Михаил Серегин - Особая миссия (Сборник)
Этот метод основан на том, что скорость образного мышления намного выше логического. Если заставить человека отвечать быстро, не успев подумать, можно исследовать бессознательную реакцию его психики на заданные исследователем образы и по полученным ответам составить представление о состоянии этой психики… Очень, конечно, схематично, но в целом – верно.
– Вы любите играть, Алеша? – спросила я, учтя, конечно, и его смущение, и настороженный испуг после первых моих фраз.
Он кивнул головой, не в состоянии преодолеть страха передо мной. Страх перед женщиной не говорит абсолютно ничего о состоянии психики человека, он присущ любому мужчине, вся разница только в степени его проявления… Очень мало мужчин, которым удается этот страх осознать и преодолеть… Если я хочу добиться чего-либо от него, я должна помочь ему преодолеть этот страх.
«Ну что ты, маленький, я же совсем не страшная, – подумала я. – Я хорошая, добрая…»
Вслух этого говорить ни в коем случае нельзя, можно было его этим так оттолкнуть, что он ни шагу навстречу уже не смог бы сделать. Но испытать соответствующее этим словам чувство я должна была, чувства часто передаются совсем без слов, и особенно расположены к такому люди с неуравновешенной психикой…
Я осторожно положила свою ладонь на его колено, и он торопливо накрыл ее своими узкими ладошками и ласково погладил…
«Ну вот, малыш, – мелькнуло у меня в голове, – ты уже и не боишься меня… Молодец!»
Он явно почувствовал одобрение и посмотрел на меня доверчиво… Краем глаза я заметила, что Кавээн сидит с круглыми от изумления глазами. Только бы не ляпнул ничего, а то сразу контакт нарушит…
– Давай играть, Алешенька, – сказала я, стараясь, чтобы голос мой звучал как можно спокойнее и доброжелательней… – Будешь играть со мной?
Он согласно кивнул головой. Теперь я должна успеть предложить нужную именно мне игру, если он придумает что-то раньше меня, я вряд ли сумею выбить это из его головы. Я торопливо сказала:
– В слова, Леша. Это очень интересная игра… Я говорю слово, а ты называешь мне первое, что придет тебе в голову…
Пожалуй, я слишком торопливо это сказала. Контакт чуть было не прервался. Он что было сил вцепился мне в левую руку, сделав больно, но я понимала, что нельзя даже морщиться… Потому, что смотрел он на меня испуганно и неуверенно…
– У тебя все получится. Обязательно получится. Ты очень интересный человек… Тебя все любят… Мне с тобой очень хорошо…
Приговаривая все это, я поглаживала его руки своей правой ладонью, и постепенно его мертвая хватка начала ослабевать, а взгляд – успокаиваться. Я чувствовала себя преступницей…
Дело в том, что я применяла к человеку, явно страдающему патологической неуверенностью, метод психоэмоциональной имитации, рассчитанный, в принципе, на здорового человека, который выйдет из контакта без новой душевной травмы. А как быть потом с этим Алексеем, я, честно говоря, не знала… Но отступать теперь было поздно, раз уж начала, следовало продолжать…
– Это очень простая игра. И очень интересная. Я – слово… Ты – слово. Потом снова: я – слово, ты – слово…
Он окончательно расслабился.
– Цветок, – сказала я.
– Венок… – ответил он, правда, пока не очень уверенно.
– Пчела, – продолжала я без остановки, чтобы не дать ему времени подумать, но и не слишком быстро, чтобы не сбивать его.
– Укус… – ответил он уже гораздо быстрее и чуть увереннее.
«Ага! – подумала я. – Получается».
И мы начали обмениваться с ним словами в достаточно быстром темпе, чтобы быть уверенной, что он говорит без раздумья.
– Мед.
– Пчела…
«Интересная цепочка получается, – успевала я еще и подумать между своими вопросами. – А попробуем с другого конца…»
– Укус.
– Собака…
– Собака.
Он испуганно посмотрел на меня и отрицательно замотал головой. Я поспешно погладила его по руке и сказала успокаивающе:
– Не отвечай! Это совсем не обязательно. Если тебе не нравится слово, которое возникает в твоей голове, можешь промолчать… Так все делают…
– Хорошо, – сказал он.
И мы продолжили.
– Весна.
– Цветок…
– Венок.
– Крест…
– Ограда.
– Мама… – сказал он и тихо заплакал.
Поглаживая его по руке, я подождала, когда он успокоится, и мы продолжили:
– Птица.
– Выстрел…
– Вода.
