Владимир Гриньков - Пирамида баксов
– Но самое главное, – сказал я, – это, конечно же, перспективы. Поверь мне, этот парень способен привести вслед за собой целый взвод богатеньких буратин. У него ведь сразу два поля деятельности. Один – те самые поставщики. Он может дать им понять, что его благосклонность зависит от того, будут они участвовать в этой пирамиде или нет. Для них ведь заплатить этот взнос – пустячное дело, если одна бутылка вина стоит несколько тысяч долларов, а вино они продают целыми автомобильными фурами. Все потом окупится. А другое поле деятельности – оно здесь, – обвел я рукой ресторанный зал. – Люди сюда приходят, мягко говоря, не бедные, и с кем-то из них, вполне возможно, у этого Мишеля наладились совсем не официальные, а вполне дружеские и даже свойские отношения. Так что кого-нибудь из них он запросто может уговорить.
Радужность открытых мною перспектив ослепила Анну. Возможно, она и не клюнула бы на это, если бы незадолго перед тем не испытала маленького потрясения. Я ушел к другому куратору, и мое коварство ее обескуражило. Она была деморализована и на время утеряла способность критически осмысливать услышанное. Только поэтому я и смог запудрить ей мозги. Но я не обольщался. Пройдет совсем немного времени, Анна восстановит душевное равновесие, все проанализирует и поймет, что мои слова – всего лишь треп. Все-таки она умная женщина – в этом ей не откажешь. Я решил форсировать события, пока она не пришла в себя.
– Хочешь, я тебе его подарю? – сказал я.
– Что?! – изумилась Анна.
– Бери его себе, – великодушно предложил я. – Окучивай. Пусть он будет твоим подопечным. Ты пойми, я действительно чувствую свою вину перед тобой и хотел бы эту вину как-нибудь изящно загладить.
– Ты не шутишь?
– Нисколько.
– Спасибо, – сказала она с признательностью.
Она не ожидала от меня такой щедрости. А во всем остальном эта ситуация вовсе не казалась ей такой уж странной. Все-таки безудержное желание заработать кучу денег делает людей немножко глупыми. Она заглотнула наживку. Теперь я мог продолжать.
– К тому же это будет некоторой компенсацией для тебя, – сказал я. – Я слышал, что ты потеряла одного из своих подопечных. Он погиб. Какая жалость!
Ее аж передернуло.
– Откуда ты знаешь?!
– Мне мой куратор сказал, – как можно равнодушнее произнес я.
– Кто он?
– Он просил не называть его имени. Не только тебе, а вообще никому. Говорит, что ему излишняя популярность ни к чему. Ты уж меня извини.
– Ничего, я понимаю, – кивнула Анна.
Я говорил вещи, которые ей самой были близки. Для нее все это выглядело достаточно логично.
– Еще куратор сказал, что потеря подопечного – это всегда тяжелый удар, потому что обрывается цепочка, – продолжал я. – Ты, наверное, провозилась с тем парнем немало времени?
Я изобразил на лице сочувствие.
– История была крайне неприятная, – подтвердила Анна. – Я жутко расстроилась, если честно.
– Тебе известны обстоятельства его гибели?
– Нет. А что?
– Ты помнишь нашу первую встречу на Тверском бульваре?
– Это когда на тебя напали?
– Напали – это чепуха, – отмахнулся я. – Я сейчас про другое. Ты помнишь, я в тот раз тебя предупредил об опасности, грозящей твоему мужу? Сказал, что кое-кому известно о том, что твой муж нанял киллера для Ильи Демина и тот киллер по ошибке убил не Илью, а совершенно постороннего человека.
– Да-да, я помню, – торопливо сказала Анна, которая ждала продолжения.
Продолжение, наверное, представлялось ей крайне интересным, но она даже и подумать не могла, сколь впечатляющим будет сюрприз.
– Так вот, тот посторонний человек, о котором шла речь, – это и был твой подопечный.
Она превратилась в мраморную статую. Так же безмолвна и неподвижна и так же бела. Прямо-таки меловая бледность. Чтобы она не отключилась окончательно, я продолжал с ней разговаривать. Прием, известный из врачебной практики. Когда пострадавший балансирует на грани яви и беспамятства, опытный врач с ним разговаривает, чтобы удержать по эту сторону невидимой, но страшной границы, за которой жизни уже нет.
– Его звали Дмитрий Парамонов. Правильно?
Анна слабо кивнула в ответ.
– Он случайно узнал от тебя о телевизионщике, который рядом с вами крутился. Правильно?
И снова она кивнула. У нее не было сил сопротивляться. Полная апатия.
– Этим телевизионщиком был Илья. Да?
– Да, – ответила она слабым голосом.
