Данил Корецкий - Секретные поручения 2. Том 2
Так вот, после вербовки внешне ничего не изменилось: он продолжал делать то, чем занимался предыдущие годы и к чему привык: пьянки на притонах, спонтанные драки, кражи, задержания, аресты, суды, этапы, камеры… Только теперь у него появилась вторая, тайная жизнь, в которой он давал информацию уголовному розыску на воле или оперчастям тюрем, СИЗО и колоний: «дул», «стучал», «баянил», «барабанил» – короче, отрабатывал свою расписку и те льготы, которые за нее получал. И аппетитный натюрморт в специальном кабинете Тиходонского ИВС являлся одной из таких льгот.
Курбатов посмотрел через стол на Турбана. Тот при виде еды и выпивки слегка поменялся в лице, но тут же взял себя в руки.
– Мне нельзя, – хрипло проговорил Турбан. – Унюхают – конец.
Важняка такое заявление насторожило. То есть формально все правильно, только не в данном случае.
– Ты чего, Турбан? Первый раз, что ли? С тобой кто сидит? Полный лох! Что он, тебя нюхать будет? Да ему и любой лапши навешать можно!
– «Полный лох»! – повторил агент и криво усмехнулся. – Нет уж, спасибо. Лучше я перетерплю. Целей буду.
– Да ты что? Ты же как у Христа за пазухой! Поешь, небось давно хорошей хавки не видел.
– Э-э, старая песня, – хрипло проговорил Турбан. – Слыхал. Только голова мне важней, чем брюхо.
– Пока она есть, – заметил Курбатов. Он плеснул в стакан водки и выпил. Посмотрел на бутерброды, снял с одного ломтик ветчины и положил в рот.
Турбан отвернулся.
– А только сдуть мне все равно нечего, гражданин начальник. Это не мой случай.
«Случай» он произнес с ударением на последнем слоге.
– Ну как же это не твой? Очень даже твой, – рассудительно сказал Курбатов. – Ты взялся за работу, тебя никто не неволил. Твоя работа обеспечивает тебе особое положение в камере, льготы, удобства, ты даже можешь позволить себе покапризничать – вот как сейчас, например. Видишь, я даже напряг начальство, чтобы угодить тебе, организовал пикник, можно сказать. А через полчасика сюда приведут симпатичную смуглянку из женского блока… Но это, конечно, если ты расскажешь мне, о чем говорил с тобой твой сокамерник.
Курбатов вздохнул и налил водку в оба стакана.
– Иного, как говорится, не дано.
– А я ни о чем с ним и не говорил. – Турбан продолжал смотреть в стену. – Он мне не понравился.
– Чем же? – удивился Курбатов. – Такой интеллигентный молодой человек…
– Ничем. Не понравился, и все. Я ему сказал, чтоб не подходил ко мне. И чтоб пасть закрыл и прекратил выть. И чтоб… – Турбан запнулся. – И все.
– Ладно. Не понравился. Но ведь ты знаешь, зачем тебя перевели к нему.
– Меня обманули. Но я не контуженый, нет, я ж сразу все просек…
– То есть?
– А вот то и есть, – прохрипел Турбан. – Я с ворами баяню. С блатными. Если надо – пожалуйста, здесь все просто. Братва, она и есть братва… Я их психику насквозь вижу, я знаю, чего ждать от них, чего с ними можно и чего нельзя. И чего мне бояться. А вы мне баклана подсунули, который сидит жопой на атомной бомбе и ерзает на ней, и хнычет, что ему неудобно. И хотите, чтоб я присел рядом и поговорил с ним по душам. Не-а… Я-то не баклан, меня не разведешь на бульоне.
– Какая бомба, Турбан? – удивился следователь. – Прижмурили девчонку, обычная уголовка. А ты испугался!.. Стареешь, что ли? Или тебя опетушили так, что ты бабой сделался?
– Ладно, ладно, парафиньте[4], у вас на это власть имеется, – закивал головой Турбан. – Сперва водочкой угощаете, потом форшмачите, а после кошмарить начнете[5]. Давайте. Я баяном десять лет работаю, навидался всякого. Только с этим человеком я баянить все равно не стану. Здесь мое слово твердое.
Курбатов неуловимо быстрым движением перегнулся через стол, схватил Турбана за отвороты куртки и, притянув его к себе, шлепнул подбородком о столешницу. Стакан с водкой опрокинулся и покатился по столу.
– Почему, Турбан? – прошипел он ему в лицо. – Почему?
Раздался звон стекла – стакан упал на пол.
– Там международная мафия… – ответил Турбан сдавленным голосом. – Там по-серьезному все… Сгинешь, и днем с огнем потом не найдут… Не мой калибр.
Курбатов от души рассмеялся и отпустил его.
– Ну и дурак же ты. – Он нажал кнопку вызова, и тут же появился давешний лейтенант. – Ты будешь жить долго, Турбан, но очень-очень трудно. Убирайся вон.
Когда лейтенант с заключенным удалились, он налил себе еще водки, выпил и закусил. На губах его продолжала блуждать улыбка. Спустя пять минут вернулся лейтенант.
