Дойти и рассказать - Сергей Владимирович Анисимов
Через минуту, когда он дожёвывал первый кусок и допивал первый стакан (если честно, то это был даже не стакан, а натуральная чайная чашка, из какого-то, видимо, сервиза), дверь снова открылась.
– Здравия желаю…
Вошедший, на которого Николай обернулся, был старше всех остальных, – лет под сорок, пожалуй. В полевой форме, по которой было невозможно определить – старший мичман он, или старший прапорщик. И почему мичман, интересно?
– Семён Валерьевич, полюбуйся, пожалуйста, на клиента.
Это сказал особист, с явным интересом переводящий взгляд с одного из них на другого.
– Это из той пары, которая на секрет второй роты вчера вышла с оружием. Молодой человек заявляет, что он офицер запаса, проходивший сборы – где бы ты думал? В Балтийске. Ты тут задай пару наводящих вопросов, а мы послушаем.
Николай отставил в сторону пустую чашку и – с сожалением – только что начатый новый кусок хлеба. Поднялся.
– Где в Балтийске комендатура? – спокойно спросил моряк, расслабленным жестом сцепив пальцы перед собой в «замок».
– Недалеко от гражданской пристани, метров сто, пожалуй. Справа музей, маяк, гостиница моряков. Слева через пару кварталов – флотская санэпидстанция.
– Угу, – мичман кивнул. – А что такое «Золотой якорь»?
– Это как раз та гостиница и есть. У самого причала, справа от того, где катер на косу ходит. За ней, наискосок, площадь с памятником погибшим. А про «Голубую устрицу» знаете?
– Нет. Слышал только.
– Это такое кафе на пляже.
– Ладно, ладно, это всё так, – это был майор. – Валерьич, ещё что-нибудь?
– На какой, ты говоришь, косе был?
– На Балтийской. «Бе-12», противолодочные торпедоносцы и пэ-эс-эс.
– Как командира части звали? – это спросил уже особист. Разговор, судя по всему, превращался в перекрёстный допрос.
– Полковник Скрипак. Имя-отчество не помню.
– Фамилия начальника штаба?
– Не помню. Да и не знаю, – Николай пожал плечами.
– Что на косе у мола стояло? – это был уже снова мичман.
– Ну, если от города смотреть, то здание таможни – зелёное такое и деревянное, с флагом. Если глубже – то старый прусский форт, весь раздолбанный. Если совсем у моря – то там просто жилые дома. На холме – братская могила с войны, и пара отдельных, с обелисками. На мол остатки узкоколейки уходят, но они давно в бетоне.
– Ну, – немолодой мичман развёл руками, – я и не знаю. Всё верно. Про косу и я таких уж тонкостей не помню, так что…
– Тогда спасибо. Можешь идти, Семён Валерьич. Да, чаю не хочешь?
– Нет, спасибо, товарищ старший лейтенант. Я уж так.
Он ушёл и все снова повернулись к Николаю. На этот раз многие смотрели гораздо спокойнее и доброжелательнее, не было того наигранного насмешливого веселья, которое демонстрировалось сначала.
– Ну, что, парень, – особист поднялся со своего места и потянулся, похрустев суставами. – Один-ноль в твою пользу. Случайный человек попасть в Балтийск просто так не может – это до сих пор закрытый город, так что если тут и легенда, то качественная. Я бы и вчера тебя милиционерам отправил, но мне не понравилось, как вы на наши позиции вышли. За нами тут, знаешь ли, настоящая охота идёт, такие трюки в ходу, куда там цирку…
– А почему «меня» отправили бы? А что с Шалвой? Это парень, который со мной был, как его рана?
Старший лейтенант поморщился, несколько человек усмехнулись, потянувшись кто за чем, начав какие-то мелкие движения и переглядывания за столом. У бывшего студента, бывшего бригадира, и бывшего раба, только-только вроде бы окончательно решившего, что теперь-то уж точно всё будет нормально, снова нехорошо ёкнуло в груди.
– Он… жив? С ним всё в порядке? В чём дело-то?
– Да жив-то жив, но… Мы тут, понимаешь, решили, что он в вашей паре вроде твоего контролёра. Молодой, конечно, но… Рану ему доктор почистил да зашил, с этим всё нормально. Вколол там, что положено, – особист махнул рукой. – Но его, в отличие от тебя, серьёзно допрашивали. Видно же, что кавказец, – он исподлобья посмотрел на побледневшего Николая, уже снова стоящего.
– А что, по ране не поняли, что он с нами? Что, он не говорил, что у него русский паспорт, что он в Первом Меде учится, в Питере?
– Ты успокойся, парень, – старший лейтенант сделал руками жесты, который должны были означать не то «угасни», не то «садись». – Ничего с ним не случится. Отлежится, и как новый будет. Его и не били-то, просто поговорили. А рана – это, знаешь, дело наживное, сегодня есть, а завтра нет. Она ни нам, ни кому другому ничего не доказывает.
– Мне, господин старший лейтенант, прочесть вам лекцию о том, как выглядят огнестрельные ранения, наносимые при стрельбе в упор?
Последнюю фразу Николай сказал, вероятно, слишком грубо – но он был уже заведён, и на такие мелочи внимания не обращал.
– Я с самого начала вам говорил, и всем, кто меня слушал, что там ещё девять человек осталось. Кто их спасать будет? Сами, как мы? Почему нас никто не вытаскивал? Почему у студента-медика бок пулей разорван, а вы тут все сидите, как в бане? На моих глазах двоих убили! Двоих моих ребят, студентов! Они…
– Заткнись, сопляк.
Белобрысый поднялся со своего места одним плавным движением, раскручиваясь в полуобороте. В руке его был пистолет.
– Не тебе нас стыдить, что мы здесь сидим. И про двоих убитых ты нам не рассказывай, мы все побольше видели. Будешь права качать – не выйдешь отсюда, понял?
Туннель пистолетного ствола заглянул в лицо Николаю, но он не сдвинулся с места. Швырнуть ногой стул в лицо стоящего в двух метрах человека получается только у киноактёров.
– Спокойно. Георгий, опусти пушку. Николай, извинись. Ты не прав.
– Возможно, – дышать удавалось с трудом. – И даже наверняка. Но я так и не услышал, когда и как будут вытаскивать моих ребят.
Подошедший сбоку старлей-особист положил на его плечо руку, как тогда, в комнате для допросов, и после этого белобрысый и злой офицер убрал ствол, отворачиваясь.
– Слишком много не по делу хватаешься, – заметил ему даже не приподнявшийся из кресла майор, – Пора бы уже успокоиться. А тебе, парень, – он снова повернулся к Николаю, – На твой вопрос пока никто ответить не сможет. Даже если ты нам не врёшь, и всё действительно так и обстоит, вытащить твоих студентов не