Проходивший мимо официант всмотрелся в лицо Анны, остановился и обеспокоенно спросил:
– Вам плохо?
– Как может быть плохо женщине, которая только что сказала «да»? – небрежно бросил я.
Только теперь официант перевел взгляд на меня, страшно смутился и пробормотал:
– Извините, товарищ Колодин!
После этого он удалился, держа спину неестественно прямо, будто это и не спина была вовсе, а гладильная доска.
– А теперь я хочу знать, – сказал я Анне, – кому еще, кроме своего подопечного, Димы Парамонова, ты говорила об этом телевизионщике, об этом мифическом охотнике за сенсациями, разгребателе грязи.
– Никому.
– Неправда! – резко сказал я. – Вспоминай!
– Только своему куратору.
– Что именно ты ему сказала?
– Мне показалось, что Илья рядом со мной не просто так очутился. Он все что-то темнил. Такой ходил загадочный. И когда я узнала, что он работает на телевидении, я подумала: а ведь он запросто может что-то вынюхивать. Ну что его могло интересовать? Бизнес Эдика, моего мужа? Там ничего интересного нет. А что еще? Только пирамида эта. У нас ведь все по-тихому делается, без особого шума. Ну, думаю, телевизионщики докопались, теперь будут носом землю рыть. Начнется большой скандал, власти заинтересуются, прикроют нас, как МММ прикрыли, и все мои денежки – тю-тю. Я решила посоветоваться со своим куратором.
– Почему именно с ним?
– А с кем еще, Женя? Я ведь в той системе никого больше не знаю. У нас конспирация, как у революционеров-подпольщиков. Знаешь только своего куратора, а кто там над ним – полный мрак. Ты же видел Магистра? Ну и что ты можешь о нем сказать? Не то что фамилия неизвестна, а даже и лица его никто ни разу не видел. Так что я с куратором общалась. Просто посоветовалась. Сказала, что встречаюсь с одним человеком и что у меня сомнения кое-какие возникли. Ну и сомнения свои, естественно, озвучила.
– Он встревожился?
– Нет. Сказал только, что наведут справки.
– Кто?
– Не знаю. Тот, кто над ним, наверное.
Куратор – это уже ниточка. Звено в цепи. Так и всю цепь можно вычислить.
– Фамилия!
– Чья?! – испугалась Анна.
– Куратора твоего.
– Женя! – округлила она глаза. – Ты с ума сошел? Ты же сам мне сказал, что кураторы не любят светиться!
– Фамилия! – повторил я требовательно.
– Я не скажу! – надула губки Анна.
– Хорошо, – кивнул я. – В таком случае поехали!
– Куда?
– В прокуратуру! – взъярился я. – Ты думаешь, я по своей инициативе завел этот разговор? Меня попросили! И велели в случае, если ты фамилию не назовешь, тотчас же доставить тебя к ним!
На самом деле не так уж я разозлился. Просто я ее запугивал. Хотел лишить способности к сопротивлению. Но Анна еще держалась.
– А если я не поеду? – спросила она, сердито щурясь.
– Тогда я вызову милицейский наряд!
Я выложил на стол свой мобильный телефон, демонстрируя этим, что готов действовать.
– Ну хорошо! – торопливо сказала Анна. – Его фамилия Дзюба.
– Телефон его у тебя есть?
– Естественно.
– Кто он, этот человек?
– Работает в Государственном комитете чего-то там, – неопределенно ответила Анна.
– Я не понял.
– Ну это фактически министерство. Помнишь, раньше были Министерство по рыболовству, Министерство угольной промышленности и много-много других. Потом многие из них как бы в ранге понизили. Было министерство, а стал госкомитет. Но суть та же самая – управлять отраслью.
– И этот Дзюба работает в госкомитете?
– Да.
– Только ты не помнишь, в каком именно?
– Да.
– Кем он там? Какой-нибудь начальник департамента?
– Ну ты что, Жень? – с упреком сказала мне Анна, явно удивляясь моей неосведомленности. – Он там председателем. Если по-старому, то это министр.
* * *Теперь она поняла, что означает бутылка «Шато Латур» на нашем столе. Я возвращал ей должок. Когда-то она меня угостила, теперь я ее угощал. Своеобразное «прости-прощай». Так расстаются благовоспитанные люди.
Анна уже пришла в себя, но все еще выглядела бледной. Наверное, она сама чувствовала, что смотрится не очень.
– Извини, я оставлю тебя ненадолго, – сказала она виноватым голосом.
– Только не исчезай, – попросил я.
– Не исчезну…
Она нашла в себе силы слабо улыбнуться. Ушла в туалетную комнату, отсутствовала минут пять, а когда вернулась, я не обнаружил никаких положительных изменений в ее облике. Та же бледность и тот же тревожный блеск в глазах.
