Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи

— Господин Казанцев, могу я поговорить с вами наедине? Надеюсь, вы ничего не имеете против? — спохватившись, обратился Алек к террористу.

Тот равнодушно пожал плечами. Операция может пройти успешно или нет, но главного козыря никто не выбьет у него из рук. И все они не могут этого не учитывать…

2 секретарь тяжело поднялся и проследовал за американцем в приемную.

— Скажите, ваше правительство действительно категорически отказывается выдать картины?

— Мне очень — Казанцев прямо взглянул в глаза собеседнику — очень жаль, но именно так звучат мои инструкции.

— Вы понимаете, чем рискуете?

— Я понимаю. Но мне не известны соображения, которыми руководствуются несущие ответственность люди в Москве.

2 секретарю было крайне неприятно хотя бы косвенно критиковать своё начальство перед этим янки, в конце-концов, он всю сознательную жизнь был кадровым военным и разведчиком, бесприкословно исполняющим приказы, но то, что творилось наверху отдавало полным безумием, от которого он чувствовал острую потребность дистанцироваться.

„А этот тип не так прост“ — мелькнуло в голове Мак Рейнолдса, но вслух он сказал:

— В нашем распоряжении остались жалкие четыре-пять часов…

— Террорист заявил, что уже через четыре он должен покинуть Испанию. Сигнал на уход истребителя должен дать его сообщник, когда картины будут надежно в их руках и они убедятся в отсутствии слежки — перебил его Казанцев.

— Тем более. Собственно говоря, каких действий ожидает от вас ваше начальство? — Алек заметил, что выдержка временами начала ему изменять и приказал себе избегать этого.

Казанцев грустно пожал плечами:

— Похоже, Москва занята только картинами, по крайней мере ни о чем ином речи не было. Если они в ближайшее время ничего не сообщат, то согласно обычной практике, убедившись, что террорист на уступки не идет, я должен арестовать его и ждать дальнейших указаний.

Вся преступная бессмысленность такого поведения бросилась Казанцеву в глаза особенно отчетливо, когда он заговорил об этом вслух. Инструкции предстояло выполнить, но скрывать своё к ним отношение? Какой смысл? Чем те, кто принимает решения в Москве лучше этого бандита? Ещё хуже! Тот требует не принадлежащие ему картины, а эти хотят заполучить чужие жизни.

— Вы намерены соблюдать эти инструкции?

Сергей Иванович ответил собеседнику внимательным взглядом:

— А как бы вы поступили на моем месте?

Это был самый сильный аргумент, который и Мак Рейнолдса ставил в тупик. Военный или разведчик имеет определенную свободу действий лишь до той поры, когда получает ясный и недвусмысленный приказ. Отказ выполнять такой приказ в состоянии военного времени карается расстрелом на месте, в прочих условиях отстранением со службы или судом. Казанцев получил свой приказ и Мак Рейнолдс знал, что не имеет морального права требовать от собеседника преступить его; сам Алек подозревал, что на его месте поступил бы также. Или во всяком случае, испытывал бы к тому огромный соблазн. Нарушить подобный приказ означало не только поставить крест на собственной карьере и благосостоянии семьи, означало также лишиться в своей среде друзей и уважения, поскольку в любой структуре имеющей принцип военной организации, к неисполняющим приказ относятся одинаково — с презрением. Мог ли он требовать этого от Казанцева? Совесть подсказывала — нет.

— Хорошо. Помимо удовлетворения требований террориста, у вас есть иные предложения для спасения самолета?

Казанцев на секунду задумался.

— Можно обезоружить его и попытаться допросить, так сказать, с пристрастием. Может быть он врет и сигнал на уход истребителя может дать сам. Во всяком случае, радиотелефон у него в левом внутреннем кармане пиджака имеется. Возможно, нам бы и повезло.

— А если нет? Если террорист не врет или под вашим допросом с пристрастием не расколется? Где в таком случае гарантии, что он выполнит свои условия, даже если получит желаемое? Может распорядиться сбить лайнер хотя бы из мести. Не исключено?

— Пожалуй. Тогда остается только одно: свяжитесь с вашим руководством и доложите об условиях Москвы. Вы же в состоянии оказать давление по дипломатическим каналам!

