Высокие отношения - Михаил Рагимов
Он, впрочем, так и сделал чуть позднее. Ведь придя в себя, увидел господина Фуррета, который лично явился, дабы пресечь безобразия на корню, и озаботиться последствиями. Не выдержал бедняга, осуждения в добрых усталых глазах.
Было время!
Сейчас же «Русалка» и вовсе напоминала склеп, безжизненный и опустошенный — разве что древнего чугунного литья на воротах не хватало. И словно проклятый! В обычном склепе, пусть и разграбленном, хотя бы пауки живут. И летучие мыши селятся. Тут же, словно могущественное заклятие выдернуло обитателей, оставив на местах всех их вещи. Нисколько не удивительно было бы найти на кухне чашку чаю. Еще горячую.
Ди прошла по всему борделю, не забыв заглянуть даже в самую маленькую комнатушку. Она прощалась. С каждым кирпичиком, с каждой плашкой паркета…
За ней шел Йорж, неодобрительно сопя.
Импульсивного циркача, привыкшего к мгновенным решениям, Ди отлично понимала. Нужно бежать из города! И как можно скорее, не тратя впустую ни единого драгоценного мига.
Но взять и уйти? Просто так? Нет. Нельзя. Да и не получится. Слишком многое вложено в «Русалку». И силы, и время, и даже именем поделилась!
Ди провела ладонью по гладкой стене. Прости, моя хорошая, прости! Но иначе никак. Иначе — снова в грязь. Снова в то болото, из которого так сложно выбираться, и так легко вернуться.
Никому и никогда она не позволит себя оскорблять! Никому и никогда! И ничего не сделать с ценой принципов. Чаще всего, они оказываются слишком дороги.
Коридор привел в ее же комнату. Йорж скользнул следом, притворил дверь. Ди подошла к комоду, выдвинула проскрипевший ящик. Вынула оттуда тяжелые портняжные ножницы, протянула циркачу.
— Обрежь волосы. Мне.
— Все? — изумился непризнанный поэт. За последний день он ни разу не принялся декламировать что-то из своих ужасных стихов. Это даже несколько пугало — не заболел ли, не подменили коварные островные парня?
— Примерно по плечи. Получится выше — не страшно. — Ди провела большим пальцем воображаемую линию, на некотором расстоянии от волос. — Как-то так. Понял?
— Разумеется! — Йорж прищелкнул ножницами вхолостую, примеряясь.
— Рука дрогнет, не страшно. Голову только не отстриги.
Йорж на мрачную шутку не ответил. Спохватившись, Ди уточнила:
— Не касайся только! А если заденешь, то не облизывай пальцы. Потом смоем крепким!
— О, бедный Юрг! — вдруг фальшиво-сочувственно взвыл Йорж, — я знал его!
Впрочем, на этом циркач закончил, и продолжать не стал. Благоразумный поступок!
Йорж покачал головой, и молча раскрыл ножницы…
Лезвия срезали волосы с неприятным хрустом. Словно кто-то вел тупой бритвой по коже, и она лопалась…
Ди передернуло.
Циркач тут же отдернул руку.
— Все хорошо? Не задел?
— Нет, все в порядке. Прости. Задумалась… Продолжай, пожалуйста!
— Как скажешь…
Йорж закончил, оглядел свою работу с сомнением.
Ди посмотрела на себя в зеркало. Девчонка с криво обстриженной головой и перепуганными глазами.
— Прости… — Циркач щелкнул ножницами. — Первый раз таким занимался. Веришь, даже овец не стриг ни разу.
— Верю, — кивнула Русалка. — После овец хоть какой-то опыт с женщинами появляется. Но не расстраивайся, — погладила она осунувшегося акробата по плечу, — я верю, что ты старался. Дай их мне, пожалуйста, — протянула она руку. Йорж вложил ножницы в ладонь.
Русалка, взяв за кольца тремя пальцами, ударила лезвием в зеркало, словно стилетом. Осколки брызнули, разлетелись, утонули в высоком ворсе пушистого ковра. Перехватив за лезвия, ударила с размаху, добивая уцелевшие куски по краям.
— Не хочу ее видеть. Она слишком боится саму себя, и того, что ждет впереди, — швырнула импровизированное оружие на кровать, отвернулась.
— Не увидишь, — пообещал Йорж. — Я буду идти перед тобой и бить все зеркала, что попадутся. И все лужи баламутить! Ну пока не привыкнешь, конечно. Или не перестанешь бояться.
Ди внимательно посмотрела на циркача.
Тот ответил взглядом с неприкрытым вызовом.
— Ну и дурак, — покачала головой Русалка. — И надо оно тебе?
— Здесь и сейчас, кажется что надо, — пожал плечами Йорж. — Что будет завтра, то будет завтра.