– Какой-то он странный сегодня. Будто его мешком по башке трахнули…
– Вот что, – сказал ему Курбатов. – Теперь принеси мне результаты прослушки. Все что успели записать. – Он осмотрел стол. – И убирай все это. Можете выпить со сменой.
Он дождался, когда лейтенант уберет со стола, достал из портфеля свой портативный магнитофон, стопку бумаги, ручку и разложил все это перед собой.
* * *Голос Виктора:
– Не знаю. Не знаю. Ничего не понимаю. Нет.
Щелчок. Пауза.
Неразборчивый звук, похоже на кашель.
Пауза.
Записывающее устройство автоматически включает запись, когда в зоне прослушки раздается звук достаточной силы. Когда звук пропадает, запись выключается. В данном случае операторы должны были настроить систему на низкий порог шума, поскольку разговор в камере скорее всего будет негромким, вплоть до шепота. Но это оказалось невозможным: в хозяйственном блоке проводился ремонт, и шум перфоратора мог вызвать нежелательное срабатывание системы. Потому некоторые реплики остались за кадром.
Голос Виктора:
– Да никто. Я сам, как последний идиот…
Пауза.
Голос Турбана:
– А что повесить-то хотят?
Голос Виктора:
– Убийство… Соучастие… Не знаю! Не знаю!
Пауза.
Голос Виктора:
– Это просто невероятно! Чудовищно! Я ведь ни сном ни духом! Если бы он нашел того таксиста, который подвозил нас, все было бы по-другому! Но он не хочет! Ему не нужен таксист!..
Голос Турбана:
– У каждого из нас есть свой таксист. Это правильно. Только никому он не нужен.
Пауза. Щелчок. Пауза. Шум неизвестного происхождения.
Голос Виктора:
– …неосторожное движение, понимаешь? Страшные люди. Не видел их, не знаю, как зовут… Но от этого только страшнее. Есть кино, «Люди-кошки», не это голливудское, что сейчас показывают, а старое, еще черно-белое, где-то в сорок четвертом году снимали. Не смотрел?..
Пауза.
– …бедный и неизвестный. У него денег было на все про все тысяч двадцать. Это очень мало. Среднее кино тогда обходилось в двести, триста тысяч, полмиллиона, а тут всего двадцать. И он не мог заказать муляжи этих чудовищ, кошек-оборотней, это слишком дорого для него. И он поступил просто. Фильм ужасов, а ни одного монстра в кадре нет. Все за кадром. В лучшем случае – тень покажут. Но – страшно. Сейчас если сравнить его с каким-нибудь современным блокбастером… Актеры знаменитейшие, компьютерные спецэффекты, ящеры механические, акулы, Годзиллы всякие… Никакого сравнения! Только там по-настоящему страшно. А в этих, новых, по сто миллионов долларов, – смешно. Понимаешь?.. Мне совсем не смешно. Я даже тень не вижу. Только всполохи огня. Ток воздуха. Мертвые люди. «Десять негритят»… Читал? Смотрел?.. Не важно. Хотя нет… Одну тень я все-таки видел.
Шум. Пауза.
– …потому что уходим, говорит. Не надо спрашивать. Я говорю: а Танька? Я не хотел оставлять ее одну. Вернешься позже, я обещаю – это она так сказала. Я оделся и пошел. Когда мы выходили из подъезда, рядом припарковалась машина. Было поздно, и я подумал: вот, еще кому-то не спится, надо же. Оттуда вышел человек и направился в подъезд. Вера вдруг схватила меня за руку и сказала, что это бывший муж Татьяны, забулдыга и отморозок, и что мне не следует возвращаться туда. И нам надо быстрее уходить отсюда. Но я же видел его лицо, это мог быть продавец в оружейном магазине, или тренер по дзюдо, или наемный убийца – но никак не забулдыга. Тогда я впервые почуял что-то. Я испугался. До того испугался, что запомнил номера этой машины. Я их помню, как дату собственного рождения. И к Таньке я не вернулся. Отвез Веру, а сам потом – домой…
Голос Турбана, неразборчиво:
– …сказал?
Голос Виктора:
– Боялся. А сейчас еще больше боюсь. Если бы обычный домушник был – я бы и не сомневался. Они бы приехали, арестовали его, и все дела. Но здесь так не будет. Нет. И этот мужик, что у Танькиного подъезда тогда пришвартовался, он точно так же пришвартуется у моего. Только вопрос времени…
Голос Турбана:
– А кроме милиции тебя что, защитить больше некому?
Голос Виктора:
– Раньше было кому. Сейчас – нет. Раньше я в обладминистрацию заходил как к себе домой, дверь ногой открывал, у меня все подвязано было алой шелковой лентой… А?.. Человек хороший, ясное дело. Рогов Дмитрий Дмитриевич – слыхал? А потом его вдруг убили, на даче… Ну, ясно, откуда тебе здесь, в застенке, что-то слышать… Когда я с ним сошелся, мой бизнес как по маслу пошел. Я только за голову хватался – деньги, деньги, деньжищи! Все эти налеты налоговые, проверки – все как винтом отрезало. Клиенты косяками – тучные, сытые, сало одно. Заказы… Мать моя!..
