Александр Терентьев - Из штрафников в разведку
…Разведгруппа построена. Лейтенант Миронов принимает доклад сержанта о полной готовности, беглым взглядом окидывает бойцов и обращается к усатому старшине: «Мы готовы. Командуй!»
Старшина оказался прав: к вечеру небо затянуло тяжелыми серо-синими тучами, громыхнуло раз, другой – и пошел дождь. Чуть позже разведчикам пришлось уходить в ночь под аккомпанемент грозовых раскатов, сопровождавших огненные росчерки ветвистых молний, заливавших округу мертвенно-голубым светом. Дождливая глухая ночь – хорошая пора для разведвыхода. И гроза разведчикам только на руку. Правда, мешают предательские всполохи молний, что сродни вражеским осветительным ракетам, но тут уж ничего не поделаешь – природе нет никакого дела до забот и желаний человека…
…Стая серебряных полярных волков отправляется на охоту. Не знающие ни усталости, ни жалости матерые жилистые хищники бесшумными тенями мчатся по заснеженным просторам бескрайней тундры, залитой холодными отсветами северного сияния. И нет на свете силы, способной остановить голодную стаю, умеющую долгими часами преследовать жертву, загонять ее и убивать одним точным и неотвратимым ударом. И нет силы, способной спасти ветвисторогого оленя или длинноногого великана-лося, если по их следам летят серебряные призраки Севера…
Глава 28. Июнь 1944 года. На задании
– Что делать будем, лейтенант? – Нечипорук обессиленно привалился спиной к обросшему мхом стволу старой ольхи и, не глядя на командира, криво усмехнулся: – Чи дальше побежимо, чи пидемо геройской смертью вмираты? Тогда уж поскорее бы, а то на бегать у Гриши уже сил нет, да и ноженьки он по самые коленки сносил! Не, ну надо же было так напороться, а! Как слепые курята под топор попали! Командир, ну что ты молчишь? Я спрашиваю, что дальше делать будем?
– Для начала водички отхлебни и как баба кудахтать перестань! – устало огрызнулся Миронов, отсоединяя рожок автомата. Пальцем надавил на верхний патрон, досадливо качнул головой и принялся сосредоточенно набивать магазин, доставая из вещмешка масляно поблескивающие цилиндрики. – Это война, Гриша, и не мне тебе рассказывать, что здесь и на самых умных генералов бывает проруха, а не только на старух, лейтенантов и одесских ухарей вроде тебя. Просто она, сука, позабавиться решила: в кости на нас сыграла. И вместо шестерок нам выпали две единицы – не часто, но бывает.
– Кто она-то? – непонимающе вскинулся Нечипорук. – Лейтенант, я и сам языком потрендеть люблю, но ты, по-моему, уже через край хватил! Ты маленько попонятнее можешь? Про кого ты толкуешь?
– Судьба, Гриша, судьба – про нее, родимую, и говорю. – Алексей снарядил рожок и легким ударом ладони вставил его в приемник. Поставил на предохранитель, удовлетворенно кивнул и положил автомат на траву. Посмотрел на по-прежнему затянутое тучами вечернее небо и продолжил: – А насчет что делать я тебе отвечу совсем просто: приказ выполнять! Пока жив хотя бы один из нас, мы будем выполнять приказ командования. Нас трое осталось, а три человека – это вполне боеспособная единица Красной армии! К тому же мы разведчики, а не какие-то там хухры-мухры! Вот такой получается расклад… Вопросы есть?
– Насчет боеспособности нет вопросов, – мрачно кивнул Нечипорук. – А вот по заданию есть! Ты, лейтенант, только не обижайся и за пистолет не хватайся! Ты мне честно скажи, ты всерьез веришь, что мы втроем сможем с целой оравой фрицев совладать? Ну, хорошо, выйдем мы к тому мосту – это мы еще сможем. Я даже допускаю, что нам удастся его разминировать – вон, Хайдаров в этом деле дока! Да и вообще – как мышь в любую норку пролезет… Но дальше-то как? Немцы усекут, что заряды не взорвались, и по новой все за полчаса наладят! Как мы им помешаем? В атаку дружно попремся? И сколько мы сможем продержаться, как твой майор говорил, до подхода основных сил?! Минуту, две? Или целых три?!
– Барана едят по частям, – негромко подал голос Усман Хайдаров, узбек, недавно появившийся во взводе, но уже зарекомендовавший себя с самой лучшей стороны – и бойцом Усман оказался на удивление хладнокровным, и стрелком неплохим, и товарищем надежным. Но в группу Миронов взял немногословного узбека в первую очередь как мастера подрывного дела: Хайдаров умел на ощупь определять тип любого взрывного устройства и так же вслепую обезвреживать практически все известные мины – как советские, так и немецкие. – Думаю, командир прав: приказ есть приказ. Пойдем к мосту, посмотрим, немножко понюхаем, а там и решим…
– Как бы нам нюхалку не отбили раньше, чем солнышко взойдет, – уныло вздохнул Нечипорук и вяло пошутил: – Солнце всходит и заходит, а мы все нюхаем цей мост. Как донюхаем, сдаеться, усих снесуть нас на погост!
