Контуженый - Сергей Павлович Бакшеев
– Это Вепрь. Его брат погиб, а я…
– Никита, это серьезно?
– Они разбираются, я тоже. Пока ничего не ясно.
– Это опасно? – переспрашивает Алена.
– Вчера Михалыч погиб, а я опять выжил. – Я подхватываю рюкзак и, прощаясь в дверях, обещаю: – Я позвоню тебе, Алена.
В ее глазах печаль:
– Второй раз мне на поруки Контуженого не дадут.
39
Я иду по Луганску и с каждым шагом осознаю – теперь у меня нет выбора, нужно найти предателя. И чем скорее, тем лучше. Вепрь устал ждать. Он жаждет отомстить за смерть брата, а я должен знать, кто виноват в смерти моих друзей. Предатель ответит по законам ЧВК. Кто бы им ни был. Даже я.
Возможно, меня ищут, но бежать и прятаться – не вариант. Мне нужно в центр города, там ключ к разгадке. При входе на рынок меня останавливают и проверяют рюкзак. Сегодня последний день референдума, а в одном из павильонов работает пункт для голосования. Вчерашний взрыв автобуса заставил власти усилить меры безопасности, а народ подстегнул, как пощечина в драке. Голосовать на референдум пошли все, кто откладывал и не решался.
У павильона с флагами Луганской республики и России слышу знакомый голос:
– Пожалуйста, не толпитесь у дверей. Запускаем группами, растяните очередь. Вы же понимаете, нужно соблюдать осторожность.
Это волонтер Лиза уговаривает людей не создавать толпу. Люди в очереди разные, и молодые, и старые. Делают вид, что слушаются, но не расходятся, стараются быть ближе к заветной двери.
Собравшиеся демонстрируют сплоченность и наперебой подбадривают друг друга:
– Надоело прятаться. Устали бояться.
– Пусть видят, мы за Россию.
– Хоть наши дети и внуки будут жить счастливо.
– Страшно немного, но мы ждали этого восемь лет.
– Мне утром дочка с Севастополя звонила. И про взрыв знает, а все одно: иди голосуй, я за тебя буду молиться.
Пожилой мужчина везет интеллигентную старушку в инвалидной коляске. По виду устал, везет издалека, и я решаю ему помочь.
Лиза замечает инвалидное кресло, машет рукой и освобождает дверь:
– Давайте пропустим женщину.
Очередь расступается, а Лиза вполголоса отчитывает сопровождающего:
– Зачем сюда. Могли бы вызвать на дом.
Старушка в кресле слышит ее, цепляет жилистой ручкой и заглядывает в глаза:
– Мне девяносто, дожила. Я учитель истории, а тут взаправдашняя история. В такой день и дома? Об этом в учебниках напишут.
Люди замолкают, осмысливают слова старой учительницы и приосаниваются. Они тоже творят историю.
Я завожу коляску в павильон. Лиза узнает меня, мы здороваемся. Она меняется в лице:
– Михалыч наш вчера…
– Я был там, видел.
Она отводит меня в сторону:
– Почему он? А где были другие?
Я думаю. Почему он герой, а я опять в стороне? Герои погибают, а я выживаю. Контуженная голова возвращает к моменту взрыва. Михалыч забегает в автобус в поисках опасного рюкзака. Он кричит, чтобы все вышли. Счет идет на секунды. Организатор теракта в «девятке» замечает провал исполнителя и посылает сигнал на взрывное устройство.
Я понимаю, почему Михалыч не раздумывал:
– Михалычу сразу поверили. Мне бы нет. Он всех спас.
– Кроме себя, – добавляет Лиза. – Я с ним почти год, всякое бывало. Помнишь, как дрон-камикадзе на нас…
Она осекается, хмурится, вспоминает. Мегафоны на рынке транслируют добрые советские песни. Собравшиеся у павильона слушают, на напряженных лицах рождаются улыбки. Лиза впускает для голосования очередную группу. Дождавшиеся открыто радуются. Настроение Лизы тоже меняется.
