Эльмира Нетесова - Женская месть
— Слушай, когда и как ты все успела переделать? — огляделся Захарий, не веря своим глазам. Он положил в сторону отремонтированные хромовые сапоги, детские туфлешки и, заметив, сколько дел переделано Лилией, неподдельно удивлялся:
— А ведь это впервой вот так. Лишь Анка, случается, подмогнет мне в избе прибраться. Другие — ни в жисть, — отметил мужик.
— Милый лешак мой! Ты такой хороший и добрый. К тебе, как к тихому роднику притягивает. От тебя не хочется уходить. И, знаешь, многие женщины, какие с грибниками в лес ходят, о тебе думают втихомолку. Я знаю, что сам ты никогда не позвал бы меня в гости. Может, оттого что стеснительный, или боишься баб, не веришь. Но ведь и мы разные. Не все стервы! Иной всего капля тепла нужна. На деньги и на мужиков уже не каждая смотрит. Человека ищут. Ох-х, как трудно его нынче найти. Впрочем, оно всегда так было, — вздохнула Лилия и добавила грустно:
— Вон моя бабуля на старости лет с дедочком поют, как когда-то в молодости. А нам, встретившись с ровесниками, и поговорить не о чем. Случайно ли?
— С такими лучше в лес не ходить. Бросят в беде, — заметил Захарий.
— Знаешь, что я заметила! Наши грибники, когда женятся меж собой, уже не расходятся. За четыре года ни одна пара не разбежалась.
— А сошлися много? — поинтересовался человек.
— Ну, я знаю о шести парах.
— Не густо, — качал головой Захар.
— Зато надежно.
— У тебя теперь есть мужчина?
— Нет. Отбили. Соседка нахально увела, — отмахнулась Лиля.
— Он из наших?
— Нет, с работы. Да между нами ничего не было. Роман погас, не успев загореться. Так что жалеть не о ком.
— Но ведь он к тебе пришел!
— Ну и что с того? Соседка смелее оказалась, нашла благовидный повод и уволокла. Выходит, она умнее и достойнее.
— Они и сегодня вместе?
— Да! И очень счастливы. А я уже не рискую никого к себе приглашать. Если и позову, то обязательно закрою входную дверь на ключ и соседям не открою. Особенно соседкам. А то так и останусь до старости одна.
— Ты не жалей. Уж коль ушел, так пусть уж сразу, чем через годы. Ну разве это лучше, если бы он бегал к ней тайком?
— Нет! Мне такой не нужен.
— Вот и я о том. Где тонко, пусть рвется сразу.
— Захар! А ты жене изменял? — спросила внезапно. Человек густо покраснел:
— Если что было, то очень давно, по молодости. Уже и сам не припомню, — смутился мужик.
— А зачем лукавишь и прячешь глаза? Было иль нет, скажи честно!
— И что с того? Ну, было! Все мы живые люди! — ответил Захар, улыбнувшись вслед своей молодости.
— Мужики изменяют не телом, а душой, когда перестают любить жену и семью. Для этого слишком много надо. И, поверь мне, просто так это не случается. Хорошую бабу ни единый не бросит, каким бы козлом не был. А уж детей только по большой беде бросают, когда уже невмоготу. И тут не мужик виноватый, а сама семья, какая достала до самых печенок. Баб можно иметь сколь угодно, а жена одна. И детей на подружек не меняют. То тебе как на духу сказываю. Все не просто, потому что мужики к семье не хреном, самой душой привязаны.
— Ой, Захарий, не надо лишнего! То-то мой музыкант! Смотался за границу и никакой привязки не осталось. У него свои мерки. Он там зарабатывает кучерявые «бабки», а тут единую пыль имел вместо получки. И я хоть наизнанку вывернись, его не удержала бы, — не согласилась Лиля.
— Дитенка надо было родить ему!
— И рос бы сиротой. Этому хоть футбольную команду на свет пусти, в семье не удержишь. Такая натура кобелиная! Он не для семьи. Этих теперь полно. Мало нынче людей, какие семьей дорожат. А может, и вовсе уже их нет. Вот тебе, скажи правду, зачем подружки были нужны, если жена имелась? Небось, как и у всех, козлиная спесь взыграла. Не иначе! Увидел помоложе, с толстой задницей и сиськами по мешку, с крашеной мордой! Ну и полез к ней! И, наверное, все такими были!
— Промахнулась, Лиля! Вовсе не так было. И мои подружки не красились, не были толстыми, а на возраст не смотрел. Ровесницы! Другое было главным. Они мою душу сберегли. Постель дело десятое. Она могла быть или нет. Мы не в нее сбегались. Но тебе едино не понять и не поверить в то.
— Ну хоть не бренчи, что встречались просто потрепаться. Мужик с бабой встречаются понятно для чего. И ты не лучше других.
— А чего взъелась? За что отчитываешь? Иль обязан чем? Ну, подмогнула мне! Оплачу твои труды, и никто не должник! Чего тут хвост подняла? Я в своем дому, не у тебя в гостях! Веди себя пристойно, а коли не умеешь, давай прощаться загодя, покуда врагами не сделались. Ить я тебя не звал! — напомнил бабе.
