Андрей Воронин - Комбат против волчьей стаи
Он пробрался в кассовый зал и несколько удивился, заметив, что никого из других бомжей нет — они, обычно человека три-четыре, сидели возле батарей парового отопления.
«Ну и отлично, не станут приставать с расспросами и деньги клянчить».
Бодрым шагом, спеша, Труба направился к окошку обменника. Остановился, глянул на табло, где горели красные цифры с курсами валют, отыскал звездно-полосатый флаг. Трубу, раньше почти не имевшего дела с валютой, по крайней мере не пользовавшегося услугами обменников, неприятно поразило то, что существует разница между курсом покупки и продажи «Это же надо, сволочи, — подумал он, — это я им продам сотку по одной цене, а они потом другому подороже ее загонят. Это что ж получается? Кровь из меня пьют?»
За то время, пока он был бомжем, чувство справедливости у него обострилось. Труба решил, что ни за что в жизни не позволит накалывать себя.
«Если валюту здесь покупают, то кто мне помешает вдуть сотку покупателю по курсу продажи? А про подъем, ясное дело, Медалисту Щукину не скажу. Разницу в карман».
— Эй, девушка, — Труба загородил дорогу немолодой женщине, попытавшейся с кошельком в руке подойти к окошку обменника.
— Чего? — насторожилась та.
— Покупаете или продаете?
— Покупаю.
— Купите у меня, — Труба хрустнул новенькой соткой.
— А по какому курсу?
— Там написано, — он указал на курс продажи.
— Что я, дура? Я и там за такие деньги куплю.
За то хоть настоящие, алкаш поганый.
Еще несколько раз Труба пытался сбыть сотку. Он был осторожен, обращался только к женщинам, мужик вполне мог дать по голове и забрать деньги.
— Девушка, девушка, ну купите у меня, очень надо!
Вам же все равно покупать, — забегал Труба вокруг молодой девчушки, с виду доброй, сердобольной. — Купите у меня, что вам стоит! Вам все равно брать.
— Осторожнее, — вдруг тихо произнесла девушка и покосилась в сторону. Труба тоже обернулся, увидел трех мужчин с автоматами, в черных масках, в камуфляже, с нашивками на рукавах, медленно идущих по кассовому залу. Труба даже не успел подумать, как лучше поступить, а ноги уже понесли его. Он бежал, перепрыгивая через сумки, чемоданы, сжимая в руке огромное богатство — сто долларов.
— Стой! — услышал он окрик, но сделал обратное — припустил еще быстрее.
За ним даже не гнались. У двери, ведущей на платформу, его дожидались еще двое собровцев в масках и с автоматами.
— Ну что, мужик, добегался? — собровец грубо схватил Трубу за плечо. Тот скорчился, будто бы у него болел живот и засунул стодолларовую банкноту в рот, запихал языком за щеку, плотно сжал зубы.
— Ты кто такой?
В ответ Труба только мычал.
— Точно тебе говорю, я у него сотку видел. Откуда у бомжа такие деньги? Может, он торгует, а? Обыщи.
Пока Трубу обыскивали, подошел полковник. Этот не прятал лица под маской. — — Вы его чего взяли?
— Он убегать бросился, лишь только нас увидел.
Подозрительно, вот и остановили.
— А что ты думал бомж будет делать, когда милицию увидит?
У него сотка была, — вмешался сержант. — Сотка баксов.
Полковник Савельев заинтересовался:
— Где?
— Обыскиваем-обыскиваем — найти не можем.
А точно, в руках видел. Он еще к девушке приставал.
Все предлагал купить.
— Где та девушка?
Ребята огляделись.
— Вон, кажется.
— Приведи ее.
Та подтвердила — да, бомж приставал, просил купить сотку.
— Выкинуть ее он не мог, — убежденно сказал Савельев. — Ищите.
Вдруг его озарило:
— А чего-то он все молчит? А ну-ка мужик, открой рот!
Труба подальше за щеку запихнул языком скомканную сотку и широко открыл рот. Так, как это делает ребенок на приеме у врача:
— А-а-а!
— А теперь только попробуй закрыть.
Савельев сам сжал пальцами скулы бомжа и оттянул щеку. На язык упала скомканная сотка.
— А пакетик у тебя, сержант, есть? — спросил Савельев.
Сержант вытащил из кармана небольшой полиэтиленовый прозрачный пакетик, предназначенный для сбора вещественных доказательств.
— Теперь выплюнь сотку.
Зеленая бумажка оказалась внутри пакета.
— Может, в опорный пункт его сдать?
— Там его знают! Пожалеют и выпустят. А нам он еще пригодится. Небось, знает, кто здесь на вокзале торгует.
