Андрей Воронин - Число власти
Паштет остановился и вытащил из кармана сигареты.
— Извини, командир, огонька не найдется?
Омоновец смерил его тяжелым взглядом серо-зеленых поросячьих гляделок. На его флегматичной физиономии появилось на мгновение выражение профессионального интереса — габариты у Паштета были почти такие же внушительные, как и у него, — но тут же исчезло.
— Здесь не курят, — сказал он.
— А, — обрадовался Паштет, — так ты тут сидишь, чтобы больные в коридоре не курили! А я-то думаю, кого это наша милиция в реанимации бережет?
— Проходите, — равнодушно сказал омоновец, глядя мимо Паштета, и положил одну руку на рукоятку дубинки, а другую — на рацию.
— Тихо, тихо, — сказал Паштет. — Все, ухожу. Выздоравливай, командир.
Он повернулся и пошел к выходу легкой походкой бывшего спортсмена. Омоновец проводил его пристальным взглядом и, помедлив еще немного, снял руку с кнопки рации. Через секунду он сидел в прежней расслабленной позе, широко расставив большие ноги в высоких ботинках, и равнодушно смотрел в противоположную стену.
Садясь в машину, Паштет озадаченно хмыкал и вертел головой. Дверь в боксе была стеклянная, и, беседуя с лишенным чувства юмора омоновцем, он сумел хорошо разглядеть представителя таинственной конкурирующей группировки. Представитель этот был тощ, чтобы не сказать тщедушен, а из-под марлевой повязки, которой была обмотана его голова, торчали сальные патлы, чересчур длинные не только для уважающего себя братишки, но даже и для обычного нормального человека. Да и лицо... Было в нем что-то от морды жвачного животного — не то верблюда, не то и вовсе овцы. Глаза навыкате, длинный унылый нос, верхняя губа тоже длинная, а нижняя — маленькая, пухленькая, как долька мандарина, и подбородка, считай, никакого. Странный, в общем, был конкурент. Такие не нападают на людей в темных ночных дворах — наоборот, на них нападают все кому не лень, если не хватило у них ума с наступлением сумерек сесть перед телевизором и покрепче запереть дверь... Если уж такой мозгляк полез в драку, значит, допекло его сильно. Значит, он тоже знал, как высока ставка в этой игре, и не побоялся рискнуть головой.
— Разберемся, — вслух пообещал себе Паштет и запустил двигатель своего темно-зеленого “Шевроле”.
Глава 10
— Как поживает ваш племянник? — спросил Глеб, опускаясь на скамейку рядом с генералом Потапчуком.
Федор Филиппович покосился на него, не поворачивая головы, и бросил голубям новую порцию хлебных крошек.
— Гули-гули-гули... Ненавижу этих птиц, — признался он, сердито кроша французскую булку. — Грязные, наглые, глупые... Гули-гули... Чтоб вы подавились! А что до моего племянника, то он поживает просто великолепно. Его, понимаешь ли, послали на стажировку во Францию, на Лазурный Берег, изучать французскую кухню в естественных условиях... Черт возьми, почему у меня в свое время не хватило ума пойти в кулинарное училище? Гули-гули...
Прямо перед ними за невысоким каменным парапетом весело искрилась на солнце подернутая мелкой рябью гладь пруда. У противоположного берега в тени плакучих ив плавали два лебедя, время от времени погружая в воду свои длинные шеи. Откуда-то доносилась музыка — вернее, то, что в наши дни принято называть музыкой. Штук двадцать голубей, постукивая по бетону дорожки коготками и утробно воркуя, толклись вокруг скамейки, отпихивая друг друга и клюя рассыпаемые генералом крошки.
Глеб вспомнил, что еще не завтракал, протянул руку и без спроса отломил от генеральской булки изрядный кусок.
— Гули-гули, — невнятно сказал он с набитым ртом.
— Завидую твоему аппетиту, — проворчал Потапчук.
— Что это с вами, Федор Филиппович? — проглотив кусок, поинтересовался Глеб. — С чего это вы вдруг начали завидовать всем подряд? Своему племяннику, мне и даже голубям... При чем тут мой аппетит? А что случилось с вашим собственным?
Генерал неопределенно покрутил в воздухе ладонью, давая понять, что его собственный аппетит удалился в неизвестном направлении, а потом оторвал от булки большой кусок и метнул его в самую гущу голубиной стаи.
— У меня теперь ничего нет, — признался генерал, — ни аппетита, ни чувства юмора, ничего. Поэтому я тебя очень прошу: постарайся не блистать своим остроумием, побудь хоть немного сдержанным, ладно? Мне нужно с тобой посоветоваться по важному вопросу.
