Победа ускользает - Мошков Кирилл
Люк все так же был не заперт и все так же чуть приподнимался одним краем над поверхностью брони. Билли приложил рабочий зубец диггера к этому краю и нажал на пуск. Диггер загудел, зубец раздвоился, выпустил тонкий, как змеиный язычок, щуп, который пополз куда-то вдоль щели, нащупывая угол атаки. Наконец, диггер вцепился в края, и гудение усилилось. Люк медленно пополз вверх. Показался нижний край крышки, Билли отпустил пуск диггера, который затих, но раздвоившимся жалом продолжал надежно удерживать люк. Билли встал, наклонившись поудобнее, взялся обеими руками за край крышки и потянул ее на себя. Хоть и невысокий, он был довольно крепким парнем, так что всего через пару минут пыхтения и испарины на лбу ему удалось поднять люк вертикально, и массивная крышка застыла, покачиваясь.
Билли посмотрел вниз, в колодец. Как он и ожидал, скобы в стенке спускались на пару метров и кончались. Дальше колодец уходил под прямым углом в сторону. Колодец был неярко освещен: в стенке напротив скоб светилась встроенная лампа-полоска на всю высоту колодца.
Билли оглянулся. Иногда он любил про себя описывать собственные действия, как будто он сочиняет сценарий для фильма. Порой, выпив шестую или седьмую «длинношейку» за вечер, он говорил Марти, что мог бы писать сценарии для фильмов. Марти, слава Богу, к этому моменту уже впадал в добродушный ступор и потом Билли этих слов не напоминал. Так вот сейчас Билли оглянулся и сказал про себя: «он неуверенно оглянулся и…». Он еще раз неуверенно оглянулся и пошел назад, к лестнице и стенному шкафу. Он убрал в шкаф диггер и закрыл дверцу. И пошел вниз, к открытому люку. И больше не оглядывался. Вернувшись к люку, он присел, взялся руками за края проема, поставил ногу на скобу и стал спускаться. Он бросил взгляд наверх: рэки с аппаратурой равнодушно помаргивали индикаторами, еле слышно шумела вентиляция. Билли спустился до самого низа колодца, присел, изогнулся и заполз в горизонтальный, так же неярко, но почти уютно освещенный штрек. Потребовалось полминуты, чтобы на локтях ногами вперед доползти до шлюза. Билли не знал, как открыть люк шлюза, но оказалось — очень просто: надо было просто приложить к замку ладонь. Никаких опознавательных устройств тут не было. Никто никогда не планировал, что через этот люк кто-то сможет пройти. Билли не знал точного предназначения этих колодцев — а были они спасательными аварийными выходами. Если бы внутри ЦОКП что-то случилось, по плану его создателей через эти каналы могли бы выйти уцелевшие сотрудники. Снаружи каналы эти теоретически были недоступны.
Через пятнадцать минут он был на противоположной стороне брони, и ему оставалось только открыть такой же толстый запорный люк, как наверху. И он уже видел, что этот люк не заперт — как и верхний. И уже в голове составлял рапорт начальнику охраны о том, что по чьей-то преступной небрежности аварийный проход в нижнем ярусе «флагманского звена» оказался не заблокирован и, следовательно, открыт для доступа извне на протяжении неизвестного количества времени. Он обдумывал, как лучше сказать, «оказался не заблокирован» или «был обнаружен разблокированным», как вдруг люк под ним стремительно распахнулся, по губам и ноздрям его больно ожгло ледяным, душным, металлически пахнущим отработанным воздухом, чьи-то руки схватили его за щиколотки и сдернули со скоб колодца вниз, под броню, в черное, освещенное какими-то тревожными редкими оранжевыми лампами пространство, где огни тускло отражались в выпуклостях брони и страшный холод опалил Билли горло. Падая, он еще ударился нижней челюстью о скобу и локтем о край люка. Какие-то фигуры в странно толстых, черных, матово отблескивающих скафандрах поволокли его куда-то. Билли хотел было нажать тревогу на служебном мультикоме, но отбитая рука не слушалась, а душный мороз все сильнее кружил его голову, и Билли отключился.
