Юрий Комарницкий - Возвращение на Подолье

Анализируя, Франц сделал вывод: жизнь в городе, по сравнению с хаотическим бытом других украинских городов, преображается в лучшую сторону. Людям преклонного возраста, которые остались без слащавого и в то же время жестокого пастыря, в общем-то, трудно угодить. Но Франц видел и оценивал: пенсии жителям города выплачивают без задержки. Из официальных источников он узнал, что в границах города передано бесплатно в собственность людям пятьсот два гектара земли. Использовали свое право на приватизацию шесть тысяч граждан. Это был лучший показатель среди всех городов области.

Загнанная в прошлом в глухой угол религиозная община Московского патриархата УПЦ получила помещение городского клуба.

Решением горсовета от 27 мая 1999 года была создана инспекция по контролю за благоустройством и санитарным состоянием города.

Решением пятой сессии горсовета от 25 февраля 1999 года в городе основывалась телерадиокомпания.

Когда в августе 1998 года городской топливный склад в связи отсутствием финансирования по указанию “Винницаоблтопливо” остановил выдачу угля населению по субсидиям, предприятие “Экспресс” закупило уголь по низкой цене и отпустило населению.

Франц перечислял в памяти многие, на первый взгляд незначительные, факты плодотворной для города работы Виктора Жеребнюка, и все больше убеждался: этому человеку можно верить.

Заместитель мэра Сероштан Николай Николаевич был в городе своим человеком. В районе “Корчевка” проходило его детство. Здесь, в Жмеринке, произошел его рост и становление. Один знакомый Франца, простой человек, отозвался примерно так о Сероштане: “Ты спрашиваешь про Кольку?.. Свой мужик, я с ним долго работал. У него запросто можна в тяжелый момент занять пятерку!”

Франц боялся и в то же время верил, что эти люди его не подведут. Он хорошо помнил то время, когда творческие, интеллигентные люди, если они не вкладывались в рамки понятий высокопоставленных демагогов, вызывали бешенство. В книге Марины Влади “Прерванный полет” о Владимире Высоцком хорошо описана эта ненависть. Когда Высоцкий посетил уже “выброшенного на свалку” Никиту Хрущева и спросил за что тот так клеймил на съездах поэтов-модернистов, Никита ответил: “Мне говорили, что все они педерасты”. Вот в каких условиях приходилось лучшим представителям страны создавать культуру, творить, дышать, работать.

Все еще закомплексованный мозг Франца выдавал болезненные импульсы: “А что, если демагоги вернутся?.. А что, если повторится опять черновицкая история?.. А что, а что…?”

Тягостные раздумья прервал телефонный звонок. Аппарат выдавал короткие, требовательные сигналы. Франц поднял трубку.

— Алло, здравствуйте. Франц Бялковский у телефона. С кем я буду разговаривать?

Слезы радости переместились куда-то в горло и захлестнули дыхание. Перед глазами поплыли радужные круги.

— Франек, милый, не узнал? Это я, Наташа!

IV. Жизнь прекрасна и удивительна

Потрясение было столь сильным, что ответить ей он не смог. В трубке раздался треск, голос стал отдаляться, затем пошли короткие гудки. Испуганный, он бегал возле телефона то и дело поднимая трубку.

Наконец опять пошли длинные гудки.

— Алло, алло, Наташа, это я!.. Где ты, что с тобой?

Она плакала. Он отчетливо слышал громкие всхлипывания.

— Франц, милый, я уже второй день через справочное пытаюсь разыскать твой телефон. Мне не верится, что я слышу твой голос.

— Наташа, милая, где ты была?.. Где Харасанов, Василий, Татьяна? Они живы?

— Франек, их нет в живых. Я отбывала срок в подмосковном Калининграде. Вышла по амнистии.

— Но почему раньше не писала, не звонила?

— Это длинный разговор… боялась… Меня постоянно мучил страх.

— Но почему, за что тебя посадили? Ведь ты фактически ни в чем не виновата!

— Деньги, оружие, недонесение властям. Это длинный разговор, может, встретимся и поговорим?

— Конечно, милая, немедленно приезжай! Куда переслать тебе деньги, говори!

Ручка прыгала в руке, от нервного напряжения знобило.

— Я на Киевском вокзале. Деньги у меня есть. Через два часа будет на Жмеринку поезд.

Радость вперемешку со страхом, что он опять ее потеряет, не давали успокоиться.

— Наташа, какой номер поезда, какое сообщение? Я тебя буду встречать, немедленно выезжай!