Лиля мигом прикусила язык. Отповедь показалась ей очень жесткой. Как ни пыталась она загладить свою несдержанность, Захарий замкнулся, нахмурился и не стал общаться с бабой. Отвернулся, взялся за ремонт обуви, даже магнитолу включил, словно Лилии здесь уже не было. Бабе не осталось ничего другого, как уйти домой, коротко и тихо простившись с Захарием.
— Такая же, как все, пташка. Залетела внаглую, размечталась, что враз в койку поволоку, накинусь зверем, занасилую. Да вот осечка приключилась. Не все мечты сбываются. И мне давно не тридцать лет. Не вспыхиваю костром, хоть сколько гладь спину и плечи. Погасшие угли едино в пепел рассыпаются. А он кого согреет? Ты думала, что насидевшись без баб, я враз тебе предложенье сделаю? — рассмеялся Захар.
— Ой, пташка! Сколь много вас вертелось вокруг меня. Нешто я дурней носорога? Говорят, что ему все едино, ничего от своей бабы не требует, — усмехался человек вслед Лилии. Он и не подумал проводить ее, даже с чурбака не встал. И для себя решил никогда больше не общаться с этой бабой.
— Понятно, почему тебя кидали все. А кому нужна такая холера? Только порог переступила, а уже с моралями, да еще стыдить вздумала меня в моей избе! Во, стебанутая! А еще на мужиков жалится, что кидали бедную! Верно утворили, себя сберегли, — чертыхнулся на дверь, за какою исчезла Лилия.
— Паси меня Боже еще от одной ошибки. Я свою первую едва передышал, — подумал человек и, оглядев дом, признался тихо:
— Но, как хозяйка классная! Вона как справилась в избе. А и не просил, не намекал! Нынче таких мало. Но язык у ней — говно. И мозгов вовсе нету. Курица, не баба! С эдакой в неделю прокиснешь с тоски. Квохчет без остановки, аж в ушах звенит. Ей тоскливо и одиноко. А я причем? — глянул на подбитые женские сапоги, почистил их до блеска, поставил на полку до прихода хозяйки.
— Вот еще послужат зиму, а может и больше. Подошвы и каблуки надежно держатся. И на ногах отменно смотреться станут. Оно и баба того стоит. Видная из себя. Есть на что глянуть. Не то, что Лилька, ровно серый мышонок. А туда же, в бабы лезет, о чем-то мечтает, — сморщился человек презрительно. Лишь к ночи стал забывать о визите бабы. И вдруг она позвонила:
— Захар! Извини, что поздно беспокою. Я не разбудила тебя? Это я, Лилия. Прости меня за несдержанность. Намолола всякую чепуху, теперь самой неловко. Тебя обидела! А за что, ну скажи, разве не дура?
— Успокойся. Не грызи себя!
— Мне так неловко, — винилась баба.
— Забудь. Все прошло.
— Я не решалась позвонить. Но ведь нельзя жить врагами!
— С тобой? Ты смеешься! Я с бабами не враждую и давно все забыл, выбросил из головы и памяти!
— И меня? — ахнула баба обиженно.
— Твою глупость. Если ее откинуть, ты классная хозяйка, спасибо тебе!
— Значит, мне можно приходить в гости?
— Нет, Лиля! С тем не спеши! Надо, чтоб прошло и совсем забылось. К тому ж ко мне дочка собирается на неделю заявиться, без спросу приезжать неможно. Неловко будет. Дочка человек серьезный и чужих в доме не любит, — соврал Захар, пообещав позвонить, как только ситуация наладится.
— Иди ты в козью сраку, чума липучая! Во пристала холера! — злился человек положив трубку телефона. И тут же снова услышал звонок. Это Илья объявился.
Захарий пообещал ему, что будет дома, никуда не отлучится, и человек может приехать в любое время.
Сапожник и впрямь никуда не выходил. К нему шли клиенты. Люди заранее готовились к зиме. Им в этом помогал Захарий.
— Прибиралась на чердаке и наткнулась на валенки. Сколько их искала. Они как провалились скрозь землю. Тут же сами в руки попались. Я так им обрадовалась, ты даже не представляешь. Враз их обмела, почистила, просушила и к тебе принесла. Подшей их, голубчик.
— А чего галоши не хочешь на их надеть, ить совсем целые, почти не ношеные. Все ж и по весне носить их сможешь.
— Не-е, дружочек! Они мне для дому, чтоб ноги не мерзли. Со двора в сапогах хожу. Так сын велел, чтоб не позорила валенками.
— Он у тебя свихнутый? Как можно валенками осрамить? — не понял человек.
— Деревенская обувка! Культурные люди их не носят. Вот сын и не велит носить их за домом, ругается. Приходится сапоги надевать. Конечно, валенки удобнее и теплее. Но сына обижать неохота, — призналась женщина.