– Беда…
«Стоп! – сказала я сама себе. – Из этого ряда задавать слова не имеет смысла, он только что пережил сильнейший стресс, связанный с семантическими полями "воды", "поезда" и "несчастья". Они у него сейчас неизбежно взаимосвязаны, но это ни о чем не говорит. Это – как раз реакция, типичная для нормального человека. Мне сейчас нужно работать с нейтральным материалом…»
– Слово.
– Молитва…
«Однако! – подумала я. – К чему бы это?.. Ну-ка, двинемся чуть дальше в эту сторону…»
– Икона.
– Лампада…
– Свеча.
– Покойник…
Я поняла, что дальше он скажет – «мама» и опять заплачет. Так, так… Хорошо… Один семантический тупик я уже выявила…
– Гора.
– Дыра…
– Рука.
– Пистолет…
– Выстрел.
– Покойник…
«Вот черт! – подумала я. – Опять я его в тот же угол загнала!»
– Чай.
– Мед…
«Мед – пчела – укус – собака, – продолжила я за него. – А потом – молчание. Но что же там дальше-то? Что же у нас может быть рядом с кусачей собакой?.. Конура? Намордник?»
– Цепь, – сообразила я.
– Нога…
«Странная ассоциация», – подумала я.
– Палка.
Он посмотрел на меня с откровенным ужасом и промолчал…
Кое-что у меня в голове уже сложилось. Пожалуй, достаточно. Осталось только проверить кое-какие выводы. Я быстро сформулировала особые, болевые для него психо-семантические точки. Сколь ни была бы я гуманна, а пройтись по ним придется.
– Женщина.
Он втянул голову в плечи, посмотрел на меня, словно ожидая удара, и вновь промолчал.
– Боль.
– Ремень… – ответил он.
– Отец.
Он резко вскочил со скамейки, и я еле удержала его за руку.
– Ну-ну-ну! Ты куда, Алеша? Здесь же, кроме меня и дяди Саши, нет никого… Успокойся… Мы просто играем. Ничего страшного.
Он дрожал, и я, признаюсь честно, не знала, что делать дальше. Он был все еще эмоционально зацеплен за меня, и я чувствовала, что окончание контакта принесет ему сильную боль. У меня, как говорится, рука не поднималась. Я же не хирург, в конце-то концов… Я гораздо ближе к терапевту по складу своего характера.
Контакт, однако, прервался вовсе не по моей инициативе. Совершенно неожиданно для меня перед нами оказался Эдик Морозов собственной персоной. Он был возмущен до последней степени. Я посмотрела на него недоумевающе и сразу же все вспомнила.
«Тридцать девятый столб. Девять вечера… А сейчас, наверное, уже около десяти…».
Дальше я подумать ничего не успела, потому что Морозов начал орать на всю набережную… Начинался самый безобразный скандал, который, между прочим, я сама же себе и организовала.
– Заключения? Да? Я научу тебя сейчас, как делать заключения! Да ты, кошелка деревенская, с кем шутить надумала? Я тебе…
Зря он так резко начал выражаться. Откуда Морозову знать, что у нашего Кавээна характер невыдержанный. Он молча встал с лавочки, сгреб Морозова в охапку и запустил его в ближайшие кусты, куда тот и влетел, громко при этом возмущаясь.
Из кустов он, конечно, уже не вернулся, а как-то растворился в пространстве. Не успела я порадоваться этому факту, как из тени ближайшей аллеи показались два милиционера и направились прямо к нам…
«Ну все! – решила я в панике. – Сейчас Кавээна заберут за мелкое хулиганство! А виновата, фактически, я! Вот черт! Что же теперь делать-то? Бежать? Просто идиотизм какой-то! Объяснять им? А что, собственно, тут можно объяснить?»
Я уже рот открыла, приготовившись к долгим и бестолковым препираниям с милицией, которая, как всегда, будет тупо стоять на своем и не воспримет никаких аргументов… Но милиционеры не обратили внимания ни на меня, ни на Кавээна. Они спокойно, но как-то крадучись подошли к нашей лавочке и спросили у нашего психа тоном, за которым не слышалось ничего хорошего для него:
– Гмыза?
Тот сжался и кивнул головой.
Я глазом моргнуть не успела, как ему надели наручники на правую руку, один из ментов пристегнул его к своей левой руке и, ни слова не говоря ни ему, ни нам, повели Алексея Гмызу в сторону гостиницы… У меня было отчетливое предчувствие, что больше я его никогда не увижу.
Мы с Кавээном только глазами его проводили. Что бы это значило?
Наше сообщение о том, что психа, скорее всего, арестовали, на Григория Абрамовича, как это ни странно, особого впечатления не произвело. Он только крякнул досадливо и заявил:
– Я так и знал!
Потом протер свою лысину платочком и спросил:
– Ну ты хотя бы поговорить с ним успела?
И получив мой утвердительный ответ, сказал еще одну странную фразу:
