Фридрих Незнанский - Крайняя необходимость
— Вот черт, — помрачнел Ковалев. — Только не нужно мне портить настроение! Я и так вчера проиграл…
— Кто это — Гордеев? — напомнил Великанов. — Юрий Петрович, вы сказали?
— Тот самый адвокат, — объяснил Ковалев. — Знаменитый, между прочим, юрист. Узкий специалист по уголовным делам. С опытом работы в генеральной прокуратуре. Сейчас работает в Химках. В вашем родном городе. Неужто не знаете?
Великанов подумал и сказал:
— Я с ним не знаком. Меня защищал другой человек.
— Да знаю я про это, — с досадой махнул Ковалев. — Дело твое, тьфу, ваше дело, ваше, Сергей Сергеевич, — если хотите знать, мне даже доставляет удовольствие с вами цивилизованно общаться, — так вот, дело ваше я от корки до корки… а тут этот столичный жук на нашу задницу! Того и жди неприятностей! А?
— Почему?
— Как — почему? Как — почему?! Такой тип, как Гордеев, за здорово живешь в нашу тмутаракань… У него должен быть в этом ого-го какой интерес! Ну что вы молчите, Великанов? Вам действительно нечего мне сказать по этому поводу? Ладно, если вы тут ни при чем, давайте так договоримся. Вам же у нас неплохо живется, Сергей Сергеевич?
— Более-менее, — сдержанно сказал Великанов.
— Да еще учитывая ваш приговор и ваше преступление, а? — продолжал Ковалев. — У вас могли быть серьезные проблемы. Но их, к счастью, нет, верно? Надо отдать вам должное, вы сумели себя поставить так, как это мало кому удается, но… Согласитесь, без четкой работы лагерной администрации и…
— Можно короче? — попросил Великанов. — Я понял вашу мысль. Я многим вам обязан.
— Именно! Именно. Короче, так. — Тон у майора стал гораздо жестче, и иллюзия, что они разговаривают на равных, у Великанова мгновенно улетучилась. — Если поймете, что дело нечисто, что этот столичный хмырь Гордеев приехал копать под наше исправительно-трудовое учреждение — вообще, почувствуете что-то не то… ну, в общем, я должен обо всем знать.
— Гражданин майор, — возразил Великанов, — мне казалось, мы поняли друг друга, и уже давно.
— В смысле?
— Я не стану стучать.
— Куда стучать? — немедленно возмутился Ковалев. — Кому стучать?! На кого?! И вообще, Великанов, что у вас за выражения — стучать! Фу! А еще интеллигентный человек! Ну что вы говорите?! Стучит одна лагерная сволочь на другую. А мы о чем говорим? Мы говорим сейчас фактически как соратники, болеющие за общее дело. Понимаете меня? Мы с вами должны проявить корпоративную солидарность, как говорят сейчас в бизнесе, потому что мы, буквально мы с вами — майор Ковалев и заключенный Великанов, находимся в одной системе координат, в одной фирме, если угодно, и этот мутный Гордеев, заколачивающий сумасшедшие деньги на чужих несчастьях, — чужак, посланец внешних сил, который по своей воле с добрыми намерениями едва ли явится! — Ковалев перевел дух, вытер лоб и продолжил неожиданно жалобным голосом: — Ну в самом деле, что я вам школьные истины толкую, Сергей Сергеич? Вы все прекрасно понимаете, вы разумный человек, вы доктор, вы, как никто другой, знаете, как бороться за здоровье организма, как изводить микробов и так далее. Правильно?
Великанов молчал. Ему было не по себе. Кажется, только сейчас впервые за долгое время он почувствовал, насколько может быть опасен этот Ковалев. Он очень непрост, очень хитер, очень опытен, ему-то все это не впервой, ловушки расставляет на каждом шагу, и, кажется, деваться от него некуда. Почему же он раньше не принимал его всерьез? Впрочем, какая разница — что бы он, простой зэк, смог предпринять? А что он теперь может? Все то же, что и раньше, — помалкивать в тряпочку да следить за всем происходящим в оба, короче говоря, стараться уцелеть с минимальными потерями, что в данном случае означает не совершать больших подлостей.
Тут Великанов подумал, что ведь наверняка за его встречей с Гордеевым замначальника по оперативной работе будет следить — если не в режиме реального времени, то с помощью какой-нибудь записывающей аппаратуры. Сейчас этого добра в любой тмутаракани хватает. А раз так, то любые свидетельства его, Великанова, уже превращаются в пустую формальность — информация у Ковалева в любом случае будет. И значит, можно будет действительно все расска… Стоп! Что с ним происходит? Неужели ушлому майору все-таки удалось заразить его своей филерской, стукаческой философией? И он теперь уже заранее оправдывает свою последующую подлость?! Да не бывать этому никогда! Ему ли не знать, что такое передача информации одному лицу про другого?! Возможен только один вариант, когда это морально оправданно — если чьей-то жизни угрожает опасность. А он, Сергей Великанов, давал клятву Гиппократа, и для него это не просто формальная медицинская присяга, это кодекс поведения на всю жизнь.
