Андрей Константинов - Мент
— Я тоже сильно на себя надеялся.
— Закуришь? — из кармана щегольской дубленки показалась пачка БТ. Дома полковник курил «Мальборо». На людях скромничал.
— Спасибо, — ответил подследственный и достал «Родопи». Первый замначальника ГУВД щелкнул зажигалкой, дал прикурить. В этом жесте было нечто неестественное, показушное. Зверев усмехнулся, прикурил. Тихорецкий сделал вид, что не заметил этой усмешки.
— Жаль, Саша, жаль…
Зверев промолчал. Он уже начал ощущать, как мороз запускает пальцы под одежду.
— А деньги, Саша, придется вернуть.
— Какие деньги, Пал Сергеич?
— Брось, Саша, не дури… Деньги нужно вернуть.
Тихорецкий говорил уверенно, твердо, вокруг глаз собрались морщинки. Зверев молчал. Пауза затягивалась, на набережной шумели машины.
— Ты, видимо, не до конца понял, в чей карман ты залез, — сказал полковник. Зубы в тени блеснули узкой белой полоской.
— В чей же? — равнодушно сказал Зверев. Тихорецкий демонстративно поморщился.
— Как только деньги вернутся, ты выйдешь отсюда. Я гарантирую… ты меня знаешь, я слово держу.
— Ничем не могу помочь, Пал Сергеич. Рад бы… да не могу.
Скрипнул снег под ногами полковника МВД. Полковник пришел в следственный изолятор вернуть добытые преступным путем сто пятьдесят тысяч баксов.
— Саша, не дури, — сказал Тихорецкий внешне спокойно, даже дружелюбно, но Зверев все же уловил в голосе скрытую угрозу.
— У меня нет денег, — ответил Зверев и улыбнулся.
— Выбирай: либо свобода, либо…
— Что? Что — либо?
— Дурак, ты же не представляешь моих возможностей. Сядешь так, что твои деньги тебе уже не понадобятся. Сгниешь в зоне.
— Что же ты пугаешь, полковник? Тихорецкий плюнул на снег и сказал:
— Да не пугаю я тебя, Саня. Ты же толковый мужик… ну, упорол косяка. Бывает. Но теперь-то сделай выводы! Никакие бабки не стоят свободы… Верни, и все вопросы я закрою.
Зверев аккуратно затоптал сигарету и посмотрел Тихорецкому в глаза.
— Ты, Пал Сергевч, Салтыкова-Щедрина, как культурный человек, разумеется, читал?
— При чем здесь Салтыков-Щедрин? — изумленно спросил Тихорецкий.
— Да так… Фраза одна вспомнилась: Баланец подвели, фитанец выдали, в лоро и ностро записали, а денежки-то тю-тю… Плакали-с!
— Щенок! — сказал Тихорецкий и сощурил глаза. — Сгниешь в тюрьме.
Он резко повернулся и пошел по искрящемуся снегу к выходу. На Арсенальной набережной пронзительно закричал автомобильный клаксон.
В камеру Зверев вернулся в отличном расположении духа: именно в напряженной ситуации он умел мобилизоваться наиболее полно. Тюрьма потихоньку просыпалась, серый рассвет скучно плыл над Питером. Сокамерники посмотрели на Сашку с интересом: куда, мол, таскали в такую рань? Но никто ничего не спросил. Здесь не принято соваться в чужие дела. Более того — это бывает опасно.
Днем Зверев играл в шашки с Игорем и проиграл четыре партии подряд. Майор был доволен — обычно получалось наоборот, Сашка выигрывал.
В обед баландер передал новую маляву от Лысого. Встреча намечалась на сегодняшний вечер. Ну, хорошо, подумал Зверев, потолкуем. Вышло, однако, по-другому. За час до назначенного времени в камере два-девять-три произошло убийство… Два сержанта сели играть в нарды. Оба сидели за грабеж. Один еще находился под следствием, а второй был за судом. В изоляторе он провел больше года. Срок, нужно сказать, немалый. Обычный для нашей неторопливой Фемиды… мучительно долгий для человека. Год в тюрьме никак не способствует укреплению нервной системы. Ничего мудреного в этом нет: соберите в одной комнате десяток даже очень уравновешенных мужиков… Через год они будут смотреть друг на друга волками.
…Ссора вспыхнула мгновенно. Из ничего, из-за какого-то пустякового замечания, которое потом никто уже и не вспомнил. Полетели на пол нарды, прогремела матерная фраза и… схватился за перерезанное горло сержант ППС из Московского района. Жертва и убийца еще стояли друг против друга, один зажимал страшную рану, второй держал в руке половинку бритвенного лезвия. Они были даже чем-то похожи, оба невысокие, крепко сбитые, белобрысые. Оба смотрели друг на друга с изумлением… Хлестала кровь, и в глазах одного жизнь уже затухала…
— Что ж ты, дурак, наделал? — закричал майор Игорь и бросился к убийце. Тот испуганно отпрянул, полоснул его своей бритвой. Тельняшка на груди Игоря мгновенно разошлась наискось, открывая волосатую грудь. Бритва вспорола кожу. Зверев прыгнул, ударил сержанта ногой в бок. Тот сразу согнулся, упал на хрипящего, окровавленного человека… Еще две минуты назад они мирно бросали кости. В принципе, они даже корешились.
