Михаил Нестеров - Жмурки с маньяком
Секретарша, образно говоря, варилась в музыкальной тусовке, знала все последние новости отечественной и зарубежной эстрады. Однажды ее поразили слова известной певицы Шинейд О'Конор: «Мне жутко нравятся слепые певцы. Я сама всегда мечтала стать слепой певицей».
Видимо, бог наделяет слепых людей талантом, обаянием, и они принимают от Бога эти дары. Но это – непосильная работа, «кровь, пот и слезы». Просто удивительно, сколько в слепых людях упорства, стремления к жизни.
Секретарша протянула Светлане лист.
– Груздева вы все равно дома не застанете. Езжайте сразу в ресторан «Молодежный», адрес я написала. Слава днюет и ночует там.
* * *До вечера было еще далеко, посетителей в ресторане не было. На сцене с гитарой в руках в одиночестве сидел длинноволосый музыкант и наигрывал блюз. Играл он классно, вдохновенно. Склонив голову к струнам, он производил удивительно красивые звуки. Он передавал настроение: на улице моросит теплый дождь, прохожие за окнами открыли зонты, по стеклам автомобилей забегали «дворники»; небо пасмурное, капризное, но не грустное, а где-то выше туч и облаков светит солнце…
Мельник услышал именно это в импровизации гитариста. Несомненно, перед ними был Вячеслав Груздев.
Светлана с Мельником сели за столик, официант принес «Мартини» и легкую закуску. Девушка пригубила вино и шепнула своему спутнику:
– Попробую пригласить его за наш столик.
Она подошла к сцене и поздоровалась с музыкантом.
Тот, не переставая играть, поднял голову и кивнул.
– Я могу пригласить вас за наш столик? – спросила Светлана. – Мы бы хотели поговорить с вами.
Гитарист мягко провел пальцами по струнам и отложил инструмент в сторону.
– Я не откажусь от рюмки коньяка, – сказал он, легко спрыгивая со сцены. – Вы знаете мое имя?
– Вячеслав, если я не ошибаюсь.
– Точно. А вас как зовут?
– Светлана, – представилась девушка. – А это мой друг, Илья.
– Привет, – музыкант протянул Мельнику руку и, более внимательно вглядевшись в его лицо, сам нашел ладонь Ильи. Как бы извиняясь, он обвел руками зал ресторана. – Теперь вот играю здесь. Мне нравится.
– Вы здорово играете, – похвалила его девушка и попросила официанта принести коньяк.
– Ваш друг не очень-то разговорчив, – заметил Груздев, по-приятельски хлопнув Мельника по плечу. – Выше нос, дружище! Свет – это еще не все в этой жизни.
– Зачем вы так?.. – обиделась за Илью Светлана. – Вы же не можете знать этого.
– Я нет, – спокойно ответил музыкант. – А вот ваш друг знает. Скажи нам, Илья, прав я или нет?
– Да, – кивнул Мельник. – А молчал я потому, что у меня до сих пор стоит в ушах ваша музыка. Импровизация, достойная премии на высоком джазовом конкурсе.
– Ну, что я говорил? – улыбнулся Груздев. – Вы, Света, недостаточно хорошо знаете вашего друга, иначе не вступились бы за него.
Девушка нахмурилась и выпила вина. Гитарист выразительно посмотрел на нее и поднял свою рюмку.
Мельник задал первый вопрос:
– Слава, мы хотим поговорить с вами об Александре Шапиро.
– А чем вызван ваш интерес? Ведь вы не журналисты, так?
– Верно, мы не журналисты, – ответил Мельник. – Но нам очень важно знать причину, по которой Саша ушел из жизни. Мы поклонники хорошей музыки.
Груздев остался спокоен. Он даже пожал плечами. Ему не раз и не два приходилось рассказывать о смерти своего друга многочисленным его почитателям.
– Это ни для кого не тайна, – начал он. – И от вас я не хочу ничего скрывать. Вы – поклонники Шапиро, за это стоит вас только поблагодарить. Так вот, какой-то музыкальный заморыш тиснул в молодежном журнале заметку, что, дескать, Шура Шапиро, который написал большинство песен для нашей группы, занимается плагиатом. У нас была песня, вернее, инструментальная пьеса, называлась она «Призрачный ручей». Так, пятая… шестая… восьмая на диске. И вот этот заморыш своим чутким критическим ухом уловил в ней мотив – вы сейчас упадете на пол! – из монументальной увертюры Вагнера к опере «Тангейзер»!..
Гитарист несколько секунд смотрел на собеседников.
– Я вижу, вас это тоже потрясло. Но какой там к чертовой матери «Тангейзер», когда мы даже имени Вагнера не знали!
– Рихард, – подсказал Мельник.
– Сейчас-то я знаю, что он Рихард. А вот тогда я этого в упор не знал. Никто из нашей команды не знал, даже директор, Андрей Полянский. Эта пьеса – «Ручей» – родилась спонтанно. Шура сидел за клавишами, что-то наигрывал. А до этого чуть «покурил». Я слышу, он играет что-то потрясающее. Я к нему: «Шура, отличная музыка!» Он мне: «Включи магнитофон». Я включаю, он продолжает играть. Потом обработали импровизацию, что-то выкинули из нее, что-то добавили. Вот так и родилась эта пьеса. Какой там Рихард!