— Удивительное благоразумие в наше время.
— Стараюсь задавить порывы к верхоглядству…
— Помоги вынести вещи, давитель!
Багажа оказалось удивительно немного — как раз равномерно набить оба вьюка на смирной каурой лошадки, выбранной за тихий нрав и общую неприметность. Ди, хоть и умела ездить верхом, все же предпочитала передвигаться на колесах, ибо искусной наездницей никогда не была.
У циркача с собой вещей и вовсе не оказалось. Все ценное и нужное, тряслось где-то в кибитке, далеко по тракту. Впрочем, Йорж предпочел об этом забыть. Начиналась очередная новая жизнь
* * *
Стоило лишь съехать с тракта, и продвигаться к цели (хоть туманной и неизвестной, но все же цели!) стало куда сложнее! Высокая, удивительно колючая трава, скрывающая кочки и камни. Непролазные кусты, которые приходилось обходить по широкой дуге — полезешь напрямую, и штаны порвет, и от задницы лохмотья полетят! А еще — внезапные ручьи, превращающие все вокруг в одно, тоже весьма внезапное болото — оступился, и по колено мокрый и грязный. И невидимые лягушки квакают с явной издевкой в голосе! Хоть пиявок нет, и то хорошо.
Первое время ругались все. Потом, когда перестало хватать дыхания, один лишь Бьярн продолжил сотрясать воздух громоздкими словесными конструкциями. Как ни странно, но рыцарь до сих пор ни разу не сверзился с седла! Хотя, судя по общей бледности и запавшим глазам, путешествие не доставляло ему ни малейшего удовольствия.
С другой стороны, а кому нравилось-то⁉ Когда выглянувшее ненадолго солнце сменяется завесой черных от злости туч⁈ А с неба то сыпется мелкий холодный дождь, то мокрый снег⁈ В такое время нужно сидеть дома, у очага, с доброй бутылью хорошего кальвадоса или, по крайней мере, с ящиком пива. И за дверь даже носа не казать!
Направление, назначенное дорогой, привело компанию к высокому длинному холму. Этакая гряда водораздела, меж двумя полузатопленными ложбинами.
Бьярн, которому было тяжело слезать без помощи, остался в «седле». Остальные же, оставив на попечение рыцаря вторую лошадь, груженную их жалкими припасами, полезли на холм. Обсушиться, обогреться, а заодно, и осмотреться. Изредка мелькающее солнце ориентироваться позволяло. Но расстояние-то, не узнаешь, сколь на него не пялься!
Выбравшись на верх, со стоном попадали, давая роздых одеревеневшим от усталости ногам — не одну лигу отмахали, и это если по прямой считать, без учета местной земельной кривости!
Отлежавшись — недолго это было, народ все же привычный к хождению, начали шевелиться — не хватало еще замерзнуть насмерть — то-то Бьярн посмеется, узнав!
Рош подобрал валяющуюся толстую ветку с блестящей черно-красной корой — и как сюда вишня-то добралась? Ножом начал снимать слой за слоем мокрую древесину. Бригг, тем временем, резал траву, расчищая небольшой участок под будущий костерок. Добравшись до сухой сердцевины, стражник настрогал невесомых коричневых «паутинок» с ветки, сложил их шалашиком, сунул внутрь кусок разлохмаченного трута, начал чиркать по огниву…
Глядя на огонек, жадно кусающий стружку, Хото пошевелил пальцами в сапогах. До боли в зубах захотелось разуться, развесить на просушку мокрые портянки на рогульки у костра. А после, завернуться в оделяло, да и задрыхнуть до утра. Желательно, без снов.
Но стоит лишь расслабиться, себя уже не собрать. Расползешься медузой.
Соратники, разобравшись с огнем, начали потрошить мешки, выкладывать на обрывок полотенца остатки снеди… Если не добраться до людей в течение завтрашнего дня, то все, останется только лягушек жрать. Которых нужно еще суметь наловить! Желудок от мысли о прыгающее-скачущих, сам заквакал, весьма протестующее.
Высота перекатился на ноги, чувствуя, как жалобно скрипят суставы. Неуклюже залез на высокий камень, вытянутым плоским кирпичом торчащий из земли — то ли древнее надгробье, то ли ветер так прихотливо обтесал, он умеет!
За спиной — захваченная Островами Сивера. Впереди, за россыпью холмов — Ревено. Тоже во власти захватчиков, но куда более страшных! Невидимая зараза безжалостна и неистребима, сколько ведер уксусу не потрать, и хоть весь можжевельник в округе спали.
Соваться туда — чистейшее безумие. Кордоны не зря стоят. Нет, Ревено отменяется безоговорочно.
Хото обратил