– Дурак ты, Гришка, – беззлобно отозвался Хайдаров и по-восточному провел ладонями по лицу – словно умылся. – Зачем погост? Иншалла – на все воля Аллаха! Угодно будет Всевышнему – подождет погост! А если нет… Что ж, тогда такой кысмет – судьба по-вашему. Командир, ты на Гришу не сердись: у него язык впереди мысли скачет. Но он хороший воин – крепкий и надежный. Ты не думай, мы все как надо сделаем! Усман не подведет и Гришка не подведет – все хорошо будет…
– Спасибо, Усман, – хотелось бы верить в это самое «хорошо»! Твоими бы устами… – Миронов лег и, подкладывая под голову вещмешок, сказал: – Ты покарауль часок – мы с Григорием чуток подремлем. А потом двинем дальше – к нашему… барану. Ты прав: на месте понюхаем и там же все решим…
Меньше всего сейчас Алексею хотелось вести пустые разговоры. О чем? О том, что его группа напоролась на немцев и потеряла большую часть бойцов? Миронов умом, конечно же, понимал, что в этом нет его прямой вины, но уже въевшаяся в кровь командирская привычка считать себя ответственным за все не давала покоя.
«Если ты настоящий командир, то просто обязан был все предусмотреть! И не допустить… Если ты настоящий разведчик, то должен был почуять опасность! Не предусмотрел, не почуял – значит, ты, Леха, виноват в гибели ребят. Ты – и никто иной! Значит, не настоящий ты командир и разведчик, а так… И дело совсем не в том, что придется об этом писать подробный рапорт и, вполне возможно, объясняться с особистом, а в том, что в глубине души ты все равно будешь считать себя виноватым, даже если командование признает, что ты трижды ни в чем не виновен… Господи, забиться бы сейчас в какие-нибудь заросли погуще, да ткнуться мордой в мох и завыть от отчаяния и бессилия! Нет, брат, ничего не получится – нельзя ребятам показать, что ты не уверен в себе и в исходе дела. Не имеешь ты на это права! Задание должно быть выполнено! И цена никого сейчас не интересует – впрочем, как и твои терзания, сомнения и бабьи истерики. Сдохнуть? Пожалуйста! Но только после выполнения поставленной задачи…»
Не к месту помянутое слово «истерика» вконец испортило настроение – Миронов живо вспомнил тот единственный случай, когда и в самом деле чисто по-волчьи выл, стоя на коленях, и пытался беззвучно докричаться до Бога, в существование которого никогда всерьез не верил. Это случилось примерно через неделю после гибели Марии – тогда Алексей выпил-таки пару стаканов водки и ушел подальше в лес. Сначала просто молча брел, не разбирая дороги и чувствуя, как по щекам струятся мокрые дорожки, а потом упал на колени: «Господи, ну почему так?! За что?!! Если ты есть и действительно все можешь, то верни мне ее! Хотя бы на день, на час… Ну, хочешь – забери мою жизнь, но ее верни! Молчишь?! Молчишь… Тогда я скажу: да ничего ты не можешь – сказки это все и больше ничего… Ни-че-го…»
Лешка так никогда и не узнал, что его слабость случайно увидел Гриша Нечипорук, наткнувшийся на командира во время возвращения со свидания с очередной сестричкой из санроты. Видел, но ни единой душе балагур и трепло Гришка так и не проболтался – разведчики своего лейтенанта любили и искренне ему сочувствовали, интуитивно понимая, что роман Миронова с Машей никак нельзя было назвать обычной легкомысленной интрижкой, коих на фронте хватало с избытком и о которых в минуты отдыха любили посудачить мужики…
К мосту разведчики вышли глубокой ночью, снова выдавшейся темной, дождливой и совсем не по-летнему холодной. Несмотря на то что такая погода им и была на руку, все трое уже втайне проклинали сырость, доставшую уже до самых печенок. После недолгого наблюдения удалось выяснить, что мост не так уж и велик: метров сорок, три пролета, два ряда опор быков. На первый, поверхностный, взгляд и охранялось сие инженерное сооружение весьма небольшими силами: разведчики насчитали пятерых, обитавших в небольшом домике, уютно дымившем трубой на противоположной стороне реки.
В течение следующего дня группа, меняя друг друга, вела непрерывное наблюдение за немцами и пыталась рассмотреть каждый камешек опор, переплетение балок и настил – по мнению Хайдарова, именно под настилом и могли прятаться ящики с взрывчаткой, если фрицы и в самом деле планировали взорвать мост в случае чего.
