Андрей Воронин - Слепой. Танковая атака
– Кто это там развлекается? – держа на весу открытую флягу, с оттенком недовольства спросил Кулешов. – Патроны девать некуда? Вон как чешет! Да еще и, насколько я понимаю, по танку…
– Так это наш добрый друг, – покосившись в амбразуру, с кривоватой усмешкой ответил Мордвинов, – заместитель областного прокурора. Денег, что я передал, ему, борову, мало, приспичило из пулемета пострелять! Ну и вы же понимаете: просто так, в туман или по фанерной мишени, стрелять неинтересно, подавай ему атакующий «тигр». «Тигра» мы ему, конечно, не дали, сказали, что не на ходу. Так оно и надежнее, и спокойнее… Не дай бог, движок потом забарахлит – где я к нему запчасти буду искать?
Встав из-за стола, Сергей Аркадьевич подошел к амбразуре и даже без стереотрубы разглядел внизу, метрах в ста от НП, утюжащую сырое после вчерашнего дождя поле «тридцатьчетверку». Явно не желая погибнуть от залетевшей через смотровую щель шальной пули, механик-водитель вел машину параллельно валу, подставляя под обстрел правый борт. Из-под гусениц веером летели комья грязи, на башне отчетливо белели опознавательные знаки: бортовой номер 102 и похожий на частично ощипанного попугая белый орел – герб Речи Посполитой. Один из знакомых Сергея Аркадьевича, дожив до седых волос, ухитрился остаться горячим поклонником старого польского сериала «Четыре танкиста и собака». Человеком он был влиятельным и очень нужным, прямо-таки необходимым, ввиду чего Кулешов, не пикнув, пошел навстречу его странной прихоти – время от времени выезжать в поле на «тридцатьчетверке» с польским гербом, номером сто два и позаимствованной из того же сериала дурацкой кличкой «Рудый» – то бишь, говоря по-русски, рыжий. Ввиду сравнительно широкой распространенности остающихся на ходу «тридцатьчетверок» и, в основном, из-за этой глупой киношной атрибутики «Рыжего» Сергей Аркадьевич слегка недолюбливал, и Мордвинов, скорее всего, руководствовался этой неприязнью, когда решал, какую именно из машин отправить под пулеметный огонь.
На мгновение Сергею Аркадьевичу стало жаль старый танк и даже совестно перед ним. Танк не виноват, что на нем намалевали чужой номер и герб, не виноват, что хозяин его из-за этого невзлюбил, но расплачиваться за глупую людскую прихоть выпало именно ему. Один болван захотел почувствовать себя героем высосанной из пальца истории о том, как два поляка, грузин и овчарка по кличке Шарик сами, почти без посторонней помощи одержали победу над нацистской Германией, другому приспичило пострелять из настоящего немецкого пулемета по настоящему русскому танку… А танк-то при чем?!
«Тридцатьчетверка» лихо развернулась на одной гусенице и, резко изменив курс, пошла прямо на стоящий на забетонированном пятачке у входа в потерну полугусеничный «Вилли», из кузова которого заместитель областного прокурора вел по ней плотный прицельный огонь. Пулемет зашелся длинной, без пауз, сплошной очередью, из чего следовало, что господин советник юстиции порядком сдрейфил. По темной оливково-зеленой лобовой броне запрыгали крохотные, едва заметные с такого расстояния искорки попаданий. Три или четыре сверкнули в опасной близости от смотровой щели: кажется, стрелок испугался всерьез, по-настоящему и вознамерился остановить атакующий танк любой ценой. Механик-водитель тоже, видимо, это понял и, сделав новый крутой разворот, повел «Рыжего» прочь от бронетранспортера, на новый круг. Пулемет замолчал – наверное, кончилась лента, – а потом застрочил снова.
– Полные штаны, – с удовлетворением констатировал Сергей Аркадьевич и, отойдя от амбразуры, вернулся за стол. – Заставь дурака богу молиться… Опять весь танк целиком перекрашивать придется!
– Перекрасим, – пообещал Мордвинов. – Делов-то! Прямо сегодня и перекрасим.
Он щелчком выбросил окурок в амбразуру и, придвинув к столу свободный стул, уселся напротив Кулешова. Тот налил себе и ему коньяка, они чокнулись, выпили и закусили лимоном.
– Между прочим, заедать коньяк лимоном – чисто плебейская манера, – обсасывая лимонную корочку, невнятно сообщил Кулешов. – Зародилась в тяжелые послевоенные годы, когда хорошего коньяка было не достать ни за какие деньги, и пить приходилось обыкновенный коньячный спирт. Вот затем, чтобы заглушить его вкус, народ и придумал закусывать лимоном.
– Да, я тоже где-то об этом слышал, – жуя, согласился Мордвинов. – Но вкусно ведь!
