Сергей Зверев - Жиган: жестокость и воля
Автомобили то подолгу стояли, то резко рвали вперед. Один наглый тип на иномарке в одном месте просто объехал кавалькаду машин, вычислив свободное место на встречной полосе.
Константин обратил внимание, что в последнее время в Москве таких лихачей становится все больше. Пользуясь отсутствием гаишников на каком-нибудь участке дороги, а иногда откровенно наплевав на них, эти ребята выезжали на тротуары, разделительные и встречные полосы.
Нормального водителя, который сам соблюдает правила и надеется на то, что и другие поступают так же, все это порядком раздражало. Особенно неприятно, когда честно застреваешь в пробке, а мимо тебя по разделительной полосе проносится какой-нибудь понтярщик.
А как хотелось сегодня встретить Танечку после работы, с ее любимыми розами да еще и на новом автомобиле…
То есть, конечно, «Волга» не новая, но после ремонта выглядит просто отлично: хромированные детали сверкают на солнце, свежая краска покрыта лаком, кругом ни одной царапины… Жаль только, в этой пробке невозможно проверить двигатель.
Эх, выбраться бы на широкую, просторную магистраль да врезать по газам, чтобы только ветер свистел!.. Но приходится торчать здесь, по большей части работая не газом, а сцеплением. Тронулся — остановился, тронулся — остановился.
К медицинскому центру он безнадежно опоздал. Поэтому место рядом с водителем пустовало, лишь врассыпную лежали розы. С другой стороны, надо попробовать извлечь пользу даже из такого малоприятного занятия, как ожидание в пробке. Машинально нажимая на педали, Панфилов в мыслях снова вернулся в Запрудный.
Что же там происходит?
Кому-то очень не нравятся его встречи с Трубачевым. У Василия был только один враг, настоящий и серьезный, в полном смысле слова. Этот ни перед чем не остановится, этот пойдет до конца и, если надо, по трупам. Кто он, откуда взялся, чем занимался раньше? Ничего этого Константин не знал.
Он вдруг вспомнил лицо противника, с которым ему довелось сойтись в пока еще честной спортивной схватке. Жесткие, колючие глаза, цвет которых даже разобрать нельзя. Эти глаза можно определить одним словом — злые. Предельно сосредоточенное лицо, плотно сжатые губы, волевой подбородок. И вена на лбу, вздувшаяся, темная, пульсирующая. Откуда Константин мог знать о ней? Все, вспомнил…
* * *… — Магомет был красывый мужчына. Да, очэнь красывый, такой смуглый. Там в пустыне было много солнца. Очэнь много, как здэсь…
Афганская провинция Гильменд. Сюда, в место расположения отдельного отряда спецназначения, однажды попал боец Константин Панфилов.
Пустыня Дашти Марго — как огромная детская песочница. Песок — то глубокий и рыхлый, то рассыпанный тонкой пылью по выжженному камню.
В пустыне Дашти Марго над всем царит солнце — безумное, испепеляющее, злое. Солнце сводит с ума, парализует волю, лишает мозг мыслей обо всем, кроме воды. Даже ночью, когда жара спадает, невозможно думать и мечтать ни о чем ином, кроме спасительной влаги.
Сколько раз Константину снились одинаковые сны: огромная река или озеро, в котором можно плыть, наслаждаясь невесомостью собственного тела. Но хочется не плавать, а выпить всю эту массу воды одним глотком.
К отдельному отряду спецназначения был прикомандирован капитан-афганец, имя которого уже стерлось из памяти Константина. Этот офицер закончил военное училище на территории Советского Союза и в составе правительственных войск принимал участие в боях с моджахедами. Он довольно бегло, хотя и не всегда правильно, разговаривал на русском языке, часто и охотно общался с «шурави».
Однажды вечером афганский капитан попытался объяснить Константину, который еще не успел заснуть, почему так трудно воевать с моджахедами.
— Они правоверные мусульмане. Панымаешь, шурави? Они не хотят, чтобы кто-то вторгался в их жизнь. Они живут по исламским законам и обычаям, презирают неверных. Все мусульмане — братья по вере.
— Почему же ты воюешь с ними? Сам-то, наверное, мусульманин? — спросил Константин.
— Я — афганец, но я не мусульманин. Нет, я был мусульманином, но потом… Это очень сложно объяснить. Если бы я лучше знал ваш язык… Я верю в Маркса.
— Ты что, коммунист?
— У нас нет такой партии, но ты можешь считать меня коммунистом. Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
И афганец вскинул вверх сжатый кулак.
— Моя религия — коммунизм. Но ислам тоже сильная религия. Великая религия, одна из трех величайших в мире, ее создал Магомет.
— Кто такой этот Магомет?
