У судьбы на мушке - Сергей Васильевич Самаров
– Товарищ подполковник, вы ранены? – спросил тут же находящийся боец с повязкой санинструктора. – Давайте я вас перевяжу. – Он присел на корточки рядом с Бармалеевым.
Сумка с красным крестом на белом фоне перекочевала с бока на колени санинструктора. Сначала тампоном, щедро политым хлоргексидином, он убрал кровь со щеки и вокруг уха. Потом и повязку поперек головы наложил. Подошел ближе капитан Валерьянов, удачно приземлившийся в окопе в стороне от Бармалеева. Посмотрел на ранение.
– Пустяки, – сказал капитан. – Только мочку уха оторвало. Как срезало. Можно сказать, что повезло. Чуть выше – совсем бы без уха остались. Чуть правее – голову бы оторвало. А так можно жить. Главное, зрение бы не пострадало. А то моей жене ухо прокалывали под серьги, чуть в стороне прокололи. Так она теперь без очков ничего не видит. Даже по улице в них ходит. Уши – дело серьезное, со всеми органами связаны. Берегите уши… – Капитан торопливо отошел в сторону, чтобы встретить прибежавшего своего комбата Кологривского, и сразу, как услышал Бармалеев, начал рассказывать тому историю со своей женой. Не дослушав Валерьянова, Кологривский подошел к Бармалееву.
– Болит? – спросил он участливо и добавил: – Легкие ранения обычно болят сильнее, чем серьезные. Это уже опытом проверено. Но ничего, до свадьбы заживет.
– Так я жену бросать не намереваюсь, – ответил Бармалеев. – А у нас свадьба давно была.
– Это просто поговорка. Не обращай внимания, – сказал майор и отошел к группе бойцов морской пехоты, что принесли носилки с ранеными солдатами, находящимися в санчасти. Рядовой Кичогло пришел вместе со всеми, но своим ходом. Морские пехотинцы были поставлены своим комбатом просто в охрану раненых. Однако, видя, как мучаются при беге с носилками санитары и санинструкторы, они решили сменить их и раненых в свой окоп доставили сами. И тут же стали грузить носилки в санитарные машины, прибывшие из госпиталя.
– Что у вас, товарищ подполковник? – спросил врач одной из машин, остановившись рядом с Бармалеевым.
– Пустяк… – отмахнулся комбат. – Пулей мочку уха оторвало.
– Давайте я посмотрю, – не унимался врач и даже руку к повязке протянул.
– Не надо. Санинструктор уже посмотрел и перевязал…
И, не дождавшись, когда врач уйдет и оставит его в покое, подполковник сам, якобы по срочным делам, удалился в блиндаж – в одну дверь вошел, в противоположную вышел… Но по другую сторону блиндажа увидел, что со стороны дороги от боевой машины пехоты в батальон направляется полковник Скорокосов… Бармалеев поднял руку, приветствуя полковника.
– Прорвался? – спросил полковник.
– И даже без особого труда, – ответил Вилен Александрович. – Впечатление такое, будто нас там держать боялись…
– Ранен? – Полковник кивнул на повязку.
– Мочку уха отстрелили вместе с частью шлема.
– Ну, шлем – это не больно, – пошутил Скорокосов, желая хотя бы так поддержать комбата. – А ухо… до свадьбы заживет.
– Я с женой разводиться не намерен. Уже тридцать два года живем.
– Это я так… Поговорка такая, – отмахнулся Скорокосов. – Что с потерями?
– Начальник штаба еще не докладывал. Я пока не в курсе…
А тут и майор Лаптев как раз подошел. Смотрел мрачнее тучи.
– Что с потерями? – спросил у него Бармалеев. – Товарищ полковник интересуется.
– При прямой атаке на окоп противника основные потери понес батальон морской пехоты. Но они сами виноваты. Разведывательный взвод батальона во главе со старшим лейтенантом Савченковым по окопу «бармалеев» на них двинул и нарвался на засаду в блиндаже. Погибли двенадцать человек из тридцати одного. В том числе погиб и командир взвода. Четверо получили легкие ранения. В основном, осколочные, от гранаты подствольника. При переносе раненых через окоп, а их тоже морские пехотинцы охраняли, были ранены два морпеха, один из них – тяжело, носилки с раненым бойцом собой прикрыл. И там же убиты два санитара. Тот, что легко ранен, предпочел остаться в строю.
– Это я, особенно в последнее время, часто слышу – «предпочел остаться в строю» – это что, Николай Николаевич, новая мода на геройство?
– Не думаю, товарищ полковник, – не согласился со Скорокосовым майор Лаптев. – За модой наши бойцы не гонятся. Я бы отнес это к привычке: привычное окружение, привычный командир, друзья, привычные обязанности… А после госпиталя, если комиссия признает тебя годным для службы, – новое подразделение, с которым еще следует сжиться, сработаться, новое командование со своими привычками. И все остальное в том же духе.
– Да, приучаться к новому сложно, – согласился Скорокосов.
– А я что говорю! – Майор почесал свою отросшую за двое суток почти постоянных боев щетинку на подбородке, демонстрируя таким образом, что с непривычки борода – и та чешется. Он вообще-то привык бриться каждый день, стремясь подать пример бойцам, и от офицеров батальона того же требовал. Поэтому солдаты в батальоне были всегда гладко выбриты, а усы носил только один из офицеров – командир отдельного взвода старший лейтенант Волокушин, но и он ссылался на то, что родом с Северного Кавказа. А там встретить мужчину без усов – все равно что встретить женщину с усами.
– «Бармалеи» зашевелились… – сообщил Бармалеев. – Они изначально хотели на наших плечах на нашу позицию выйти, но слишком асинхронно к нам на той стороне фронта приближались – часы, похоже, просто не сверили. И мы их подразделения по отдельности уничтожили. А теперь они очухались и решили идти в атаку. Кто-то им, должно быть, сверху приказал, и они готовы приказ выполнить… Словно не понимают, что их для атаки слишком мало осталось…
«Игиловцы», было похоже, в самом деле готовились воспользоваться «коридором», что создали в минном поле «Змеи Горынычи», и попытаться совершить прорыв на позицию, которую уже прочно заняли бойцы батальона спецназа военной разведки и батальон морской пехоты. Кроме того, здесь же ранее стоял и в настоящий