– Это да, – в свою очередь, согласился Кулешов. Пулемет снаружи снова дал длинную очередь. – Ахтунг, ахтунг! Сегодня в лагере дискотека: пулеметчик Ганс достал новые диски, – процитировал он бородатый анекдот. – Даже в детстве не понимал, с какого бока тут какие-то диски. Сроду немцы дисковыми магазинами не пользовались…
– Пользовались, – возразил Анатолий Степанович. – Магазином типа «улитка», например, был оснащен «Бергман» – первый немецкий автомат, с которого наши потом ППД и ППШ, считай, один в один скопировали. Только у «Бергмана» диск крепился слева, а не снизу, и калибр был посерьезнее – целых девять миллиметров. Впервые применен аж в восемнадцатом году на Западном фронте.
– Интересно, наши хоть что-нибудь, кроме лаптей, матрешек и балалайки, сами придумали? – вздохнул Кулешов. – За что ни возьмись, все откуда-то содрано. Да еще и испорчено при этом.
– Матрешку, кстати, придумали японцы, – просветил его Мордвинов. – Как и самовар.
– Тем более, – наливая по второй, буркнул Сергей Аркадьевич. – И откуда ты только все знаешь?
– Из книг. И из бесед с умными, образованными людьми.
– А я, значит, необразованный… Ну-ну. А скажи-ка мне, всезнайка, что полезного ты вынес из беседы с тем умным, образованным человеком, от которого столько шума? Или это просто перевод патронов и свободно конвертируемой валюты?
Мордвинов с вопросительным выражением лица ткнул большим пальцем через плечо в сторону амбразуры, и Сергей Аркадьевич утвердительно кивнул в ответ.
– Если вы насчет Семибратова, то наш приятель сделал все, о чем его попросили: связался со знакомыми из военной прокуратуры, и его свели со следователем, который вел дело. Следака, конечно, тоже пришлось подмазать, но вы же сами понимаете, без этого нынче никак. В общем, нашему приятелю подробно все рассказали и даже позволили заглянуть в дело. На вынос, конечно, не дали, и подробно изучить все материалы он не сумел: все-таки восемь томов – это вам не журнал «Мурзилка». Но, по его словам, все ясно и так. Этот ваш Семибратов – тертый калач. Начинал еще в Афганистане, первый боевой орден привез именно оттуда, а потом пошло и поехало – сколько было «горячих точек», все прошел, ни одной не пропустил. И в какой-то момент своей славной боевой биографии, видимо, понял, что, пока он проливает кровь, кто-то на ней, на его крови, жиреет. А ему швыряет жалкие гроши, чтоб с голода не помер и автомат в бою ненароком от слабости не выронил. Ну и начал, как мог, как умел, исправлять положение. Птица, конечно, не шибко высокого полета, но исполнитель, как я понял, вполне профессиональный. Оружие продавал, так сказать, по совместительству: куда Родина послала, там и торгует, с кем в данный момент воюет, тем свой товар и продает…
– Ай да молодец, – без восторга в голосе заметил Сергей Аркадьевич. – Просто красавчик.
– А что такого? – в интересах справедливости вступился за подполковника Мордвинов. – Он же не планы командования врагу продавал, а просто оружие. Какая разница, от кого именно они его получат, если получат все равно? Свято место пусто не бывает, спрос всегда рождает предложение, и почему там, где могу заработать я или вы, должен зарабатывать кто-то другой?
– Ну-ну, допустим, ты прав. В любом случае, столп принципиальности и образец честного служения Отечеству нам тут нужен, как зайцу стоп-сигнал.
– Отечеству, кстати, он служил честно, – заметил Анатолий Степанович. – Боевые ордена за красивые глаза не дают. Десятки сложнейших, строго засекреченных операций, и ни одного серьезного прокола. Начальство его чуть ли не на руках носило, подчиненные души не чаяли… В общем, как у Лермонтова: слуга царю, отец солдатам. И во всех характеристиках, данных в разное время разными командирами, отдельно подчеркнут нестандартный, смелый и творческий подход к выполнению заданий командования.
– Ну, а то как же, – хмыкнул Кулешов. – Чтобы получать от одной воюющей стороны боевые ордена, а от другой деньги, и при этом оставаться в живых, надо быть очень изобретательным и ловким типом.
– Нужно быть настоящим артистом, – сказал Мордвинов. – Он им и был, о чем свидетельствует его кличка – «Артист». Изобретательность Семибратова ценило не только командование. У группировки, в состав которой он входил, были налажены деловые связи буквально по всему миру – в Азии, Африке, Европе, в обеих Америках, даже в Австралии. Разве что пингвинам в Антарктиде ни одного ствола не продали, да и то, надо думать, просто потому, что не успели… В деле, помимо стрелкового оружия, фигурируют ПЗРК «Стрела» и «Стрела-2», системы залпового огня, минометы…