Груздев попросил еще коньяку. Опрокинув содержимое рюмки в рот, он продолжил:
– Шура после этой статьи в журнале ходил зеленый, как жаба. Перевернул библиотеку в музыкальном училище, нашел ноты этого «Тангейзера» – и ну играть Монументальную увертюру! Ему-то не до смеха было, а я за живот схватился: какая там увертюра! Наш «Ручей» в сто раз лучше! Но дело даже не в этом. Нет там ничего похожего. Шура мне ноты сует: на, мол, посмотри! Я ему: «Ты чего, Санек, я же нот не знаю!» К вечеру он проколол вену, двинулся каким-то дурофитом. Мы ему с укором: «Зачем, Саня!..» А он вялый какой-то. Что делать?.. Пошли в больницу. Врачи говорят: «Надо его положить». Мы: «Некогда нам лежать. Быстро надо. Второй диск к записи готовим, гастроли на носу». Те руки шире плеч, уперлись как бараны. Да еще страховой медицинский полис потребовали. Нету, говорим, полиса, мы живыми деньгами заплатим. Те плюнули, отправили нас в регистратуру, оттуда – к доктору. Тот сердобольный такой: вмиг, говорит, исправлю. И – достает коробку аспирина! Мы вот такие глаза на него! А он в улыбке расползся: знаю, что делаю. Прими, говорит, Шура, пару таблеток. И – бух их в стакан! Шура выпил, мы ушли – на хрена нам такой доктор нужен?! Хотя он вдогонку кричал: «Завтра обязательно покажитесь!» Саня запросился домой. Отвезли. А к вечеру он вздернулся.
Груздев сделал перерыв и налил в свою рюмку вина. Посмотрев на Светлану, он спросил:
– Хочешь знать, что послужило подставкой Шуре, когда он голову в петлю просовывал?
Девушка напряглась, рот ее приоткрылся, глаза округлились. Затаив дыхание, она ожидала от гитариста чего-то жуткого. Мельник тоже подался вперед.
Музыкант усмехнулся.
– Под его ногами были ноты. Целая стопа произведений Вагнера. Он толкнул их ногами и… – Груздев провел пальцем по горлу. – Вот так закончилась жизнь Александра Шапиро… Я хочу написать о нем книгу, простым языком, понятным, вот как сейчас разговаривал с вами. А в его квартире устрою маленький музей. С самой смерти моего друга там ничего не тронуто. Пылищи!..
Мельник откашлялся и спросил:
– А… аспирин тоже там?
Музыкант пристально посмотрел на него.
– Я вижу, ты внимательно слушал, Илья. Там, где же ему еще быть? Лежит на столе, ровно половина упаковки. Видимо, в тот вечер Шура выпил еще пару таблеток.
Когда Мельник со Светланой попрощались с музыкантом и пошли к выходу, Груздев окликнул их:
– Эй! Хотите послушать «Ручей»?
Он быстро прошел на сцену, взял в руки гитару и заиграл что-то удивительно мелодичное в стиле ритм-энд-блюза.
Светлана Турчина ни разу не слышала оперу «Тангейзер», она даже слова такого не знала, но подумала, представив себе образ покойного Шапиро: «Действительно, какой к черту Вагнер!»
Светлана ждала, когда Роберт Штробель поздоровается с ней первой, но эколог молчал, печальными глазами глядя на Мельника. Казалось, он не мог оторвать от него взгляда. Девушка слегка рассердилась на эксперта.
– Здра-авствуйте, – пропела она первый слог.
– Здравствуйте, – повторил за ней Штробель, продолжая рассматривать знакомое лицо спутника девушки. Однако, словно спохватившись, перевел взгляд на гостью.
Мельник тоже поздоровался.
– Чем могу служить? – спросил эксперт.
Светлана несколько удивилась, что хозяин кабинета не предложил им присесть. В ее голосе неприкрыто просквозило недружелюбие. «Как же так, – думала она. – Не может быть, чтобы эксперт не узнал в госте брата Мельника». Записи Павла оставили весьма благоприятные впечатления об эксперте, они были дружны, наверняка эколог знал о брате-близнеце Мельника, и сам Роберт принял в деле журналиста самое непосредственное участие. Именно он высказал идею об излучении, посоветовал Павлу обратиться к биологам – в частности, к Яну Гудману.
Начала Светлана с главного:
– Мы хотели узнать у вас, есть ли лаборатория, где могут обнаружить излучение, которому подвергся аспирин.
Роберт вскинул брови.
– Простите, о каком аспирине идет речь? У меня так много работы, что, возможно, я забыл. Если не трудно, напомните.
– Неужели вы и в самом деле не помните? – удивилась девушка. – Я говорю об аспирине, который дал вам для анализа Павел Мельник.
