Михаил Серегин - Палач в белом
– Владимир Сергеевич! Без халата! Игорь Станиславович увидит – будет скандал...
– Подожди! – отмахнулся я. – Ну-ка подумай хорошенько, кто просил зайти меня в архив? Ты не узнала, чей это голос? Ты не слышала его раньше?
Медсестра посмотрела на меня с еще большим удивлением и пожала плечами.
– Понятия не имею, кто это был, – ответила она виновато. – Какой-то мужчина... А что случилось, Владимир Сергеевич?
В ответ я только поморщился и выскочил в коридор, где почти сразу столкнулся с Макаровым, который в компании молодого ординатора куда-то решительно шагал, сунув руки в карманы белоснежного халата и сурово сдвинув брови. Ординатор что-то доказывал ему на ходу, просительно заглядывая Макарову в глаза. Я надеялся, что на меня не обратят внимания, и собирался уже прошмыгнуть мимо, но Макаров резко остановился и придержал меня за плечо.
– Ты чего мечешься? – участливо спросил он. – Почему до сих пор не ушел? Что-то забыл?
– Д-да... Проездной на метро... – соврал я, чтобы побыстрее отделаться.
– Ты его в процедурной забыл? – поднял брови Макаров.
– Нет, просто я напомнил Тане, чтобы она ввела больному Гаврилову двойную дозу никотинки... – продолжал фантазировать я.
Макаров покачал головой и, кажется, мне не поверил. Тем не менее он оставил меня в покое и вновь сосредоточился на признаниях молодого ординатора. Мне же совершенно не хотелось посвящать кого бы то ни было в подробности моих неприятностей, а Макарова после случая в «Камелии» – особенно.
Кое-как почистив в ординаторской костюм и вымыв руки, я отправился по своим делам. Когда я шагал по дорожке к пропускному пункту, в голову мне пришла мысль, что довериться я не могу ни одному человеку в клинике. Вся система больничных отношений была построена на страхе потерять место, на соображениях карьерного роста, на правиле не выносить сор из избы. В принципе это не мешало основному делу и в условиях обыденной трудовой жизни ничем не проявлялось. Но в экстремальных обстоятельствах разобщенность между сотрудниками становилась очевидной.
На проходной я задал единственный вопрос – не появлялся ли сегодня в больнице врач Четыкин. Старший охранник долго глядел на меня, морща загорелый лоб, а потом сдался и сказал:
– Ну-ка, напомни, кто такой... Чего-то фамилия вроде незнакомая...
Я обрисовал портрет Четыкина, и мужественное лицо охранника просияло.
– Вот! Теперь вспомнил! Такой точно был!
– А обратно он еще не выходил?
– Еще не выходил! – подтвердил охранник. – Если только с машиной какой уехал? Мы отъезжающие машины не проверяем, если только это не частники... Но у нас известно, какие частники! Не больно-то их проверишь, правильно? Вот если только он с кем-нибудь уехал, а так нет – не выходил.
Все сходилось – у Четыкина не было сегодня дежурства, и ему незачем было появляться в клинике. Но он появился, чтобы застрелить меня. Задумано было интересно, но, видимо, Роман Ильич мало тренировался и у него дрожали руки. Револьвер с полным барабаном и глушителем оказался слишком тяжел.
Я не стал дожидаться Четыкина на проходной. Во-первых, вероятность того, что он появится с оружием, была крайне мала, во-вторых, неизвестно, когда он появится, а самое главное, мне не было никакого смысла с ним сейчас встречаться – отношения между нами были окончательно определены, и мне оставалось теперь только придумать, как поймать Романа Ильича с поличным. А ему – как поскорее отправить меня на тот свет.
Не думаю, что в подвале за мной охотился посторонний человек. По моему глубокому убеждению, Четыкин не мог решиться доложить о провале своим хозяевам – у него попросту не хватило бы для этого смелости. Он будет изо всех сил пытаться уничтожить меня своими силами, а если в ближайшие два-три дня у него это не получится – не выдержит и сбежит из Москвы. Так подсказывала мне интуиция, но я допускал некоторую возможность, что события развиваются совсем по иному, неизвестному мне сценарию. На это указывало, в частности, наличие тяжелого револьвера с глушителем. Конечно, в наше время при желании можно купить даже танк, но все-таки трудно представить себе Четыкина, выискивающего на черном рынке набор киллера.
Итак, предоставив пока Четыкина его судьбе, я поехал к Марине, надеясь ее уговорить взять на экспертизу загадочную ампулу. Марина была в отпуске, но никуда не поехала и коротала дни в Москве.
– Глупо куда-то ехать одной, – сказала она по этому поводу. – Женщине нужен спутник. Вот дождусь, когда моему спутнику начнут давать летом отпуска, и буду выезжать. Боюсь, что к тому времени вопрос отпусков отпадет сам собой, потому что это уже будет пенсионный возраст...
