Сергей Зверев - Компромат на президента
– Можно уже и подойти к холмику, цветы положить. Толкаться не хотелось, – Липский прижал цветы к груди.
Братин приехал на похороны без букета, он напоследок скользнул пальцами по груди бронзовой девушки и двинулся следом за Липским. Сотрудники ФСБ в штатском больше не прислушивались к разговорам, они собрались в сторонке и обсуждали полушепотом что-то свое. Семен состроил скорбную мину, нагнулся, положил на самый верх букет белых цветов, отступил на шаг и опустил голову. Кирилл Андреевич застыл рядом с ним, как пионер у Вечного огня.
– Сколько пережито, – проговорил он себе под нос, – сколько выпито. Эх, Миша, Миша…
Сказав это, Братин нервно обернулся. В последние месяц-два он стал чрезвычайно дерганым, настораживался при любом быстром движении неподалеку. Взгляд Кирилла Андреевича перехватил Липский, его нервишки тоже пошаливали. По кладбищенской дорожке бежала женщина лет сорока в черном платье и сбившемся, сползшем с макушки черном полупрозрачном платке. Траур обычно надевают только родственники. Братин и Липский переглянулись. Никто из них такой родственницы Михаила Изидоровича не знал.
– Опоздала? – проговорил Липский и смиренно опустил глаза к земле.
Женщина подбежала к могиле, она тяжело дышала, ее заплаканные глаза горели недобрым огнем.
– Кого здесь похоронили? – срывающимся на плач голосом спросила она, хоть и стояла неподалеку от могильного холмика. Слезы не давали ей прочитать буквы.
– Хайновского Михаила Изидоровича, – важно ответил Кирилл Андреевич.
– Да будьте вы прокляты! – закричала женщина в трауре.
Братин даже вздрогнул от неожиданности.
– Простите… – пробормотал он, надеясь, что просто не разобрал слов.
– Будьте прокляты… почему вы здесь лежите?! А не он!
У Липского нервно дернулась щека, несколько человек, стоявших в отдалении, тут же направились к воротам, не желая быть свидетелями безобразного скандала на кладбище.
– Мы тут не лежим, – мягко вставил Братин.
– Это его место. Мой отец генерал. Почему его должны хоронить за городом? Нам обещали, а потом место вам отдали!
Наконец-то до Братина дошло, из-за чего кричит дама в черном. Он уже был не рад, что вставил пару слов по неосторожности, женщина в упор смотрела на него и ждала ответа.
– Так решили. При чем здесь мы? Успокойтесь, пожалуйста.
– Мой отец тридцать лет армии отдал! Он танковой бригадой командовал. Он заслужил! Это его место.
– Я все понимаю, – встрял Липский, – ваш отец – человек заслуженный, если был директором танковой бригады.
Лучше бы Семен Липский промолчал. «Директор танковой бригады», прозвучавшее от Липского, ни дня не служившего в армии, закосившего от службы по статье «7б», добило женщину.
– Командир бригады! Генерал-майор! Директора – они в магазинах и на торговых базах, – полетел ее голос над могилами, – уроды, денежные мешки, всю Россию скупили. А мой отец…
Братин бросился за помощью к двум фээсбэшникам, курившим у мраморного креста высотой с двухэтажный дом.
– Мужики, я понимаю, что вы здесь по другому делу, но надо эту истеричку убрать отсюда, – для убедительности Кирилл Андреевич вытащил служебное удостоверение.
– Сейчас все устроится, – один из фээсбэшников взглядом указал, куда надо смотреть, – мы меры приняли.
От машины «Скорой помощи», стоявшей неподалеку от ворот, уже бежали двое крепких мужчин в белых халатах, один из них держал в руке пластиковый чемоданчик.
– …я все равно ночью раскопаю и его из могилы выброшу. Здесь будет лежать мой отец, – надрывалась женщина в черном.
Липский пятился от нее к могиле, пока не наступил на край венка. Мужчины в белых халатах действовали без слов, один забежал к женщине сзади, схватил ее за локти, второй, даже не пытаясь закатать ей рукав, вколол в предплечье шприц с желтоватой жидкостью, поршень быстро пошел к игле. Дочь генерал-майора держали крепко, она визжала, но поделать ничего не могла. Через пару секунд крик оборвался, ее голова, криво покрытая черным платком, свесилась на грудь. Фээсбэшники обступили ее и повели к машине «Скорой помощи», на самом деле они несли ее в вертикальном положении, но со стороны казалось, что она идет сама. Новенькая машина с красным крестом быстро отъехала от кладбищенских ворот.
– Миша особой галантностью не отличался, – сказал Братин, – но если бы он мог слышать и говорить, то встал бы из могилы и уступил бы свое место даме.
