежавший Панкратову джип, BMW и «вольво» хозяина. Люди из охраны Панкратова и Сивакова сидели в холле и ели бутерброды, пили чай.

Сам же Панкратов с хозяином дома уединились на , втором этаже в большом кабинете с окном, выходящим в черный от дождя, почти опустевший сад. Дождь кончился часа полтора назад, и бетонные дорожки уже понемногу подсыхали. Илья Данилович держал в руках рюмку с коньяком и стоял у окна. А Панкратов развалился в глубоком кожаном кресле и сидел, закинув нога за ногу.

— Так думаешь, стоит послать туда Курта, — озвучил Панкратов уже продуманный вопрос.

— Да, думаю, он справится с этим делом лучше других.

— А вот после того как Курт справится, надо и с ним разобраться.

— Я и сам про это думаю, каждый день, каждый час, каждую минуту. Он, конечно, нужный человек и помог нам сильно.

— Нужный-то нужный, — сказал Панкратов, — но слишком он на себя одеяло потянул, слишком многого я хочет. Надеюсь, ты же, Илья, не считаешь его равным себе или мне?

— Нет, конечно, не считаю. Он мразь, уголовник, рецидивист.

— Вот и я думаю, что нам с такими людьми лучше не водиться, лучше избавляться от них. Хороший Курт — мертвый Курт. Кстати, во сколько он должен подъехать? — спросил Панкратов, посмотрев на свои часы.

Сиваков взглянул на стенные часы.

— Минут через пятнадцать будет.

— Софья все еще у него?

— Да.

— Пускай посидит, может, поумнеет, — с долей злости пробормотал Сиваков и махнул рукой.

— Жестокий ты человек, Илья Данилович.

— В нашем деле по-другому не бывает.

— Кстати, дом на кого записан? — спросил Панкратов, хотя прекрасно знал, что дом пока еще записан на Софью, как и большая часть имущества Сивакова.

«А вот деньги на заграничных счетах, те уж, наверняка, все на Сивакове. И скорее всего супруга о деньгах, вообще, ни ухом, ни рылом».

— Плесни-ка мне еще коньяка, Илья Данилович, больно он у тебя хорош.

— У меня и сигары есть отменные. Не желаешь?

— Сигару говоришь? Тогда мы с тобой станем похожи на наркобаронов.

— А мы и есть наркобароны, Иван Антонович, ни больше, ни меньше. Сейчас контролируем большую часть наркотиков, идущих на Запад, да и в России мы прихватили процентов тридцать. А по Москве, так вообще процентов шестьдесят. Кстати, что говорит генерал?

— Дал я ему денег, ты знаешь, много дал, но зато сохранили груз, выхватили прямо из-под носа у его ребят. Тоже мужик гнилой.

— Не боишься, что напустит он на тебя и на меня своих архаровцев.

— Нет, не боюсь, — улыбнулся Панкратов, но улыбка получилась какая-то грустная, — чего нам, собственно говоря, бояться? У нас есть кассета, она для генерал как иголка для Кощея Бессмертного. Если что, ее передадут журналистам, передадут министру, людям президента и тогда генералу…