Она возвращается ко мне:
– Не хочу о прошлом. Здесь все ради будущего. А ты зачем?
– Прошлое не отпускает, – честно признаюсь я.
Лиза дружески треплет меня по голове:
– Девчонки таких любят.
– Каких таких? Чокнутых?
– А кто еще всегда по-людски.
– Наш Михалыч вчера. Вы сегодня. – Я спохватываюсь: – А раньше тем более.
– Скажешь тоже. От любого бойца на фронте пользы в тысячу раз больше.
Я не успеваю возразить. Неугомонная Лиза возвращается к обязанностям волонтера. Я завидую ее энтузиазму. Все-таки она из тех чокнутых, которые всегда поступают по-людски.
Иду дальше, нахожу знакомый павильон «Ремонт телефонов». Жму руку одноглазому мастеру. Кутузов воодушевлен, как и все, и жаждет поговорить.
– Я в первый день проголосовал. А ты?
– Так я же из России.
– Тогда ответь. То, что мы в Россию обеими руками – это не вопрос. А вы нам рады?
Вопрос застает врасплох. В таком ракурсе я не задумывался. Надо, так надо. А чтобы радоваться, нет времени.
Отвечаю, как есть:
– За Крым я радовался, а за вас воевать пошел.
– Только за нас? – придирается Кутузов.
Вспоминаю напутствие Чапая.
– Мы воюем за наше будущее, за Россию. А радоваться будем после Победы.
– Для нас референдум уже победа, – признается Кутузов. – Жаль, что за мир еще придется повоевать. Контуженый, ты знаешь, из-за чего НАТО бесится и с нами воюет?
– Хотят быть главными.
– Они бесятся, потому что убеждены, все стремятся в Европу. У них всё лучшее, все рвутся к ним. Это платформа, на которой базируется их исключительность. А мы выбрали Россию. У них ум за разум, как так? Платформа треснула, они зашатались. Паникуют и сами себе вредят.
– Нам тоже.
– Мы перетерпим, сосредоточимся и победим, – убежденно говорит Кутузов.
– Иначе никак, – подтверждаю я.
Мастер вспоминает наш телефонный разговор.
– Так, ты же по делу. Ты серьезно на счет телефонов. Сам не вспомнил?
Я трогаю голову с разных сторон:
– Тут помню, тут нет.
Шутка помогает унять волнение. Я вспомнил роковой день вплоть до деталей, но всё равно испытываю тревогу. А что, если предателем окажусь я? Возможно, ретроградная амнезия спасает меня от позора.
Кутузов достает пакет с разбитыми телефонами.
– Раз приехал, дело серьезное. Попробую восстановить удаленные сообщения.
Он высыпает перед собой груду запчастей, отсеивает пальцем микрочипы.
– Где чей? – не понимаю я.
– Ты не просил. Хорошо, хоть так сохранилось.
Мастер подсоединяет микрочипы к ноутбуку, проводит манипуляции. Время от времени комментирует:
– Ограничимся последними днями перед кончиной аппаратов?
– Там главное.
– Восстановленное сохраню на ноуте, а потом тебе в смартфон скину.
– Получается?
– Дело мастера боится, если этот мастер, – Кутузов подмигивает и хрипит страшным голосом: – одноглазый.
– Вот бы мне также восстановить стертую память.
Кутузов меняет чипы:
– В этом нечего восстанавливать… А тут имеется.
– А как я определю, где чей телефон?
– Это важно?
– Еще бы.
– Я создам отдельные папки и скину туда же инфу из чатов. По ним разберешься.
– Точно, – выдыхаю я, борясь с нарастающей тревожностью.
Кутузов заканчивает работу. Я протягиваю телефон, он перекачивает в мой аппарат результаты восстановления.
Я касаюсь
