Операция «Мрамор» - Иван Павлов
Террорист умолк, но тут же заорал, поскольку Носов провернул нож в его бедре.
— Отвечай, — сказал Ухо.
— Иностранцы… — заорал бандит.
— Американцы? — спросил Зам.
— Я не знаю, наверное… Они говорят по-английски между собой, я не знаю! — ответил бандит, едва не теряя сознание. Он тяжело дышал и исподлобья смотрел на них.
— Вас всех убьют, собаки… — выдохнул он.
Договорить ему не пришлось. Носов легко вынул нож из его бедра и с коротким замахом всадил бандиту в сердце. Тот забился в конвульсиях и медленно сполз на мокрую траву.
— Хороший улов может получиться, — раздался в наушниках голос Никулина. — Возьмете хотя бы одного теплого иностранца, будет бонус.
— Используем транспорт? — хмыкнул Кит, кивая на «Урал».
— Надо немного переждать, типа разгружали, потом посадим этого за руль, — кивнул Петров на водителя, — и поедем…
— А мы в кузове будем задыхаться? — спросил Фил.
— Ты прав, — согласился Николай. — Придется этим двоим разгрузить авто… Саш, попроси их.
Николаю не давала покоя какая-то глупая мысль. И вдруг его осенило:
— Парни, а вот скажите мне, почему предприятие называется крематорий, но трупы в нем не сжигают? Только размораживают… А тех, кто не захотел оживать, выбрасывают в лес?
— Кстати, да! Почему? — задумался Ключевский. — Лес удобряют?
Все посмотрели на него как на идиота.
СКАР. Периметр. Административный корпус
Никулин стоял у окна и жадно всматривался в темноту через очки ночного видения. Дождь яростно стучал по подоконнику, стегал листья в лесу, а ветер выворачивал их наизнанку. Но сильнее стихии доносился до командирского уха шум канонады. Треск автоматных очередей, трели пулеметов, глухой звук пушечных выстрелов и дальних разрывов. Рядом на носилках вдоль стены, иногда постанывая во сне, лежал Лощинин. Никулина бесило бездействие. Он стоял здесь и ничего не мог поделать. Связи со штабом не было. Кинуться в бой он не мог. Рядом сидел Бурцев, ковырялся в планшете управления сто тридцать четверкой и, честно говоря, больше раздражал. Одна радость, парни напали на след. И теперь появилась возможность захватить хотя бы одного иностранного консультанта. Захватить, доложить и предъявить. Это оправдало бы все их провалы. А несмотря на то что все члены группы были живы, Никулин считал, миссию невыполненной.
— Вася, как там Лось? — спросил он.
Бурцев оторвался от планшета. Командир задавал этот вопрос уже третий раз за последние пятнадцать минут.
— Спит, — ответил он. — Вы же сами можете видеть его состояние… И не только на своем компьютере.
— А ученый? — Никулин перевел взгляд на подчиненного.
Бурцев вжал голову в плечи, потом распрямился.
— А что ученый? — вскинулся он. — Ученый сидит чего-то пишет. Не отрываясь, строчит какие-то формулы, цифры… Он же живой, чего еще надо?
— Сходи к нему, проверь!
Вася нехотя поднялся и вышел в коридор, специально шаркая ногами по цементной крошке и поднимая пыль. Ученый находился в операционной, как успели окрестить эту комнату бойцы. Он разобрал металлический ящик, разложил его детали по столу и что-то скрупулезно записывал мелким убористым почерком. Он даже не обернулся на вошедшего Бурцева. Весь его вид показывал, что он сильно торопится.
Вася вошел в комнату и, опершись руками на стол, молча стал разглядывать то, что делал ученый. Микросхемы блока управления были аккуратно разложены по размеру. На каждой виднелась наклейка с присвоенным номером. В толстую тетрадь Кущенков записывал номер микросхемы и все, что ему удалось узнать и понять об этой детали. Казалось, он был полностью погружен в процесс. На лбу ученого выступили крупные капли пота, однако его лицо, озаренное светодиодной лампой, было мертвенно-бледным. Он быстро записывал правой рукой, практически одновременно вращая в левой очередную микросхему, изредка бросая на нее быстрые взгляды. Горящая на столе непонятно откуда здесь возникшая свеча отбрасывала по стенам причудливые тени, придавая что-то дьявольское всему происходящему в комнате. Ко всему в комнате просто адски смердело так никем и не выброшенное полусгнившее тело долго не умиравшего бандита. Вася поморщился. Неожиданно Кущенков поднял голову.
— Я знаю, что вы сделали, — быстро сказал он.
Сказано было без злобы, без какого-либо подвоха. Но Бурцева эти слова словно оглушили. Он густо покраснел и, не зная, как поступить и что сказать, начал с глупым видом рассматривать микросхемы. Его пальцы, впившиеся в край стола, побелели от напряжения. Ученый между тем продолжил говорить, не отрываясь от своего основного занятия:
— Вы знаете, я проанализировал свое состояние и понял, что в этих условиях реанимировать меня было абсолютно невозможно. С другой стороны, на меня напала безумная, просто потрясающая страсть к работе. Знаете, как будто мне выпал шанс, пусть и в последний раз, но принести людям большую пользу. Настолько сильно подобные чувства меня еще не охватывали. Как будто весь смысл моей жизни, все то, ради чего я жил и учился, работал, совершал открытия, — как будто все это сконцентрировалось в эту минуту, сгруппировалось и наделило меня новыми возможностями… Вы знаете, я даже какое-то время неплохо видел в темноте. — Ученый снова бросил короткий взгляд на Бурцева. Тот отвел глаза. Ученый улыбнулся:
— Не казните себя. Наверное, ради этого стоило пожить несколько дополнительных часов… Ведь если бы не вы, я бы уже умер. Конечно, очутись я сейчас в своей лаборатории в Москве, я мог бы сделать гораздо больше… Но и теперь нашел много весьма любопытного. Мне открылся весь механизм произошедшего, я понял устройство и принцип действия этих погодных изменений. Всю физику процессов, повлекшую столь печальные последствия, включая мою собственную… гм… смерть.
Бурцев непонимающе смотрел на профессора расширившимися зрачками. Кущенков продолжал добродушно улыбаться. Он сделал небольшую паузу для очередной записи.
— Знаете, никогда мне не удавалось делать одновременно столько дел. Посудите сами, я разговариваю с вами, при этом записываю данные об управляющих микросхемах блока и рассматриваю сами микросхемы. Причем мне с легкостью удается считывать с них информацию, едва коснувшись! Разве это не фантастика?! — запальчиво воскликнул профессор, сделав еще одну запись. — Когда я был жив, мне ничего подобного не удавалось…
Бурцев оторопел и едва выдавил из себя:
— Антон Иванович, но почему вы считаете себя… неживым?
Профессор коротко хихикнул. Потряс
