Сергей Алтынов - Победить любой ценой

Антонина и в самом деле не проронила ни слова с того момента, как сделала последний укол Якову Максимовичу. Сейчас она, вопреки обыкновению, не засмущалась, а произнесла следующее:

– Слово – серебро, молчание – золото. Что попусту языком молоть?

– Извиняюсь, – только и сказал разговорчивый таксист и примолк.

– Тоня, может, тебе и в самом деле, – обратился к девушке Кентавр, – лучше будет в госпиталь вернуться? В военный городок, в общежитие?

– Мне было приказано находиться при Якове Максимовиче, – ответила девушка.

– В самом деле, дочка… – вставил свое робкое слово Чабан.

– Приказ может отменить только тот, кто его отдал, – произнесла негромким, но твердым голосом Тоня.

Отдал «приказ» подполковник Вечер, который сейчас находился довольно-таки далеко.

– К тому же мне была обещана официальная справка, иначе за медикаменты и прогулы с меня голову снимут, – напомнила Антонина.

– Куда это мы свернули? – спросил следивший за дорогой Чабан, заметив, что водитель свернул с шоссейной дороги на проселочную.

– Так быстрее! – отозвался тот.

И в самом деле, не прошло и десяти минут, как машина проехала табличку, сообщающую, что дорога проходит уже по Солнцедарскому краю.

– Мужики, не возражаете, я по дороге в поселок один загляну? Он как раз по левой стороне будет, – обернувшись, спросил водитель.

– Возражаем, – ответил Кентавр, – у нас мало времени.

– Так я всего на секунду! – Водитель казался упрямым и назойливым. – Заправлюсь заодно. Все равно заправляться придется! Да вон он, поселок, уже виднеется!

Вдалеке по левой стороне виднелись какие-то домишки.

– Ладно, – согласился Чабан. – Только не более пяти минут вместе с заправкой. Иначе вычту из оплаты.

– Будьте покойны!

Он так и сказал «будьте покойны», что крайне не понравилось ни Чабану, ни Кентавру, ни Антонине. Быть «покойными» они не собирались. Машина остановилась возле одного из поселковых домов, и шофер быстро скрылся в его дверях. Поселок скорее походил на заброшенную деревню. Всего несколько домишек довольно запущенного вида. Водитель отсутствовал долго, почти пять минут.

– Яков Максимович, – произнес Кентавр, – давайте я сяду за руль и…

– Возвращается господин хороший, – кивнул за окошко Чабан.

Водитель и в самом деле возвращался, но без канистры и воронки. Зато в сопровождении еще трех мужчин. Кентавр и Чабан молча наблюдали за их приближением. Оружия у Артура прихватить не удалось. Тоня хотела было что-то сказать, но с противоположной стороны неожиданно выросли еще четверо.

– Не двигаться, и руки в гору! – скомандовал один из них, уперев в боковое стекло ствол карабина. – Вылазьте по одному.

Окружившие со всех сторон машину были вооружены и настроены решительно.

– Яков Максимович, вам укол надо сделать, – сказала Тоня, увидев, как побелело лицо Чабана.

Сейчас я крайне не нравился самому себе. Я был просто полным… Даже мысленно не хочется произносить, кем я оказался в данной ситуации. Старикан оказался ловчее меня и теперь был на свободе.

– Распорядитесь, чтобы наладили связь! – сказал я Виталию Андреевичу.

– Будем договариваться? – спросил он.

– Я вам уже сказал, меня интересуют склады, наркофабрика и Абу Салих. Сведения об этом я из вас вытащу любой ценой.

– У вас один выход, господин Вечер, – как ни в чем не бывало проговорил Виталий Андреевич. – Вы выполняете наши указания, иначе… Вы даже не знаете, что вас ждет. И моя смерть ничего не изменит. НИ-ЧЕ-ГО, поймите!

– Что же нас ждет? – спросил я.

– Вы погибнете от своих, – ответил Виталий Андреевич.

Тут я еле сдержал себя. Дернул плечами Малышев. Лицо Риты не осталось безучастным и спокойным. Мы все трое вспомнили слова нашего командира Чабана, майора Сергеева: «Самое страшное – от своих погибнуть!» Слишком многое сейчас вспомнилось. Во время первой чеченской я понял, что трудно осуждать родителей, которые своих чад от армии откупают. Вот такая история, например. Штурмуем населенный пункт. Точнее, населенный пункт, превращенный боевиками в укрепрайон. Радист обращается ко мне как к старшему:

– Командование на связи!

Беру телефон, слышу:

– Вам приказано отойти!

– Да мы в трехстах метрах от объекта! – взрываюсь я. – Потерь нет, раненых четыре. Час-полтора боевых действий и…

– Это приказ, Вечер! – обрывает меня невидимый властный собеседник.

