Высокие отношения - Михаил Рагимов
— Вот и молодец. Быстрая смерть — она для слабаков. Мы лучше помучаемся.
У Мейви вдруг подогнулись ноги, она неловко упала, лицом вниз. Бедняжку выгнуло, глухой кашель затряс тело. Лукас кинулся поднимать, сам не устоял, упал рядом.
Марселин закатила глаза.
— Так, вы тут! Я туда. Не уходите никуда.
— Некуда, — прохрипел, отплевываясь, Изморозь. — Арбалет возьмешь?
— Возьму, как иначе?
Студент медленно стянул лямку, кое-как отстегнул колчан.
Марселин наступила на стремя, кое-как всунув туда сапог, облепленный грязью. Натянула тетиву, вложила короткую толстую стрелу.
— Удачи! — шепнул Лукас. — Ты как на войну…
— Гиенам под хвост ту удачу. На войне проще без нее.
— Ну тебе всяко виднее.
— Ага…
Марселин, сжимая заряженный арбалет, продралась сквозь комья запаханного на зиму поля, просочилась сквозь реденький подлесок — все, толще мизинца выбрано, чтобы сгореть в печи. Вышла на внезапную узенькую тропинку — похоже, козы пробили, к ручью бегая — вон, как подрезана-подгрызена трава!
И остановилась. От хутора несло нехорошей, пакостной тишиной. Похожая стоит в запертых на ночь мертвецких, где разве что мыши копошатся по темным углам… Марселин прислушалась. Нет, слышно какое-то движение. Шуршание, легкий стук…
Пролетел порыв ветра. Захлопал ветвями высокий тополь, чей серебристый ствол тянулся свечою в небо.
Взлетели с громовым грохотом сотни ворон. Марселин дернулась от мимолетного испуга, чуть не выстрелила в никуда — удержалась в последний миг.
Плюнув на осторожность — да и к чему она сейчас? — останься кто из живых, птицы были бы не так беззаботны, девушка двинулась напрямую. Перелезла, предварительно пошатав, невысокий плетень — через такой скакать опасно, с другой стороны могут быть натыканы заточенные колышки, специально для непрошенных гостей. Ну или сам забор, при определенных усилиях, падает, роняя оседлавшего его негодяя, точнехонько на те самые колышки.
Прошла, ругаясь, сквозь заросли малины, держа арбалет на вытянутых руках — не хватало еще, чтобы шальная колючая плеть стеганула по спуску. Оказалась на заднем дворе. Огляделась. Птицы над головой оглушительно каркали, возмущаясь вторжением.
На первый взгляд, все было тихо. Тишина и вороны отлично вязались в один узел… Марселин погрозила птицам кулаком, и, разрядив арбалет — ни к чему он сейчас, двинулась дальше.
Миновав кривобокую постройку над выгребной ямой — по вони опознавалась безошибочно, прошла мимо длинной невысокой стены с парой маленьких окошек — какая-то хозяйственная пристройка к дому. Шагнула за угол, и выругалась.
Посреди крохотной «площади» меж тремя жилыми домами и всяческими сараями, вповалку лежали убитые люди. А по ним ходили то ли самые наглые, то ли самые обожравшиеся вороны, то и дело, вонзая клювы в остывшую плоть.
— Ну и дела… — произнесла девушка. От звука собственного голоса стало как-то совсем неуютно. Марселин передернула плечами, подошла поближе, жалея, что разрядила арбалет — так и хотелось вбить стрелу в какую-нибудь наглую птицу, раз уж нет врага посерьезнее.
Селяне. Согнали в кучу, раздели до исподнего, а после порубили и покололи. Два старика, четыре бабки. Парень, годов Лукаса… Женщин помладше то ли не было, то ли одно из трех — лежат зарезанные в домах, или бегут, привязанные, за конями людоловов.
Марселин прикусила губу, покачала головой. Нет, что-то сломалось в мироустройстве, раз такие дела происходят.
Впрочем, что жалеть и философствовать? Явно, что сюда никто не вернется еще день-два. А значит, можно спокойно разместиться. Отогреться, да отоспаться. Главное, не пускать Мейви сюда. Она девчонка опытная, но лучше не стоит. Зрелище мертвых людей, обглоданных воронами — одно из тех, которых лучше не иметь в жизненном опыте.
* * *
Первый кабак подвернулся аж через пять дней. Желания его разносить поубавилось. Да и изначально-то не особо присутствовало. Чай, не молодой наемник — первопоходник, чтобы дурь свою прилюдно выказывать.
Но напиться стоило. Славное дельце, удивительно легким оказавшееся, обмыть. И Керфу обещал. И вообще — надо. Не старик чахоточный, чтобы над наперстком до утра кряхтеть, от запаха пьянея. А тут, вроде и заведение приличное — аж три этажа! И конюшня отдельная, и дорога гравием засыпана, не лужа на луже!
Флер с Фазаном остались у лошадей. Фазан не любитель публики, а Флер беспокоился за Судьбу — гиена ненавидела людские скопища, с трудом выдерживая лишь компанию.
