Виталий Гладкий - Месть обреченного
Свет в квартире я зажигать не стал – во избежание.
Задернув как можно тщательней шторы, я нашел свой старенький карманный фонарик и внимательно обследовал все комнаты, вплоть до ванной.
Нужно отдать должное тем, кто сидел в засаде. Все оказалось на своих местах. И только мой поднаторевший в сыскном деле глаз мог заметить совершенно незначительные следы пребывания в квартире непрошенных гостей.
Деньги, к моей радости, тоже были в целости и сохранности.
Я уже почти собрал объемистую спортивную сумку, как вдруг зазвонил телефон. От неожиданности я даже вздрогнул.
Кто это мог быть?
Маму я давно предупредил, что дома не ночую (правда, не объяснив истинной причины). Жанна не знала номер моего домашнего телефона. Баранкин тоже звонить не мог, так как ему было известно, что в своей квартире я не появляюсь.
Звонят с работы?
Там, наверное, полуправления уже знало, что мой телефон якобы не функционирует из-за обрыва на линии, что по нынешним временам всеобщего бардака не вызывало ни малейших подозрений – такое случалось и с телефонами других сотрудников УБОП едва не каждый день. Тогда – кто?
Телефон звонил не переставая. Значит, этот НЕКТО точно знал, что я дома…
Ладно, черт с ними, со всеми предосторожностями! В том числе и с прослушиванием линии – минута, другая, и меня в квартире не будет.
Я снял телефонную трубку и приложил к уху.
– Алло! Вы меня слышите?
Я молчал. Голос был тих, вкрадчив и незнаком.
– Ведерников, не стоит играть в молчанку. Вы слышите.
Итак, меня все-таки вычислили.
Кто-то заметил, как я входил в подъезд? Вряд ли.
Маркузик? Сомнительно – зачем это ему? Хотя… подстава с машиной – неплохой ход.
И все же, все же…
"Жучок"! Как я мог забыть про такую возможность?! При современных электронных средствах воткнуть бессонного "сторожа" – раз плюнуть.
Ладно, потом поищем, а сейчас побеседуем:
– Слышу. Кто вы?
– Без разницы. Да мы с вами и не знакомы.
– И слава Богу.
– Как сказать… Надеюсь, вы поняли, зачем я вам звоню?
Ну как же, я такой осел, что не понимаю сколько будет дважды два…
– К сожалению, нет.
– Не нужно притворяться, Ведерников. Вы – один из лучших оперативных работников УБОП.
Вот сволочь брехливая! Думает поймать меня на мякину.
– Вы мне льстите.
– Отнюдь. Должен констатировать, что операцию с установкой видеозаписывающей аппаратуры вы провели блестяще.
– За это мне зарплату начисляют каждый месяц.
– Всем начисляют, но многим совершенно зря. А вот вам…
Что-то этот тип чересчур густо мажет медом. Только ведь на мед слетаются не только мухи, но и шершни.
А у них жало – будь здоров…
– Давайте перестанем ходить вокруг да около. Что вам нужно?
– Это деловой разговор. Всего лишь копии видеозаписей. И ваше честное слово, что они больше нигде не всплывут.
Ого! Не хилые запросы. Он что, за лоха меня держит?
– И вам этого будет достаточно, чтобы оставить меня в покое?
– Да. Конечно, если вы не нарушите слово…
Так я тебя, сука, и поверил! Нашел дурака…
– Понял. Ну, а вам в голову не приходило, что вы толкаете меня на служебное преступление?
– Чушь! Насколько мне известно, видеозапись – ваша личная инициатива. И произведена она, мягко говоря, с нарушением закона.
– Это вы мне говорите о нарушении закона? Не смешите нас жить, как говорят в Одессе.
– Ну-ну, не будем. Сейчас ситуация в стране предельно ясна и однозначна. И изменить что-либо нельзя.
Погоди, сволочь. Придет время, и таких, как ты, тоже возьмут на цугундер. Дай только срок…
Жизнь – коварная штука. Она преподносит такие сюрпризы, что только держись.
– Пока нельзя.
– Возможно. Но мы не будем забегать наперед.
– А если я не соглашусь передать вам видеоматериалы?
Трубка умолкла. Я терпеливо ждал. Спустя какое-то время он сказал с угрозой: – Вы совершите большую глупость. И тут же спохватился: – Должен довести до вашего сведения, что мы за них вам хорошо заплатим.
– Сколько?
– Много. Чтобы вам хватило, если надумаете уйти из органов, начать свое дело. Двадцать тысяч долларов – отличная цена.
Я скептически ухмыльнулся.
Вот сволочи! Что же вы так дешево цените капитана Ведерникова и то, что он накопал!? Я ведь могу и обидеться.