Трубу поволокли к машинам. Раскололся он быстро, лишь только понял, в чьи руки попал. Это вам не менты, не простой патруль, а трое собровцев в масках, с автоматами.
Савельеву мало верилось в то, что рассказал Труба. Но даже если только десять процентов правды было в словах бомжа, стоило проверить.
* * *Щукин, заслышав скрежет люка, приободрился.
«Вот и пиво само идет»!
Но тут ему показалось, что уж слишком много ног топчет пол.
"Вот же падла! — подумал герой афганской войны. — Говорил ему, мужиков с собой не приводить.
Они на хвост сели, на халяву"
Но тут в проеме вместо добродушного Трубы показался собровец с автоматом.
— Не двигаться, милиция!
Не решаясь тронуть здесь что-нибудь без разрешения командира, сержант вызвал Савельева по рации.
— Хрен знает, что здесь делается, товарищ полковник. В самом деле, мужик какой-то проволокой к горячей трубе привязан. На столе еще баксы. И бомж с орденами на груди его караулит. Говорит, какую-то ахинею про бандитов, про нападение на конвой…
Когда же Савельев спустился в теплотрассу, то его ожидал новый сюрприз. Документы у Щукина оказались на руках, и когда сделали запрос, выяснилось, что сам Щукин находится в розыске, потому как является лицом, на которого зарегистрирована фирма «Долида», чьи машины были расстреляны на подходах к мосту через Оку.
Ни разу до этого не попадавший в руки милиции Стресс, всегда уходивший от погони, бездарно оканчивал свою карьеру. Он собирался молчать, прекрасно понимая, что любое слово, сказанное им, может обернуться против него, и каждое прибавит пару лет к сроку. К несчастью бандита, у Щукина была цепкая память. Он прекрасно помнил все, что Стресс выдал Комбату.
Про Курта полковник Савельев кое-что знал сам.
И тут появлялась возможность захватить его прямо на базе. Времени, чтобы испрашивать разрешение на новую операцию, не оставалось. И Савельев решил, что успех, которого он достигнет, вполне сможет служить ему оправданием за недоведенную до ума сегодняшнюю операцию по отлову торговцев наркотиками.
Весь личный состав, имевшийся в его распоряжении, сел на машины, а сам Савельев в «уазике» ехал впереди колонны.
До Переделкина им оставалось совсем ничего.
* * *Полковник Савельев стоял перед металлическими воротами. Подняв руки, он сжимал в пальцах белый носовой платок. Калитка, скрипнув, отворилась. За ней Савельев увидел лишь проезд между складами, неровно освещенный, пыльный, словно засыпанный мукой. Он подчинился приглашению и переступил высокий порог.
Двое его людей лежали на земле связанные.
— Живые, живые, — тут же уверил его Андрей Подберезский.
Автомат смотрел в сторону полковника.
— Руки опустить можно, наконец?
— Конечно.
Теперь Савельев увидел и Комбата.
— Оружия при мне нет.
— А могли бы и взять, — усмехнулся Рублев и указал на рацию, закрепленную на поясе Савельева. — А теперь при мне передадите своим ребятам, чтобы ничего не предпринимали. Пока вы им не прикажете… Погоди, полковник, знаю я ваши хитрости.
Небось, договорились с ними о нескольких формулировках. По одной они должны будут дожидаться, а по другой — броситься в наступление. Скажешь им:
"Приказываю всем оставаться на прежних позициях.
До моего возвращения или до нового приказа ничего не предпринимать ".
— Хорошо.
Савельев взял в руки рацию и связался с заместителем, слово в слово повторив сказанное Комбатом.
— А теперь и поговорить можно.
Можно сказать, что полковник Савельев в своей жизни насмотрелся всякого. Со всякими людьми ему приходилось сталкиваться. Но Рублев и Подберезский абсолютно не походили на бандитов, способных удерживать в заложницах женщину.
— Рублев, — сказал Комбат и по привычке протянул руку.
Точно так же по привычке Савельев пожал ладонь и назвался:
— Полковник Савельев.
Оба мужчины недоуменно смотрели на свои ладони, скрепленные рукопожатием.
— А это Подберезский, Андрюша.
— Какие ваши условия?
Савельев между разговором осматривался, стараясь понять, сколько здесь людей, какое есть вооружение, есть ли на территории машины.
— Никаких у нас условий нету, полковник.
Рублев сел на деревянную лавку под навесом, отставил автомат, закурил.
— Заложница здесь?
— Сивакова, что ли? — Комбат кивнул. — Позвать, может?
Савельев растерялся. Никаких условий ему не ставили. Обещали предъявить заложницу так, как будто, речь шла о том, чтобы негромко позвать ее из соседней комнаты.