— Посоветоваться? — Глеб поднял брови в веселом удивлении, но посмотрел на генерала и передумал шутить. — Слушаю вас, Федор Филиппович, — сказал он самым серьезным тоном, на какой был способен.
Генерал огляделся по сторонам, но поблизости по-прежнему никого не было.
— Сегодня меня вызвали наверх, — сказал он, — и поинтересовались, как продвигается расследование ситуации на валютной бирже.
Теперь удивление Глеба было непритворным.
— Мне казалось, что вы занялись этим по собственному почину, — сказал он, — и не собирались ставить руководство в известность...
— Да! — резко перебил его генерал. — Мне тоже так казалось, и я действительно никого не собирался ставить в известность. Да что я говорю! Я и не ставил, а сегодня вдруг оказалось, что шеф в курсе этого дела. Тут одно из двух: либо информация о наших с тобой экзерсисах каким-то образом просочилась наверх, либо все это с самого начала было затеей нашего руководства, направленной, например, на то, чтобы свалить Казакова и пару-тройку фигур покрупнее из его окружения, ослабив тем самым лобби банкиров.
— Вы сказали — в курсе этого дела, — задумчиво проговорил Сиверов. — Что это означает?
— Успокойся, — проворчал Потапчук, — это не значит, что ему известно про тебя. Не волнуйся, ходить на службу и лизать мой зад, чтобы получить отпуск летом, тебе не придется. Просто ему откуда-то известно, что я в частном порядке веду активный поиск. Он даже поинтересовался, насколько обоснованной выглядит версия о заговоре банкиров, и я ему сказал, что эту версию можно считать похороненной...
— Может, зря вы ему так сказали?
— Я сразу подумал: признаться или нет? Но он как-то так спросил... Вроде как ни в чем не бывало, — но уж очень вскользь, и глаза — как два камешка, без всякого выражения... В общем, врать я не рискнул. И оказалось, представь, что он сам считает эту версию высосанной из пальца, а вопрос его был обыкновенной проверкой: совру или не совру? В общем, я удостоился начальственной похвалы, а заодно получил втык за то, что до сих пор не удосужился доложить о деле государственной важности.
— Так-таки и государственной?
— Именно! Так и сказал! Но это еще что! Он мне преподнес сюрпризец похлестче. Кто такой Паштет, знаешь?
— Слышал, — сказал Глеб.
Какой-то особо раскрепощенный голубь уселся на носок его ботинка, и Слепой согнал его, нетерпеливо дернув ногой. Голубь с шумом сорвался со своего насеста, перелетел, свистя крыльями, пешеходную дорожку и приземлился на парапет набережной, где и стал топтаться и охорашиваться с донельзя глупым и самодовольным видом.
— Так вот, — не заставил себя долго ждать генерал, — оказывается, помимо Шершнева с его кучкой религиозных фанатиков, за нашим мистером Икс охотится Паштет со своими отморозками. Я так понял, что в ближайшем окружении Паштета уже давно сидит наш барабан. Информацию о странных розысках, которые предпринимает Паштет, этот человек передал по обычному каналу, рапортом, так что отныне существование нашего с тобой объекта — никакой не секрет.
— Вы страшный человек, Федор Филиппович, — задумчиво сказал Глеб. — Мало вам того, что у вас аппетит пропал, так вы теперь и на мой покушаетесь.
— Я же просил обойтись без шуточек! — сказал генерал.
— Какие уж тут шутки! Мало мне было бандитов пополам с нумерологами, так теперь еще и молодцы с Лубянки пожаловали! Как начнут они все друг в друга палить! Да хорошо, если друг в друга... А если в меня?
— Не исключено, — сдержанно произнес Потапчук.
— Какое олимпийское спокойствие перед лицом опасности, которая угрожает ближнему! — восхитился Слепой.
— Уймись, — попросил генерал.
— Уже, — сказал Глеб. — Продолжайте, Федор Филиппович. Это ведь наверняка еще не все.
— Экий ты догадливый... Так вот, есть и хорошие новости. Паштет, как я понял, сам не знает толком, что ищет. О существовании нашего математика он узнал случайно, из третьих рук, и полагает, что наткнулся на ловкача, который изобрел систему беспроигрышной биржевой игры — ну, наподобие мифической системы, с помощью которой можно обмануть рулетку. Короче говоря, для него наш мистер Икс — просто машина для печатания денег. Соответственно наше руководство придерживается такого же мнения. Подумать страшно, что было бы, если бы стукач сидел не у Паштета, а у Шершнева!
— А почему, собственно, страшно?
— Потому, что кончается на "у", — в несвойственной ему манере ответил генерал. — Короче говоря, я получил задание опередить Паштета, найти мистера Икс и, сам понимаешь, провести вербовку.