– Я бы так не сказал, – ответил я сдержанно. – И вам известно, почему. На другой чаше весов лежат не какие-то жалкие тысячи, а миллионы долларов. – Боитесь продешевить? – В самую точку – боюсь. – Хорошо, тогда я предлагаю вам пятьдесят тысяч долларов. И это мое последнее слово.
– Так просто… Я не верю, что вы не потребуете более веских гарантий моего молчания.
На другом конце провода прозвучал довольный смешок.
– Приятно иметь дело с толковым человеком. Конечно же потребуем.
– И в чем они будут заключаться? Насколько я понял из разговора, вам достаточно моего слова.
– Естественно. И крохотного клочка бумаги с распиской о получении денег. Бухгалтерия, ничего не поделаешь.
Круто! Нет, они точно меня держат за лоха.
Или им попадались только продажные менты, готовые за тысячу баксов подписать что угодно?
– Понял. Не пойдет.
– Расписка – это обязательно.
Я вспомнил незабвенных Ильфа и Петрова и выдал:
– Согласие есть продукт непротивления сторон.
– Хорошие слова. Не сомневайтесь, мы тоже кое-что и кое-когда читали.
– Рад за вас. И тем не менее у меня с вами роман не получится.
– Меня информировали, что вы очень упрямы. Но я не думал, что настолько.
В голосе моего собеседника появились металлические нотки.
– У меня есть другое предложение – давайте оставим все, как есть. Я не собираюсь афишировать видеоматериалы (если, конечно, вы не станете меня "доставать"), но и денег у вас не возьму.
– Вы бессребреник?
– Скорее идеалист. Согласитесь, что за деньги не все можно купить.
Мне даже самому стало интересно: я и впрямь говорю правду, или кривлю душой? С одной стороны как будто верно – за деньги все не купишь. А с другой, как в песне поется, – "лучше быть богатым, но здоровым".
– Бесспорно. Но мы просто хотели оплатить ваши труды.
– То есть купить меня.
Он фыркнул, как кот.
– Зачем так грубо? Не скрою, нам хотелось бы видеть вас на своей стороне. Что здесь плохого? – И цель, и средства. – Откуда вам известны наши цели?
– Они настолько просты и примитивны, что не нужно большого ума для того, чтобы их понять. – И в чем вы видите примитивизм?
– За власть боролись всегда. И всегда в основе такой борьбы лежали деньги. Деньги, полученные любым путем. Чаще всего – неправедным. – Вы большой любитель истории?
– Не сказал бы. Я прагматик, как и большинство людей моей профессии. И люблю доверять только фактам. А факты – упрямая вещь. Их не спрячешь в словесной мишуре.
– Не скрою, разговор у нас получился интересный. Но это все софистика. А я предлагаю вам совершенно конкретные вещи.
– А я вам конкретно и отвечаю – нет. Мое предложение вы уже выслушали, свои решения я обычно не меняю. Деньги меня особо не волнуют.
– А вы знаете – я вам верю. Но хотите начистоту?
– Как вам будет угодно.
Он немного помолчал, а потом проникновенно сказал:
– Вы мне и впрямь импонируете. Но, к сожалению, не я заказываю музыку в этой опере. И трудно сказать, как посмотрит мое руководство на ваш отказ от сотрудничества в той форме, которая предложена.
– Это угроза?
– Ни в коей мере! Я высказал то, что думаю. Ну что же, я выполнил свою миссию, спасибо за беседу. Спокойной ночи.
– Взаимно…
Ночью я почти не спал.
Я так и остался в квартире, рассудив, что выковырять отсюда меня трудно. Но, скорее всего, никто этого делать и не будет, так как не очень верилось, что шавки Шалычева осмелятся потревожить меня среди ночи.
Но сон все равно не шел.
Только где-то около четырех утра, когда я с отчаяния полез под горячий душ, а затем выпил полстакана водки, усталость наконец смежила веки.
… И я провалился в трясину кошмаров.
Киллер
Крученый не был бы Крученым без своего обычного мещанского выпендрежа даже за бугром.
Он купил гасиенду в престижной местности. И теперь тешился дворянско-купеческими замашками: богатыми пирами со стриптизом и купанием при луне, шикарными девочками и конными скачками. Как же можно чувствовать себя вполне довольным жизнью, не имея приличной конюшни?
Однако и об охране он не забывал.
Насколько успел выяснить Эрнесто, Тимоха сумел собрать все местное отребье и поставить "под ружье". Безработица, этот самый страшный бич южноамериканцев, толкала молодых людей и на более серьезные преступления, нежели те, что творили юноши на гасиенде Тимохи.
Тем более, что платил он им прилично. А они даже за гораздо меньшую сумму могли отправить в преисподнюю кого угодно.
По ночам, кроме не менее двух десятков вооруженных охранников, поместье охраняли и собаки. А днем неусыпные глаза телекамер следили за всеми подходами к гасиенде.
