Бомба за пазухой - Александр Александрович Тамоников
— А чем руководствуются солдаты на передовой, летчики в небе, вступая в схватку с вражескими самолетами, которые бомбят наши города, моряки в море, которые выходят в шторм и бьют врага в любую погоду? Чем они руководствуются? — Нина говорила спокойно, рассудительно. — Месть, желание уничтожить врага и освободить свою страну. Это же так просто — защищать свою родину везде, где бы ты ни был. И там, где упал один, на его место должен встать другой.
— Вы так оделись, потому что уже готовы к работе? — Зыков спросил, стараясь, чтобы на его лице не появилось улыбки.
— Конечно, — просто ответила женщина.
— Скажите, Нина, вы умеете наблюдать? Вы сможете заметить, запомнить и назвать приметы человека, если увидите его лишь один раз?
— Знаете, еще до войны я смотрела со стороны на службу своего мужа. На пирсе я видела его с матросами из экипажа. И мы вечерами часто обсуждали его подчиненных, даже офицеров. Я всегда безошибочно определяла по лицам характер человека, его деловые качества, советовала мужу, предупреждала, чего от этого человека можно ждать. В том числе и хорошего. Я неплохой физиономист, если вы об этом. И я очень наблюдательная.
«А что, — вдруг подумал Зыков. — Неплохая команда. По крайней мере, это дополнительные глаза, это реально то, чего мне сейчас не хватает. Женщина, мужчина, хромающий и бредущий с палочкой».
Решившись, Зыков усадил Нину на стул и стал объяснять ей, что от нее требуется. Наблюдать, только наблюдать в бинокль и записывать время, записывать приметы, особенности. Весь день, а как стемнеет, возвращаться в пещеру.
— Я буду приходить под утро и получать от вас информацию. Вы не боитесь?
— Я ничего не боюсь, — спокойно ответила Нина. Она сунула руку в карман своей куртки и вытащила вальтер. — А еще у меня есть вот это. Не вздумайте отбирать у меня его и не спрашивайте откуда, где я его взяла. В пистолете обойма и еще четыре полных обоймы к нему.
— Нина, я вас не воевать отправляю, — постарался быть убедительным Алексей. — Вы, наоборот, должны быть там тише воды и ниже травы. Незаметной. Если вас увидят, это провал всей нашей затеи, большой ущерб делу нашему. Понимаете?
— Я все понимаю, не девочка же. А это я вам показала к тому, что я, если придется, смогу и постоять за себя или дорого продать свою жизнь. Я готова, вы не сомневайтесь, Алексей. И стрелять я умею. Меня муж научил.
…Самохин с радостью согласился помочь. Зыков настоял и убедил главного врача, что боец может находиться на восстановлении в другом месте, но соблюдать при этом все рекомендации врача. В конечном итоге удостоверение Смерш решило все. Комнату у одинокой старушки Зыков нашел быстро. Всего в четырехстах метрах от того места, куда Самохину придется выходить «гулять» с палочкой или с костылем.
С учителем Зыков встретился вечером, когда его уставшие за день школьники спали.
— Когда вы возвращаетесь домой в Сочи?
— Постараемся подольше задержаться, но руководство настаивает, чтобы мы вернулись и приступили к занятиям до наступления холодов. Не хотелось бы простужать детей. Они сделали многое. И работая на развалинах, а девочки в госпитале, помогали готовить еду для людей, кто остался без крова. Мы шесть машин с детьми, оставшимися без родителей, отправили из города в черноморские санатории. Временно, конечно. Потом их распределят по интернатам.
— Игорь, мне не хотелось тебя просить, но выхода другого нет.
— Да понял я, понял, Леша. Говори, что надо! Я же понимаю, что ты один остался, что твои товарищи погибли в боях вместе с морскими пехотинцами, а работать надо.
— Только мальчишек твоих не прошу. Ты мне один нужен. Всего на пару или тройку дней. Есть кого за себя оставить?
— Есть, — кивнул с усмешкой учитель. — Я такую профилактическую работу провел с ребятами после того случая в горах, когда ты появился. Они поняли, что геройствовать — не всегда хорошо. Важнее мужественное и каждодневное самопожертвование.
— Как вы, учителя, умеете красиво выражаться, — тихо засмеялся Зыков.
— А мы стараемся, чтобы и души у детей остались такими же красивыми. А оставлю я за себя того самого Володьку, что бросился грудью на вооруженных врагов, чтобы защитить Риту и меня. Он понимает свою ответственность, авторитет у него есть. Прикажет, все выполнять будут, потому что видят, как я его уважаю и как доверяю ему. Они уже взрослые, понимают, что доверие — это важно, это признак!
— Признак чего?
— Многого…
Глава 9
Сейчас он семечки не лузгал и не старался походить манерами и походкой на блатного. И клетчатых брюк на нем не было. Но те же сапоги, тот же черный пиджак и те же самые волосы, которые запомнились Зыкову во время бездарной попытки задержать профессора Фромма. Что он здесь делает, не боится попасться? Ведь его видели однажды, могут опознать, могли и у нас, и в милиции сделать рисунок, портрет для опознания и раздать постовым, патрулям, дворникам.
Мужчина протолкался через толпу людей на рынке и свернул под навес, под которым с раннего утра продавали молоко, сметану и масло те, кто сумел сберечь скотину. Сейчас уже под навесом было пусто, только две старушки торговали калеными семечками. Зыков хорошо видел мужчину, который стоял, положив руки на прилавок, барабаня пальцами по доскам, и крутил головой из стороны в сторону. Значит, ждет кого-то, понял Алексей. Он приблизился еще к незнакомцу и встал за дородной женщиной с козьей безрукавкой в руках.
А вот и второй! Сунув какую-то денежку старухе и получив от нее кулек с семечками, к мужчине в черном пиджаке подошел худой, как дистрофик, парень со шрамом на шее пониже уха. Он облокотился одной рукой о прилавок и стал лузгать семечки, плюя себе под ноги шелуху. Одновременно он умудрялся разговаривать. О чем они говорили, Зыков понять не мог. По губам он читать не умел, да и не смог бы что-то прочитать по губам человека, который умел и семечки грызть, и разговаривать. Какая уж тут артикуляция! Бойко появился в нескольких шагах от прилавка. Рядом с ним были два оперативника. У ворот остановился и заглушил мотор тот самый мотоциклист, который подвозил Зыкова к месту падения машины.
Ого! Уголовник, не переставая грызть семечки, сунул руку под вельветовую куртку и достал оттуда что-то завернутое в полотенце. То, что