— Правильно? — повторил Ковалев.
И Великанов кивнул. В конце концов, ему было уже просто интересно взглянуть на этого Гордеева, что это за столичная знаменитость такая и что ему от него нужно? Может, он сам прикатил в поисках какой-то информации? Мало ли любопытных людей встречал доктор Великанов в гражданской своей жизни!
Он встал.
На стене среди планов политинформаций и прочих учебно-воспитательных мероприятий висела журнальная вырезка, привлекшая его внимание, и Великанов не отказал себе в удовольствии прочитать ее вслух:
«Женщины, регулярно делающие своим любимым минет и глотающие сперму, на сорок процентов реже заболевают раком молочной железы. Это доказывает научное исследование, проведенное в Государственном университете Северной Каролины. В эксперименте приняли участие почти шестнадцать тысяч женщин в возрасте от двадцати пяти до сорока пяти лет, которые регулярно занимались оральным сексом последние пять — десять лет. Из них 6 246 глотали сперму, а 9 728 — не делали этого. Исследование показало, что те представительницы прекрасного пола, которые занимались оральным сексом один-два раза в неделю с проглатыванием эякулята, на сорок процентов реже заболевали раком молочной железы. Оральный секс без глотания спермы результатов не давал. Доктор Креймер из медицинской школы Джона Хопкинса, которая не принимала участия в исследовании, заявила, что полученные результаты позволяют отбросить последние предрассудки относительно порочности минета».
Великанов с интересом посмотрел на хозяина кабинета.
— Без комментариев, — предупредил майор Ковалев.
— Мне-то что, — пожал плечами доктор.
— Ладно, — сдался Ковалев. — Я специально эту фигню повесил. Хочу знать ваше профессиональное мнение. Думаете, все так и есть?
— Понятия не имею. Это же научная работа. Исследовательская. А я врач «Скорой». Чувствуете разницу?
— А, — сообразил Ковалев, — это как если бы сравнить меня и какого-нибудь опера, который носится по городу за мелкими жуликами?
— Ну примерно.
— Только ты тут не заливай насчет «Скорой»! — громыхнул вдруг Ковалев кулаком по столу. — Ты, сидя на зоне, умудрился статейку в газету тиснуть! Про браслетики!
— Ну исследование-то я еще на воле проводил, — сказал Великанов, — просто там времени не было систематизировать данные, и вообще…
— Вот и цени условия! Свободен.
4В комнате для свиданий было пусто. Там стоял стол, диван, два стула. На столе лежали газеты. На зоне была библиотека, но Великанов давно туда не заглядывал — работы последнее время было много. Он взял газету, равнодушно полистал. Она была недельной давности, хотя какая, в сущности, ему разница? Для человека, изолированного от общества, и это свежие новости. Взгляд задержался на следующих строчках:
«Чтобы скрасить серые будни иностранным гражданам, приезжающим в Туркменистан за невестами, туркменбаши Сапармурат Ниязов придумал для них фискальную забаву — государственный калым. Теперь каждый заграничный жених должен внести в казну пятьдесят тысяч долларов за будущую жену. Тех, кого это не отпугнет, ожидает сюрприз поменьше — тысяча долларов на свадьбу (тридцать баранов по тридцать долларов за голову, спальный гарнитур за триста долларов, десять золотых колец для невесты и триста долларов — на прочие расходы). Гарантий возврата денег в случае развода, конечно, не предоставляется».
«Ну и дела, — подумал Великанов. — Все-таки, пока я тут сижу, в мире много чего интересного происходит. Удрать, что ли, в Туркмению, жениться на толстой туркменке и отказаться платить калым? В туркменской тюрьме я не сидел. А вдруг у них там пытки разрешены? Впрочем, если я отсюда удеру, тогда я стану рецидивистом, а это уже серьезно. Оно мне надо?»
Он положил газету на стол.
«А разве так — все несерьезно? — снова подумал Великанов. — Сидит себе человек за убийство двоих других человек. Доктор, самой профессией своей призванный не то что защищать, спасать чужие жизни!..»
Дверь открылась, и вошел высокий темноволосый человек лет под сорок. Не плотный, но явно крепко скроенный — это выдавал и широкий разворот плеч, и мощная шея, и перекатывающиеся под рубашкой бицепсы.