Марина встретила меня, облаченная в белый купальный халат. Мокрые волосы были закручены полотенцем. Свежее розовое лицо без следов косметики и ясные глаза свидетельствовали о том, что она только что приняла душ и собирается провести день без забот и угрызений совести.
Однако, как только я появился на пороге ее квартиры, лицо Марины заметно помрачнело.
– Та-а-ак! – произнесла она задумчиво. – У тебя что-то стряслось!
– Ну уж, стряслось! – бодро ответил я. – Просто хочу попросить тебя об одолжении.
И я прямо с порога выложил ей свежие новости о гражданине Четыкине, умолчав лишь о бесшумной стрельбе в подвале. Настроение Марины падало на глазах.
– О господи! – с отчаянием сказала она. – У меня такое ощущение, будто все это происходит во сне... На улице лето, птицы поют, люди едут за город жарить шашлыки... И тут врываешься ты и начинаешь бормотать о каких-то зловещих убийцах, о тайных организациях... Ты похож на шамана... И о каком же одолжении ты собираешься меня попросить?
Я сделал загадочное лицо и вытащил из кармана алюминиевый футляр.
– В этой штуке лежит ампула, с которой Четыкин заявился к моей соседке. У меня серьезные подозрения, что ампула содержит какой-то яд. Я хотел попросить тебя провести экспертизу.
Марина бросила на меня уничтожающий взгляд и, не говоря ни слова, ушла в комнату. Последовав за ней, я застал ее сидящей на диване с сигаретой в зубах. Курила Марина только в минуты крайнего раздражения.
– Тебя смущает моя просьба? – сказал я.
– И даже очень! – отрезала Марина, стряхивая пепел на пол. – Мне нужно куда-то бежать, беспокоить людей, заставлять их возиться с отравой, а ради чего? Ты можешь доказать, что ампула принадлежала Четыкину? Что он собирался с ее помощью отправить на тот свет твою соседку? Что он работает на эту самую фирму, наконец? Да ты не сумеешь даже доказать, что он был у Ксении Георгиевны в квартире!
– Сумею! – упрямо заявил я. – Но сначала я должен быть уверен, что в ампуле находится яд, а не вода.
Марина поискала глазами, куда бы выбросить сигарету – пепельниц в ее доме не водилось, – и отправила ее наконец в вазу для цветов.
– Вот что я тебе скажу! – решительно заговорила она. – Сначала сумей доказать, а потом уж, так и быть, я займусь твоей ампулой! В конце концов, у меня отпуск и я хочу забыть обо всем на свете! Меня тошнит от криминалистики и от разговоров о преступном мире!
Марина говорила совершенно серьезно, и я не решился настаивать, тем более что в ее словах был определенный резон. Я аккуратно положил футляр с ампулой на стол и предупредил:
– И все-таки пусть она полежит у тебя. Если появится желание, ты всегда сможешь ею заняться. А я сейчас убегаю – у меня масса дел. И, кстати, в ближайшие дни мы не будем встречаться из-за соображений безопасности. Я не хочу, чтобы к тебе опять вломились посторонние люди с пистолетами под мышкой...
– Ты это серьезно? – подозрительно спросила Марина.
– К сожалению, да, – покаянно сказал я. – Не хотел тебе говорить, но в меня сегодня уже стреляли. Поэтому нам надо держаться подальше друг от друга.
Марина проворно спрыгнула с дивана и вцепилась в мой пиджак.
– Ты... Ты – сумасшедший! – задыхаясь, проговорила она. – Если с тобой что-то случится...
Я взял в ладони ее лицо и осторожно поцеловал в горячие, слегка пахнущие горьким табачным дымом губы. Тревога, мелькнувшая в ее глазах, наполнила мою душу эгоистическим удовлетворением.
– Прости, что напугал тебя, – пробормотал я. – Но все будет хорошо, вот увидишь. Они почти у меня в руках. И, как видишь, они совсем не умеют стрелять.
Марина в сердцах толкнула меня в грудь и сказала:
– В общем, отпуск мой окончательно испорчен! Ладно уж, герой-одиночка! Ступай! Глаза бы мои на тебя не глядели!
Я виновато пожал плечами и пошел к выходу. Марина догнала меня уже в дверях и спросила:
– Как мне хотя бы узнать, что ты еще жив? Можно звонить тебе на работу?
– Ты знаешь, – ответил я, подумав, – лучше не стоит. Я сам тебе позвоню.
И я поскорее ушел, несмотря на то что мне очень хотелось остаться. Но меня ждала насмерть перепуганная старуха и ее неотложные дела.
Следующим человеком, которому я нанес неожиданный визит, был Юрий Николаевич Чехов. Памятуя о его склонности к домоседству, я рассчитывал застать его на месте.