* * *Реми не спал. Теперь, уже отлетав три недели по Галактике и познакомившись с разными типами космических кораблей, он мог сказать себе (как обычно, с внутренней усмешкой — он никогда не забывал о том, что должен быть самоироничным), что у него появились привычки и предпочтения настоящего космического путешественника. Действительно настоящего: ведь с Телема на Землю он привел «Лося» сам, даром что большинство режимов были дистанционно введены Легином и Мишей! Реми сам поднял джампер с Гринтаунского космодрома и удачно ввел его в стартовый коридор, сам — по сигналу с «Вездехода» и после того, как в операционную систему «Лося» были закачаны разработанные капитаном «Вездехода» режимы и траектории — ввел корабль в гиперпереход, сам менял его орбиту вокруг Солнца, пока Легин дистанционно закачивал на «Лося» режимы маскировки. И, хоть садились на Землю они по режиму Легина, и посадку дистанционно страховала лейтенант Ливингстон с «Вездехода», Реми был за консолью «Лося» и прекрасно понимал, что, если бы не сложная маскировка, он вполне мог бы посадить «Лося» сам, даже и на Землю.
Конечно, он понимал умом, что уход с Телема был чистым везением. Он знал, что их должны были сбить, он знал, что приказ наверняка уже был отдан; им просто повезло, они на полминуты опередили имперскую ПВО, издерганную противоречивыми приказами той суматошной ночи. А может, кто-то в ПВО, понимая (в отличие от упертых и самонадеянных МИБовцев) неизбежность провозглашения независимости Телема, просто не стал брать лишний грех на душу в последний день. Точнее, предпоследний: о неизбежном подписании Большого Декрета было объявлено на следующий день, двадцать четвертого апреля, когда Пантократор прибыл на Телем и прямо с космодрома приехал не во дворец вице-президента (хотя именно вице-президент Шустер встречал его у трапа), а в штаб-квартиру Зайнемана.
Скорее всего, Пантократор не просто так изменил — хотя бы внешне — свое отношение к Телему вообще и Зайнеману в частности. Когда его крейсер выходил на орбиту Телема, уже было известно об ультиматуме Ямамото, о панике на Земле и о том, что Президент должен встретиться с отставным адмиралом. А Пантократор не был глуп. Тем более не были глупы его советники по взаимоотношениям с Конфедерацией, и в первую очередь — фельдмаршал Штокхаузен, который вместе с Робертом XII был на борту крейсера «Вуббо Оккелс». Что-что, а разведка в Империи была на высоте, и Пантократор явно был в курсе как общеизвестных, так и скрытых подробностей «дела Совета Молнии». Видимо, перспектива близких решительных перемен в политическом устройстве второй сверхдержавы заставила Роберта проявить гибкость: и его советники, и сам он прекрасно понимали, что дружественный независимый Телем в меняющемся мире будет Империи куда нужнее нелояльного, сепаратистского, пусть номинально и подчиненного Телема.
Реми понимал также, что без знаний Легина и его доступа к секретным сведениям о системе защиты Земли, об орбитах спутников и диапазонах прочесывания эфира, о степени защищенности или открытости разных регионов Прародины Человечеств он бы сам по себе ни за что не сел, даже легально. То есть машину-то он посадил бы, как посадил бы ее на Акаи или любую другую ненаселенную планету; планетарное окружение Земли — вот о чем он ничего не знал, а между тем даже столкновение с каким-нибудь низкоорбитальным спутником связи на траектории посадки могло бы стать роковым.
И все равно приятно было думать о себе как о бывалом космическом путешественнике, у которого есть теперь свои привычки и предпочтения. В частности, Реми не нравилось спать во время дрейфа корабля: неустойчивость гравикомпенсации в условиях отсутствия маршевой тяги неприятно давила на него, и внезапная флюктуация гравитации во сне пару раз вызывала у него отвратительное пробуждение от тошноты. Вот он и не спал: «Лось» дрейфовал в семидесяти миллионах километров от Космопорта Галактика, к Верхнему Северу по галактической карте, то есть в противоположной стороне от направления на Солнце.
По абсолютному времени было шесть утра двадцать шестого апреля. Подремав несколько часов, Реми лежал теперь без сна, но не открывал глаз: в каюте все равно было темно. Сколько предстояло дрейфовать — они не знали, а потому Йон распорядился беречь энергию. Везде, где можно, отключали свет, а из восьми кают отопление и вентиляция были задействованы только в трех. Все равно так получилось, что только три каюты, несмотря на крохотные их размеры, и были сейчас населены: ведь на борту было только три пары — Йон и Клю, Эвис и Дойт, Реми и Ирам.