– Он за него заплатил, а все, что стоит денег, для Миши было свято, – Липский нервно хрустел сцепленными пальцами, – всю торжественность похорон испортила.
Ладонь легла Липскому на плечо, испуг исказил его лицо, словно Семен боялся прикосновения мертвеца. Он медленно обернулся и тут же расплылся в улыбке.
– Яша! Давно мы с тобой не виделись.
– Привет, Сеня, – расплылся в улыбке Яков Цирюльник, – не мог не прилететь на Мишины похороны. Когда узнал, то не сразу поверил.
Братин подал руку:
– А я стою и думаю: ты или не ты? Хорошо выглядишь.
Цирюльник подмигнул:
– Лучше всех Миша выглядит… на фотографии. Пошли, – он похлопал ладонью по могильному холмику, словно надеялся, что и покойный последует за приятелями.
Трое мужчин медленно шли по кладбищенской аллее. Цирюльник отряхивал ладони от налипшего сырого песка.
– Миша мне незадолго до гибели звонил, – сказал он.
– Я тоже с ним перед самой смертью беседовал, – вставил Липский.
Братин тактично промолчал, ведь последнее время он старательно избегал встреч с опальным олигархом, однако «подколол» Цирюльника:
– Ты уже так сильно в Швейцарии корни пустил, что даже говоришь с акцентом.
– Еще учительница русского языка в школе мне замечание делала, будто я говорю с акцентом. А теперь в Швейцарии мне постоянно напоминают, что у меня русский акцент. Вы бы все договорились между собой, выяснили, какой же все-таки у меня акцент… Странный звонок от Миши был, а сегодня и того «страннее» получилось.
Всему сказанному, сделанному незадолго до смерти люди придают большое значение, ищут в этом потаенный смысл. Хотя, казалось бы, какая разница? Человек все делает незадолго до смерти, даже рождается, если брать планетарный масштаб. Липский и Братин смотрели на Цирюльника, ожидая продолжения, а тот держал паузу, как хороший мхатовский актер.
– Ну? – не выдержал Семен.
Липский грустно улыбался.
– А мне Миша сегодня приснился, – сообщил Кирилл Андреевич.
– Так вот, позвонил Миша мне и сказал: «У меня прогулочный корабль на Москве-реке есть. И я хочу, чтобы ты с Семеном и Кириллом за меня на нем выпил». «Вместе с тобой и выпьем», – отвечаю ему.
– А он? – насторожился Липский.
– Словно знал, что с ним что-то случится, сказал, что вместе с ним выпить не получится.
– Чего тут странного, – встрял в разговор Братин, – только нелюбопытный не знал, что его арест – дело уже решенное.
– Еще не все, – сухо рассмеялся Цирюльник, – Миша умел сюрпризы готовить. Прилетел я в Шереметьево, а меня на выходе из терминала уже юрист ждет и торжественно мне вручает дарственную на тот самый корабль «Аэлита», – он победоносным взглядом обвел Липского и Братина, – волю покойного исполнить надо.
– Ты на корабль поднимался? – Семен почесал затылок.
– Сразу из аэропорта и заехал. Команда на борту, ждут: оказывается, и их Хайновский предупредил перед смертью.
У кладбищенских ворот стояли только машины Липского, Цирюльника и Братина, все остальные разъехались.
– Жду вас вечерком на корабле, – улыбнулся Яков, садясь в автомобиль, – полюбуемся закатом, посидим втроем, как в прошлые годы. Так что не прощаемся.
* * *Солнце уже коснулось городских крыш, когда к причалу в Коломенском подъехала машина Семена Липского. Бизнесмен выбрался на доски настила, скосив глаза, осмотрел идеально начищенные туфли. Семен всегда и во всем любил порядок. В будке у начала причала никого не было, а вот на палубе виднелась пара официантов в белых пиджаках. Один из них, заметив, что на них смотрят, тут же сбежал к приехавшему.
– Добрый вечер, прошу подниматься на борт корабля, – пригласил он гостя и словами, и жестом – вытянул руку, отступив в сторону.
– Братин уже приехал?
– Вас ждут, – ушел от ответа официант.
Охрану Липский оставил на берегу, так всегда поступал не только он, еще не хватало, чтобы в гостях каждый сидел в окружении собственных охранников. У Хайновского тоже была охрана – и что, сильно это ему помогло?
По надежному трапу Семен Липский поднялся на палубу. Матрос тут же торопливо отвязал швартовы. Загудел двигатель. «Аэлита» медленно отваливала от причала. Корабль уже выплыл на середину реки, когда Липский подошел к столику, за которым сидели Братин и Цирюльник. Липский взялся за спинку свободного стула, но не смог сдвинуть его с места, тот оказался привинчен к полу, как и стол.