Зверев обрушился на убийцу, завернул руку с бритвой за спину.
— Врача! — выкрикнул он. — Срочно врача!
Майор Игорь посмотрел на свой разрезанный тельник, на грудь с несколькими капельками крови и бросился к открытой кормушке.
— Врача! — разнеслось по галерее. — Быстрей, человек умирает!
Когда появились врач и два шныря с носилками, грабитель Смирнов уже не шевелился, а его убийца сидел на корточках в углу. Он плакал.
Сержанта Смирнова унесли. Шныри выглядели несколько возбужденными, а врач — нет.
В Крестах он работал не первый год и всякого насмотрелся. Убийство, самоубийство, увечья и членовредительство всех мыслимых и немыслимых форм — обычное дело в тюрьме.
Смирнова унесли, на его убийцу надели наручники и увели. На камеру два-девять-три обрушились оперативники. Провели шмон, допросили всех поодиночке, сопоставили показания… дело-то простое, обычное. Расстрельное.
А в камере освободилось два места. Ну да свято место пусто не бывает. Из-за шухера, связанного с убийством, встреча Зверева и Лысого состоялась только ночью.
Ночью тюрьма живет своей особенной жизнью. Может быть, даже более насыщенной, чем днем. Разошлось по домам начальство, разошлись опера. Остались контролеры. Да еще ДПНСИ…[21] Ночью возможно многое из того, что днем исключено. Какие-то странные перемещения начинаются между камерами. Тайное движение, тайные передачи и встречи.
Ночью в галереях и камерах Крестов можно уловить запах анаши. Конечно, эта роскошь не для всех… как и на воле, здесь все решают деньги. Вот только вольные цены нужно умножить как минимум втрое. Ночью в камеру (опять же не в любую) может заскочить на минутку женщина-контролер. Стоимость услуг обрюзгшей сорокалетней тетки ничуть не ниже, чем холеной, ухоженной валютной путаны. Да и работает она без огонька, наспех. Но оголодавшим мужикам и это продажное мясо кажется деликатесом… Измазанная с ног до головы спермой баба быстро запихивает в лифчик рубли-баксы и идет дальше — службу нести. Впрочем, довольно часто оплата услуг производится на воле, вне тюремных стен. Деньги платят друзья, подельники, родственники сидельца. Случается, что жены подследственных не знают, за что они платят. А бывает — знают… или догадываются.
Ночная жизнь мрачной питерской тюрьмы далека от блестящей феерии ночных кабаков и казино, но в целом повторяет ее. Здесь также царит атмосфера игорного дома, продажного секса обоих полов. Здесь в ходу наркотики и алкоголь.
…Идут по шумной галерее два бойца ОМОНа в пятнистой форме, разговаривают о чем-то негромко, несут рюкзачки камуфляжные за спиной. Что им здесь нужно?… А черт его знает, что им нужно. Идут омоновцы с рюкзачками, поглядывают на номера камер.
— Стой, — говорит один другому, — давай-ка перекурим.
Останавливается боец особого назначения, поворачивается спиной к открытой кормушке камеры. Прикуривают ребята и не замечают, как чьи-то руки наглые, жадные высовываются из кормушки, шарят в рюкзачке, звякают стеклом.
…Перекурили, пошли дальше, поглядывая на номера камер. Снова остановились покурить, и снова чьи-то руки шарят, звякают… А пустых бутылок в Крестах не бывает. Пустая тара заворачивается в тряпку, разбивается тихо, дробится в мелкое крошево и сливается в унитаз. С пьянкой, блин, строго!
…А чего омоновцы-то шлялись? — А черт его знает! Может, какое спецзадание у них секретное? — Очень даже может быть.
Ночью, почти под утро, когда камера два-девять-три уже угомонилась и уже почти не ощущался тошнотворный запах крови, контролер увел Зверева на встречу с Лысым. Навряд ли уход Сашки остался незамеченным, но никто и виду не подал.
Зверев и контролер быстро шли по пустым коридорам с тусклыми лампами. Сашке вспомнилось, как меньше суток назад он шел с другим контролером на другую встречу… Сгниешь в тюрьме!… Нет, Пал Сергеич, товарищ первый заместитель, не сгнию! И баланец уже подвели… и фитанец выписали… но мы еще посмотрим!
На одной из лестниц Зверев вдруг увидел Кирпича. Дядя Слава шел в длинном — до пят — шикарном пальто. В руке нес полиэтиленовый пакет. Сквозь полиэтилен явственно просвечивала литровая бутылка водки «Абсолют» и блок «Мальборо». Кирпич посмотрел на Зверева, зацепился взглядом… на грубом лице отразилось какое-то усилие мысли: очевидно, он пытался вспомнить, где же они встречались. Но ничего дядя Слава так и не вспомнил, а просто кивнул головой, как кивают знакомому… Разошлись. Зверев усмехнулся: однажды ему доводилось задерживать Кирпича. Теперь они оба оказались в тюрьме. Сашка обернулся и посмотрел вслед Кирпичу и сопровождающей его контролерше… Привет, дядя Слава…