С этого момента он больше находился на вокзале, чем дома. Домой он заходил только для того, чтоб выпить стакан крепкого чая. Мать, как могла его успокаивала, но измотанные нервы успокоения не находили.

О предстоящем приезде девушки знала только мать. Юрка Мазур, выглядывая из киоска, подозрительно его рассматривал и улыбаясь говорил:

— Что-то ты стал на привокзалке постоянно крутиться. Может, валютчиком хочешь заделаться? Смотри, это занятие — палка о двух концах.

Франц устало улыбался и отвечал:

— Да нет, братан, тут другое…, давай выпьем по “сотке”.

Они наскоро выпивали. Франц пять — десять минут высиживал у него в киоске.

Юрка Мазур с годами не менялся. Длинноногий и поджарый парень живо интересовался всеми событиями, происходящими в городе. Не переставал засматриваться на каждую проходящую мимо красивую девушку. Вот и сейчас он затянул старую песенку.

— Люблю, Франек, молодых!.. Как пройдет мимо, окатит запахом горячего стройного тела, хочется догнать и укусить.

Франц рассмеялся. Здоровые инстинкты, вытесненные порой у многих молодых людей алкоголем и наркотиками, его всегда забавляли.

— А за какое место ты бы ее укусил, естественно, с позволения? — спросил он у Малыша.

— За самое красивое, конечно, — отвечал Малыш и подмигивал Францу.

На привокзалке действительно произошли большие изменения. Вместо обшарпанных “Запорожцев” и допотопных автобусов сверкали новенькие “Мерседесы”, роскошные “Вольво” и БМВ. Несмотря на извечное украинское нытье о тяжелой жизни, молодежь все же находила средства чтоб шагать в ногу со временем.

В кафе “Рилакс”, куда они часто заходили с Мазуром, было чисто и уютно. Люди нового времени стали понимать толк в комфорте и пытались чему-то научить земляков с убогим мышлением. Директор кафе Якубович Игорь Валентинович лично подавал этому пример. Симпатичный молодой человек часто заходил в кафе, отдавал краткие деловые распоряжения персоналу. Жизнь двигалась, бурлила — не стояла на месте.

Когда Франц нетерпеливо расхаживал по второй платформе в ожидании поезда, к нему подошли двое хорошо одетых мужчин.

— Ну, и как ваши картины? — обратился с вопросом один из них. — Что-то больше вас не видно за работой.

Полковник линейной милиции Чижик и его заместитель Носач, оказывается, были также не чужды искусству. Тогда, когда он делал наброски на пятой платформе вокзала, они были в милицейской форме и откровенно его напугали. Сказывались казахстанские и московские перипетии.

— Да так, — замялся он, — кое-что получается, но, в основном, до совершенства далеко.

— А нам показалось, что не так уж и далеко, — серьезно сказал полковник. — Хотелось бы посмотреть готовую картину.

— Вокзал — это гордость Жмеринки, — добавил Носач. — Сделаете картину — обязательно покажите.

Они ушли, а Франц, чувствуя скованность и смущение, остался стоять на перроне.

“Оказывается, я здесь уже становлюсь известным как художник. Хорошо это или плохо, кто бы мне подсказал?”

Когда Наташа вышла из вагона, у него перехватило дыхание. Время сделало ее красоту еще более утонченной и прекрасной.

Короткая стрижка обнажила изящную шею, переходящую в красивой формы округлые плечи, стройную спину. Узкая талия переходила в плавно очерченные бедра и длинные стройные ноги. Классическое лицо, огромные глаза дополняли удивительное сочетание гармонии. Девушка была настоящей красавицей.

Он целовал ее мокрое от слез лицо и впервые за долгие годы почувствовал, что счастлив.

Несколько часов они провели дома, а затем, чтоб побыть наедине, пошли гулять в парк “Горького”.

— Расскажи, Наташа, что произошло на той квартире в Подмосковье. Это тяжело, но нам без этого не обойтись.

Она словно оцепенела. Он обнял ее за плечи, прижал к себе.

— Не бойся, я с тобой.

Ее голос был вымученным и глухим.

— Ты уверен, что это необходимо?.. Не будешь жалеть?

— Нет, это необходимо.

— Нас бросили в подвал, а затем через каждые два-три часа насиловали. После того, как я плюнула Жарылгапову в рожу, он приходил одним из первых. Это был настоящий садист. Татьяне он постоянно прижигал грудь сигаретой, самолично хлестал ремнем. Мне прокалывал грудь вязальными спицами, те же спицы заганял под ногти.

— Хватит, прекрати, — выкрикнул Франц. — Дважды из-за меня ты подвергалась мучениям. Как я буду с этим жить?