Мартин, по праву командира, вошел первым. Распахнул ударом кулака двустворчатые двери на скрипучих навесах, шагнул смело, зная, что створки поймает Керф, не даст им шарахнуть по бокам.
В кабаке тут же стихли разговоры. Ди Бестиа прищурился, пытаясь разглядеть что-то в полумраке. Где-то впереди вроде как вырисовывалась стойка. Вот туда и двинем!
Рыцарь решительно направился вперед, слыша, как топочет за спиной компания.
Пока дошел, глаза привыкли к скудному освещению. И кабатчик уже не казался силуэтом на фоне закопченных досок, а стал весьма основательным бородатым толстяком в грязном и мокром фартуке. С блудливыми глазками подонка, разбавляющего пиво водой, а то и имеющего в полу одной из комнаток внезапную дыру в подвал. Для денежных гостей, так сказать.
— Пива! — грянул с ходу Мартин. Шарахнул кулаком по толстой плахе стойке. Загремели отодвигаемые стулья. Компания рассаживалась с обеих сторон.
— На всех господ-гостей? — угодливо склонился кабатчик.
Мартин милостиво кивнул.
— А вам какого?
Керф радостно улыбнулся, потер ладони, посмотрел на кабатчика. Тот судорожно сглотнул. Почувствовал себя, наверное, свиньей, которую начнут потрошить не зарезав.
— Нашему многоуважаемому командиру две красного. Мне — четыре черного. Остальным — по два светлых. Запомнил?
Для убедительности, мечник стукнул перекрестьем двуручной оглобли по стойке. Та жалобно охнула. Но рассыпаться до поры не стала.
— Запомнил, милостивый господин, запомнил! Как иначе⁈ Два красного, четыре черного, остальных уважаемым господам по два светлого! Ничего сложного!
— А еще, — Керф поманил кабатчика к себе. Когда тот нагнулся, он ухватил пальцами за толстое мясистое ухо и прошептал ласково, точно гадюка перед тем, как вонзить свои клыки в ногу неосторожному путнику, — на конюшне нас ждут два друга. Тоже весьма уважаемых господина. Отнеси им шесть светлого, большую миску и пять-шесть фунтов сырого мяса. Понял меня?
— Сырого мяса? — побледнел кабатчик.
— Пять-шесть фунтов, — кивнул Керф, изо всех сил стараясь не рассмеяться — мечник знал, что от смеха его рожа еще страшнее. — Или ты хочешь, чтобы наши друзья съели твое?
— Нет-нет-нет! — затряс головой и руками кабатчик, — я все понял, я все сделаю!
— Ты молодец. Мама могла бы тобой гордиться! — отпустил ухо Керф.
Кабатчик отдернулся назад, забегал за стойкой, раздавая указания двум помощникам. Растирая сломанное ухо, он старательно не смотрел на наемников.
Те же, в ожидании пива, громко считали, намереваясь после цифры «тридцать» начать разносить кабак. Братья-разведчики даже ремни повыдергивали и намотали на руки, готовые хлестать пряжками направо и налево — хвататься за мечи в таком месте — пошлость.
Но прислуга успела. Выставила вовремя, даже с небольшим запасом по счету!
Первые кружки вошли в иссохшиеся глотки, как в сухую землю, как тещи под лед, как ножи в масло… То бишь, моментально, и без следа.
Следующая порция пилась куда медленнее. Отфыркиваясь и смакуя. Очевидно, Керф так впечатлил хозяина, что даже пиво казалось плотным, и, если и разбавленным, то очень в меру. А может, так чудесно подействовала серебряная монетка? Кто знает…
К третьему кругу, на стойке появилось несколько мисок с сухарями, обильно посыпанными крупной сероватой солью.
— Откуда продукт, хозяин? — поинтересовался Мартин. Во времена оны, рыцарю довелось работать с Островом. Разумеется, по соли. И он неплохо разбирался в этих кристальчиках.
— Местная, — буркнул кабатчик, косясь на Керфа. Впрочем, одноухий мечник лучезарно улыбался и не проявлял ни малейшей злобности. Солнышко лесное, мягкое и пушистое, а не человек!
— А ну давай, опробуем! — Ди Бестиа подцепил несколько сухариков, отправил в рот. Захрустел.
Что кабатчик, что Керф наблюдали за ним с нескрываемым интересом.
— Ну как? — спросил товарищ, когда Мартин справился с первой линией обороны, и хруст прекратился.
— В общем… — рыцарь задумался.
С каждым мгновением его задумчивости, ухмылка Керфа становилась все страшнее, а кабатчик все бледнее.
— Есть можно, — выдал, наконец, он вердикт.
— Плохо, — выдохнул Керф.
— Слава Пантократору! — выдохнул кабатчик.
Торжественность момента сбил взрыв хохота из дальнего угла.
Мартин оглянулся.
С дюжину наемников. Пьют кальвадос с граппой или