Казанцев знал, что не должен этого говорить, что это дистанцирует его от той системы, которую он здесь представляет и в какой-то частичке сознания Сергей Иванович ощущал себя сейчас предателем. Одно дело, сквозь зубы проклинать собственное начальство и совсем другое, советовать какому-то американцу, как лучше приказы этого самого начальства обойти! Казанцев всегда был лоялен системе в своих действиях. И, по крайней мере, старался быть ей лояльным в своих мыслях. Иногда это не удавалось, но то, что он сейчас сказал он не должен был говорить, нет…

— Я это несомненно сделаю. И вот ещё что: у меня в компьютере есть некоторые данные на людей, которые чисто теоритически могут выступать в роли заказчика для шантажистов. Я попытаюсь что-нибудь найти, но — Мак Рейнолдс пожал плечами — времени мало. Вы же пока присматривайте за этим типом.

— Прекрасно. Я всегда завидовал информационной и технической оснащенности американцев — на лице 2 секретаря мелькнул слабый отблеск надежды и впервые за долгое время он улыбнулся, направляясь обратно в кабинет.

Алек задумчиво проводил его взглядом.

Лэнгли, штаб-квартира ЦРУ, время 08:04

Директор Управления был в бешенстве. Русские вели себя совершенно непредсказуемо и это уже начинало выходить за их обычные рамки. Согласно всем прогнозам, они не могли не выполнить требования террористов, раз уж ситуация не позволяла иным способом обезопасить жизни трехсот человек. Но начальник отдела зарубежных операций пять минут назад с перекошеным лицом ворвался в его кабинет и сообщил… Нет, в это невозможно было поверить! Согласно донесению Мак Рейнолдса из Мадрида, русские, будучи не в состоянии иным путем спасти лайнер, отказываются выдать картины! Даже вне зависимости от особой заинтересованности ЦРУ в этом рейсе, случай из ряда вон выходящий. И теперь он, директор Управления, опять должен информировать Президента о новой стороне дела. Достаточно того, что Президет был в шоке от самого факта подобной угрозы гражданскому самолету, присутствие на борту сенатора Робертса ему тоже ничего хорошего не обещало. А теперь такой оборот!

Проклиная про себя всё на свете, Директор поднял трубку:

— Соедините меня с Президентом Соединенных Штатов!

Через несколько минут связь была установлена.

— Сэр, мне только что стали известны новые обстоятельства, касающиеся этого злополучного рейса…

— Я надеюсь, всё в порядке, Майкл? — голос Президента звучал обеспокоенно — в смысле, самолет не потерпел катастрофу?

— Нет, сэр… Пока во всяком случае.

— Что значит „пока“? Вы не могли бы выражаться яснее?

— Видите ли, сэр, русские ведут себя иначе, чем мы этого от них ожидали и иначе, чем обычно правительства реагируют на подобные инциденты.

— То есть как?

— Дело в том, что они не нашли способа избавить лайнер от угрозы, однако на уступки террористам идти категорически отказываются. Честно говоря, мы этого от них не ожидали.

— Одним словом, вы хотите сказать, что у вас нет предложений по спасению самолета — голос Президента повысился на полтона.

„Начинается“ — с неприязнью подумал Директор.

— Именно об этом я и хотел поговорить с вами, сэр. У нас слишком мало времени, чтобы использовать обычные для ЦРУ каналы. Поэтому могло бы оказаться разумным, вам самим выйти на связь с русским Президентом и потребовать от него конкретных действий и гарантий. Может быть, он просто недостаточно информирован об инциденте.

— Может быть — задумчиво проговорил Президент — я вообще с трудом себе представляю, насколько он сейчас в состоянии усваивать информацию. О том, что происходит с ним в больнице вы меня недостаточно хорошо оповещаете, Майкл!

Шутка прозвучала плоско.

— Мы делаем всё, что в наших силах, сэр — отрезал Директор. Вступать с Президентом в неотносящуюся к делу дискуссию он считал сейчас излишним. Времени оставалось немного…

— Хорошо, Майкл. Я выйду с ним на связь, это потребует несколько минут. О результатах разговора мой секретарь вас проинформирует. Однако — Президент запнулся — реакцию своего коллеги я предсказать не могу. Его способность сейчас принимать и выполнять решения кажется мне невысокой. А на его окружение мы влияния не имеем — усмешка в голосе Президента не казалась слишком веселой.

— Постарайтесь проявить настойчивость, сэр. Мы оказались в тупике из которого пока не видно выхода.

„А если пресса узнает, что об инциденте мы были осведомлены и ничего не смогли сделать, нам придется делить с русскими ответственность за сбитый ими самолет.“ — Президент молча выругался.