Силою громов. Трилогия - Алексей Михайлович Голиков
Гавриил же не спал. Он устал о чём-либо думать и просто любовался звёздами, дожидаясь сна. Внезапно он услышал шум крыльев, пролетевших над ним. Его это встревожило, ведь понял, что промелькнула вовсе не птица. Лесоруб резко привстал, опершись на руки, и спустя секунду услышал зовущий голос в голове, который прежде ему не был знаком: «Гавриил… Гавриил…» Его чувства резко обострились. Он стал ощущать прежде неведомое, что-то тёмное, источающее непостижимую мощь и невообразимую силу. Это был не демон, но и вряд ли кто-то из посланцев Божьих. Тихо поднявшись, чтобы не будить Никколо, Благоев направился навстречу к тому, кто воззвал к нему.
Пройдя быстрым шагом более двух часов, он наконец встретил того, кто почтил его визитом. Это явился архангел, чьи крылья были чёрными настолько, что выделялись в темноте ночи. Его нимб когда-то горел ярче звёзд на небе. А теперь свет сокрыт под змеями, что так плотно оплели его. Он был облачён в доспехи цветом как смола, сиявшие даже непроглядной ночью. А золотые узоры, что нанесены на них, как в жилах кровь, текли и возгорались в ритме сердца. Увидев его облик, Благоев сразу понял, что сам гордости отец и князь мятежников небесных почтил его своим визитом.
– Зачем явился, Люцифер?
– Могу ли я оставить без внимания того, кто сокрушить мои дела дерзнул? Кто подданных убил и рвётся дальше в бой?
– Не медли, дьявол! Раз мстить пришёл, так приступай! Своими разговорами оттягиваешь ты намерения визита. Сразимся в поединке и подведём черту этой ненавистной мне истории.
Архангел ухмыльнулся и ответил:
– Мстить тебе? Мне нет надобности в этом. Я явился вовсе за другим… Баал был верен мне и собственным идеям. Ведь он тебе всю правду говорил. Я больше, чем Творец, имею прав на душу той, которую так ты любил. И не заставят долго ждать себя вечность мук её. Но это поправимо… Мне виден в сердце твой огонь, который полыхает в надежде на спасение людей. За самоотверженность свою не зря был избран Вседержителем. Но ты стал понимать ложность тех идей, что так нагло были внушены… Примкни ко мне, и я покажу тебе правдивый путь, узнав который, ты всецело сможешь оценить всю красоту обмана, которому тебя подверг Господь. И не оставлю я тебя в неведенье, как Он, а в тот же миг воссоединю с твоей супругой.
– Нет. От благ твоих я всё же откажусь.
– И для чего, скажи?! Ради чего?! Возможно, ради прихоти Его? Неужели ты слепо, ради веры истребляешь города, народы, царства? Да чем помогла она тебе? Лишён детей, жены, скитаешься по миру, словно призрак, когда можно изменить устой. И жизнь твоя настать может, как и прежде, как будто время обернулось вспять. Зачем достойный человек воспринял такие убеждения?
– Потому что хоть и умер я, но всё ещё при жизни из-за Бога. И ты, тот, кто мерзостью людей питается, от их боли силы набирая, лишь гордостью своей ведомый, добра не навлечёшь. Люди для тебя лишь скот или рабы, в которых нужно страх вселять. Дерзостью своей ты низвергнут был в недра земляные, однако всё ещё пытаешься испытывать Творца. Благодаря твоему языку змеиному, которым напеваешь в уши людям, они как одичалое зверьё. И не говори, что такова натура их. Не будь второго мнения, они бы Господу внимали. Сгинь, дьявол, ты не имеешь власти надо мной!
От такого смелого изречения лесоруба архангела переполнило возмущение, переросшее в ярость. В мгновение отпало желание убеждать. Он молниеносно достал свой меч из ножен, что висели на его поясе, и с невероятной скоростью нанёс рассекающий удар сверху. Это всё произошло настолько быстро, что Благоев не успел не то чтобы двинуться или хоть как-то среагировать, а просто даже понять происходящее. Удар архангела нёс в себе такую силу, что образовавшимся взрывом свалило деревья и выжгло всё в округе на три километра. В воздух поднялись клубы дыма и пыли, и даже образовался кратер.
Люцифер уже решил, что Гавриил Благоев умер. Но когда дымовая завеса спала, то он увидел, что лесоруб накрыт белым энергетическим куполом, который защитил его. Архангел со гневом поднял голову вверх, посмотрев на небо, потом на Гавриила, взмахнул крыльями и улетел, исчезнув где-то уже за горизонтом. После этого купол растворился в воздухе, и в голове раздался на этот раз уже знакомый возглас: «Кем ты мнишь себя, Гавриил Благоев?! Одурманен ты победой стал. Раз она тебе легко досталась, то дьяволу дерзить ты смеешь, вынуждая его сразить тебя мечом? Уйми свою гордыню, что так затуманила твой ум! Не тебе быть ровней в силе с ним. И не тебе бороться с ним, вступая в схватку. Последний раз Я защитил тебя от надменности твоей!»
Подходя к Риму, Благоев всецело стал ощущать мрачность тех мест. Это касалось не только столицы Италии, а Европы в принципе. Спесь, блуд, жестокосердие: всё это едким дымом витало в воздухе. Ему даже казалось, что сама европейская земля пропитана пороками до самых недр, источая своего рода зловоние. Блуждая в самых дальних царствах, посещая самые дикие и отчуждённые селения, воочию увидев человеческие жертвоприношения, он не чувствовал себя так гадко, как здесь. У дикарей были убеждения, они верили в собственные идеалы. Их горе в незнании истины, ведь они считали, что другого быть не может… Им никто не доводил иного… Но Европа была другое дело. Зная Писания, веря во Христа, отличая хорошие поступки от плохих, люди, ведомые гордыней, жадностью, идя на поводу у зависти, убивали и мучали остальных. Чем хуже ужасные жертвоприношения язычников, чем детоубийство наследников ради злата? Ритуальные оргии разве многим отличаются от сборищ распутников и блудниц, что так любят встречаться в поместьях у вельмож? А папы, что преподавали учения Христа, отправляли воинов в крестовые походы ради богатства и земель?.. Им, живущим в просвещённой Европе, не нужно было пересказывать Заветы, ведь они их знали. Но вместо того чтобы соблюдать Их, они искали в Них лазейки и обходы, пытаясь обмануть себя и Бога. Но ясно видит Он с Небес, и всё Ему известно. И свидетельство тому – явление Благоева в их землях…
Глава 8
– Никколо, я сбился со счёту. Какой сейчас год?
– 1367-й.
Гавриила будто окатило ледяной водой, поставив в ступор посреди улиц Ватикана. Он не мог поверить. «Неужели минуло сто двадцать пять лет после моей смерти?» – сказал он сам