– Чей? – интересуюсь. Потому как совсем нельзя нам отходить.

– Первого!

– Тогда прошу повторить!

– Первый приказал отходить!

Чуть ли не швыряю трубку, подзываю своего заместителя, капитана Аряпова.

– Ринат, готовь людей к отходу!

Ринат заморгал, точно на сумасшедшего смотрит.

– Приказ Первого! – разъясняю ему я, добавляя пару-другую крепких выражений.

Грузимся, готовимся отходить. На радость почти сломленным боевикам. И тут, в самый разгар посадки, над нами появляется штурмовик «Су-25». Серьезная вещь, кто незнаком. А нам авиаторы перед боем не дали корректировщика авиаогня: дескать, обойдетесь без штурмовой авиации. Теперь кто-то решил, что не обойдемся. А у летчика свои соображения. Он видит скопление людей в камуфляже и лупит по ним (точнее, по нам!) так, что выпускает весь боезапас. Ему, оказывается, сказали, что батальон ВДВ уже отошел на добрые пять километров от чеченского укрепрайона. Выпустил боезапас летчик и полетел себе назад. Я с земли поднялся – картина жуткая. Сгоревшие, покореженные машины, а уж про бойцов, в горелое мясо превращенных, и говорить невозможно. Рината Аряпова я опознал лишь по татуировке на правой руке, она у него заковыристая, редкая была… Кто уцелел, выполнили приказ Первого – вернулись к месту постоянной дислокации.

А с летчиком тем было следующее. Он приземлился на аэродроме в Моздоке и тут же направился в диспетчерскую доложить об успешном выполнении боевой задачи. Радостный такой прибыл, возбужденный:

– Товарищ полковник, задание выполнено! Скопление боевиков ликвидировано!

Товарищ полковник молча поставил перед юным капитаном железную кружку, так же молча налил в нее неразбавленного спирта, потом произнес следующее:

– Промахнулись мы, капитан… И ты, и я.

– Никак нет! – дернул плечами летчик. – Своими глазами видел: цели поражены.

– Пей, – кивнул на кружку полковник.

– Не понимаю вас. – Капитан взял в руки кружку, но отпивать из нее не собирался.

– Ты сработал четко, – произнес полковник, собравшись с силами, – только обстреляли мы с тобой не боевиков…

– А кого же? – Летчик застыл, не выпуская из рук кружки.

– Наших. Десантников.

– Всех? – одеревеневшими губами, полушепотом спросил капитан.

– Многих… Но не всех, по счастью. Эй, ты что это делаешь?

Кружка выпала из рук капитана, спирт расплескался по полу, освободившаяся рука рванулась к кобуре. Полковник бросился на капитана, но тот оказался тренированным парнем, отбросил немолодого офицера сильным ударом ноги. По счастью, рядом находились двое прапорщиков из техперсонала и их начальник, старший лейтенант. Втроем они сумели скрутить и обезоружить летчика.

– Мертвых уже не вернуть. Не дури, капитан. – Пришедший в себя полковник забрал оружие летчика.

– Как я жить теперь буду? – спросил летчик, сидя на полу со скрученными за спиной руками.

– Будешь! – произнес, точно приказал, полковник.

Дальнейшей судьбой летчика я не интересовался. Мне даже фамилия его неизвестна… Закрытый гроб с изуродованным телом Рината Аряпова отправили в Казань. Сопровождать его я отказался, хотя Ринат был моим другом. Спросили бы меня его брат, отец, жена, сестра: как погиб их близкий и любимый человек? Красиво врать о героической гибели? Правду сказать? Что получилось все, как в той самой песенке:

Наши пули в нас и повернули,

Дуры наши пули.

Кто сегодня промахнется? Чьи пули в нас повернут? А то, что повернут, для Виталия Андреевича, этого треклятого Стекольщика, вопрос решенный. Додумать я не успел, так как послышались шаги, а затем вежливый стук в дверь.

– Заходи с поднятыми руками! – отозвался я.

В дверном проеме показался казак в камуфляже и сапогах. В вытянутой вверх руке он держал спутниковый телефон.

– С вами хотят говорить! – сказал он, оставил телефон и покинул помещение.

Не прошло и минуты, как я услышал в трубке знакомый хриплый голос:

– Поздравляю, подполковник. Ты сделал за меня мою работу.

– Что? – переспросил я.

– То, что власть окончательно перешла ко мне. Если ты застрелишь Стекольщика, то я даже готов отблагодарить тебя некоторой долларовой суммой. Или предпочитаешь евро?

Я посмотрел на Виталия Андреевича. Тот по-прежнему выглядел невозмутимым и уверенным в себе. Нашего разговора он не слышал и не предполагал, в кого уже повернули пули… Все-таки повернули?!