— О, это великий пророк. Он был ниспослан к нам с небес Аллахом.
Капитану афганцев доставляло, казалось, гораздо больше удовольствия рассказывать об исламе и Магомете, чем о своей новой религии.
— Магомет такой же великий пророк, как у вас… Христ.
— Христос?
— Да-да, Христос. Магомет вырос в пустыне, великой пустыне Аравии. Там была очень суровая жизнь, но Магомет вырос умным, честным, любящим человеком. Он много думал, узнавал мир, потом ушел в пещеру на горе Харам — возле исламской святыни Мекки. И там Аллах ниспослал на него озарение. Магомет понял, что только Бог велик.
— А во что же он раньше верил?
— Арабы поклонялись идолам, но Магомет сказал: идолы — это жалкие куски дерева, над всем и во всем существует единый Бог. Все люди должны бросить своих идолов и обратить к нему свои взоры. Вот все, что определяет суть этой религии. Бог велик, и нет ничего величественнее него. Он — то, что вокруг нас. Он нас создал, он нас поддерживает. Мы и все вокруг только его тени. Вот сколько глубокого смысла заложено в открытии Магомета.
— Слушай, а что кричат моджахеды, когда на танки с автоматами бросаются?
— Аллах акбар!
— Что это значит?
— «Аллах акбар» означает — «Бог велик». Это великая суть ислама.
— Хорошо, христианство называется по имени Иисуса Христа, а почему ваша религия называется исламом? Есть же вроде какое-то другое слово. У нас, кажется, называют магометанством, что ли?..
— Ислам означает, что мы должны подчиняться Богу, вся наша сила в покорном подчинении Аллаху во всем, что он ниспослал нам в этом и другом мире. Это явил нам пророк Магомет.
— Какой он был, ваш Магомет?
— Все мусульмане знают, что пророк Магомет очень красив. У него черные глаза, в которых горит огонь, а еще у него на лице печать Аллаха.
— Какая печать? — спросил Константин. — Клеймо, что ли?
— У него был большой черный сосуд на лбу, я забыл, как это называется, по-русски, — афганец провел пальцем через свой лоб.
— Вена? — догадался Панфилов.
— Правильно, вена. Она раздувалась и чернела, когда он приходил в гнев…
* * *… Через несколько недель этот капитан расстрелял караул в расположении отряда спецназа, выкрал секретные документы и ушел к моджахедам.
* * *Чушь какая-то, мистика. Константин тряхнул головой, будто пытаясь избавиться от наваждения. Матвей и печать Аллаха?..
Пророком он себя возомнил, что ли? Нет, ерунда, полнейшая ерунда. «Панфилов, мыслитель из тебя, как из козы балерина».
Пробка впереди наконец рассосалась, и Константин уверенно направил машину на Пятницкое шоссе.
А вот и знакомый поворот. Да, здесь они сворачивали, чтобы проехать к детскому саду.
И вдруг Панфилов увидел Татьяну. Она шла в нескольких метрах от него в своем легком шифоновом платье.
Панфилов эффектно притормозил рядом с ней, высунулся из окна и весело сказал:
— Не желаете прокатиться, Татьяна Геннадьевна?
Она посмотрела на него с детским изумлением.
— Костя, ты не перестаешь удивлять меня. Как тебе это удается?
— Не знаю, — развел он руками. — Наверное, таким уродился… Садись.
— Здесь три метра пройти. Если подождешь, мы с Андрюшей скоро вернемся.
— Конечно, подожду.
Он лихо развернулся на площадке для стоянки, взял розы в охапку и вышел из машины.
Татьяна шагала навстречу ему, держа за руку сына. Белобрысый мальчуган был, как всегда, уморительно серьезен и, увидев Панфилова, даже не улыбнулся.
Константин вручил Татьяне цветы, одарив ее при этом самой широкой из своих улыбок, и протянул руку мальчику.
— Здорово, Андрюха.
— Здравствуйте, дядя Костя, — с величавым спокойствием, присущим, наверное, только отпрыскам королевских фамилий, ответил малыш.
Константин церемонно наклонил голову.
— Ваше желание исполнено, царевич Андрей, — он показал на сверкающую лаком и хромированной сталью «Волгу». — Карета подана.
Мальчик, заложив руки за спину, неторопливо прошелся вокруг машины, оценивающе осмотрел ее со всех сторон, после чего вынес свой вердикт;
— Большая.
— Нравится? — подмигнул ему Константин.
— Да.
— Тогда садись.
Константин распахнул заднюю дверцу перед малышом и помог занять место в салоне.
Таня с цветами села впереди. Сам Панфилов завел двигатель, включил первую передачу. Внезапно он повернулся к Андрею и предложил:
